Театра им. Евг. Вахтангова, и всегда срывали восторженные аплодисменты.
Мне вообще кажется, что все спектакли, которые шли у нас в ТЮМе, были лучшими – больше никогда не видел ни такую «Вестсайдскую историю», ни такого «Короля-Оленя». Когда меня ввели на эпизодическую роль с несколькими словами в «Короля-Оленя», я был совершенно счастлив!.. До сих пор помню и эти слова, и ту дрожь, которая охватывала меня на подмостках. Счастливое было время!..
И потом все было у нас очень серьезно – помню, что костюмы к «Королю-Оленю» нам шили в мастерских Театра им. Моссовета, декорации, кажется, там же изготовляли. Спектакль был совсем не такой, как обычно бывает в детских коллективах, – настоящий. И занимались мы по-настоящему: сценической речью, сценическим движением, этюдами. Все была основательно, глубоко...
Наташа приходила частенько и на наши занятия, хотя не должна была на них ходить, – она уже закончила школу, а по правилам Дворца пионеров только школьники посещали эти занятия. Но она любила приходить, потому что очень любила Евгению Васильевну и каждый час, проведенный с ней, считала для себя необходимым. И вот сидит она со своим вязанием, а мы делаем этюды. Вдруг Наташа встает и говорит: «Подожди, давай вместе, у тебя что-то не очень получается...» – и начинала заниматься вместе с нами... Я не могу сказать, что мы все очень дружили, – мы просто были спаяны общим делом, которое не просто любили, которому готовы были служить всю жизнь. И это было главное. Конечно, когда кто-то поступал или, как я, уходил в армию, отношения как-то прерывались, но лишь на время. Например, каждую вторую субботу сентября мы собирались у Евгении Васильевны – это была традиция, приходили абсолютно все, кроме тех, кого в этот момент не было в Москве. И Наташа всегда приходила. А мы обязательно ходили на ее учебные спектакли – мы своими умели гордиться! Помню ее во всех, пожалуй, студенческих работах – удивительным талантом она была наделена!.. А потом, когда я уже организовал свой театр и поставил «Беду от нежного сердца» (в которой она играла в Щукинском), она пришла и была совершенно покорена Виктором Авиловым, игравшим ее роль. Помню, мы долго сидели потом в какой-то пивной и говорили, говорили об этом спектакле.
У меня в театре она видела два спектакля – «Мольера» по пьесе М. А. Булгакова и шекспировского «Гамлета». Ей очень нравился Виктор Авилов, спектакли тоже понравились, она говорила потом со мной долго, взволнованно. А потом мы случайно встретились в Чикаго, где я тогда ставил спектакль, а Наташа приехала в составе какой-то делегации. Она была в Чикаго впервые, а в моем распоряжении была машина, и я был счастлив показывать ей город, ходить с ней по каким-то кабачкам. Мы много говорили тогда, вспоминали наш ТЮМ, Евгению Васильевну, хотя были уже совсем взрослыми и состоявшимися...»
Здесь же, в ТЮМе, настигла Наташу первая любовь, о которой и сегодня рассказывают все бывшие «тюмовцы». Журналистка Анна Велигжанина писала: «Актриса Валентина Шевченко вспоминает, что Наташа Гундарева и Владик Долгоруков были неразлучны, Владик нежно ухаживал за хохотушкой Наташей. Вместе играли в спектакле „Король-Олень“ – Владик был Королем, и к нему приходила свататься героиня Гундаревой Смеральдина. По сюжету сказки Король отвергает ее любовь. А в жизни любовь Наташи отвергли... родители Владика. Узнав о серьезном увлечении сына, они даже приходили во Дворец пионеров и требовали на него повлиять. Грозили, что запретят сыну заниматься в кружке, а он с юности мечтал стать актером... Потом и Наташины родители высказались против их дружбы. Для Наташи и Владика это стало первой в жизни трагедией. Их любовь угасала мучительно долго. Поступив в разные театральные вузы, еще продолжали встречаться. Но постепенно студенческие заботы „засасывали“, и каждый устремился к своему актерскому будущему».
Все годы они виделись лишь на традиционных встречах «тюмовцев». «Однажды я заболела, – вспоминает Евгения Васильевна Галкина, – так они ко мне домой всей оравой приехали. Наташенька командовала на кухне. А потом вместе с Владиком они убирали квартиру».
Первая трагедия всегда переживается особенно мучительно и горько. Тем более что расстались молодые люди, что называется, не по собственному желанию, а под давлением родителей. Как бы то ни было, этот опыт лег в копилку Наташиной души и – кто знает? – может быть, пронзительная сцена Надежки из фильма «Здравствуй и прощай», одного из первых фильмов актрисы Натальи Гундаревой, и мудрость Дуси из «Осени» Андрея Смирнова в каком-то смысле выросли и из этой детской влюбленности и того яростного сопротивления, которое этой влюбленности сопутствовало...
