это я виноват, что ты давно такой не была.
Вилка задрожала у нее в руке и звонко стукнулась о тарелку.
— Луис, прошу тебя, не надо сегодня. Нам придется об этом поговорить, но только не в день моего рождения. Не будем его портить. Расскажи, что там, в Лондоне. Разрешились недоразумения с английскими покупателями?
Луис стал рассказывать ей о путанице с накладными и как в конце концов удалось отыскать партию вина и отправить ее в Гуль. Она слушала и мало-помалу успокаивалась. У него был такой голос, что, читай он телефонный справочник, его все равно было бы приятно слушать.
— Но почему мы все обо мне да обо мне? — Он отодвинул тарелку, налил себе вина. — Как ты? Нравится тебе в «Герреро»?
— Работу я люблю… — Она провела пальцем по краю бокала.
— Но?
— А почему должно быть «но»?
— Тон, жест, грусть в глазах — я ведь все вижу, guapa!
— Люди. Наверно, они никогда не захотят меня принять… Вообще-то я говорю ерунду. Стерпится — слюбится…
— Я тоже полагаю, что все будет в порядке.
— Сеньор Хименес тебе ничего не говорил?
— Он говорит со мной о работе, докладывать о каждом твоем шаге я его давно уже не прошу.
— Кто такой сеньор Бекер?
— Он занимается делами фирмы «Кеведо». Ты ведь знаешь, что я полностью переключил