Пришло время окончания школы. Надо было строить свою судьбу. И здесь мы сталкиваемся с двумя версиями о поступлении Натальи Гундаревой в Щукинское училище.
По первой из них быть актрисой Наташа вовсе не собиралась. Она считала, что может, как и ее мама, заниматься самодеятельностью «для души», имея при этом профессию инженера-строителя, как и Елена Михайловна. «Из десятого класса я ушла, разругавшись с одним педагогом, – рассказывала Гундарева. – Училась в вечерней, работала в КБ, занималась на подготовительных курсах. Решила стать строителем...» Необходимый трудовой стаж она зарабатывала в конструкторском бюро чертежницей. И в этом обнаружились ее незаурядные способности – за два года Наташа стала помощником главного инженера проекта. Успешно училась на подготовительных курсах МИСИ и начала успешно сдавать экзамены. Два самых трудных – математику и физику – уже сдала, когда внезапно «забегает приятель: „Неси документы к нам в Щукинское!“ Почему-то послушалась... Два года я работала в конструкторском бюро, занималась реконструкцией железобетонных керамических комбинатов. Главный инженер проекта, помощником которого я работала, и начальник отдела, куда я пришла еще учеником чертежника, говорили: „Наташа, зачем ты пробуешь поступать в театральный? Тебя здесь ждет замечательное будущее, у тебя инженерный талант“.
Каким образом я все-таки решила пробовать в театральный, что случилось? Просто захотелось попробовать свои силы».
Елена Михайловна в это время была в отпуске, и Наташа подала заявление в Щукинское училище: «В „Щуке“ на одно место было 247 человек. До сих пор не пойму, как меня допустили к третьему, последнему туру творческого конкурса...
Одна мысль сверлит: надо сделать что-то невероятное, чтобы произвести впечатление на комиссию.
Гардероб у меня был невелик. Надела платье, усыпанное голубыми цветами. Стала похожа на необъятную цветочную клумбу: куда ни кинь взор, везде, до горизонта – я. Завилась, накрасила ресницы, брови, щеки, губы. Посмотрела на себя в зеркало: «Черт побери, только так и врежешься в память!» Иду по улице, и вдруг дождь. Такого дождя в Москве, по-моему, вообще до этого не бывало. Потоки воды смыли мои кудри, мои щеки и, как мне казалось, даже цветы с платья... Вот в таком виде, в прилипшем к телу платье, я вошла в училище. И с тех пор я всю жизнь так делю: до Дождя и после Дождя.
Дожидаюсь, пока меня вызовут. Смотрю – ребята вокруг красивые, девочки все стройные, а я между ними – как мокрый шар. Вызвали, вошла в аудиторию. За столом артисты-вахтанговцы, лауреаты, доценты, профессора... Пауза была долгой. Они о чем-то совещались, потом один театральный патриарх сказал нежно: «Нам понравилось, детка, как вы читали. Но и мои коллеги, и я никак не можем понять, как вы движетесь...»»
Кто знает, как бы решилась судьба Гундаревой, если бы один из педагогов не сказал своим коллегам, что чертики в глазах девушки куда важнее ее полноты – они придают обаяние будущей актрисе, помогают заметить ее живой и подвижный ум. Коллеги согласились и проголосовали «за»...
Так она была зачислена на курс, которым руководил Юрий Васильевич Катин-Ярцев – замечательный мастер Театра на Малой Бронной, вдумчивый и требовательный педагог. На свой курс он отобрал в числе других Наталью Варлей, Константина Райкина, Юрия Богатырева...
По второй версии, изложенной Анной Велигжаниной в статье, опубликованной «Комсомольской правдой», все складывалось иначе.
«Гундареву в актрисы брать не хотели. „В первый год Наташа не поступила в Щукинское, – рассказывает Евгения Васильевна. – Экзаменаторам не понравилась ее полнота, одна дама заявила с апломбом: вы сначала похудейте, а потом приходите! Что с вашей фигурой дальше-то будет... Но это же глупость! Да, Наташа с юности была полненькая, но свою полноту она носила с легкостью, порхала на сцене! А предпочтение отдали длинноногим раскрасавицам, которых и брать бы не надо! Наташа расстроилась и пошла работать в КБ. Уставала очень, но играть в наш театр по вечерам приходила. А на следующий год на вступительный экзамен должна была прийти великая Мансурова, вся тонюсенькая! И, говорят, полноватых девушек не жалует. Так Наташа выучила ее монолог, с которым Мансурова блистала в театре! 'Я поставила
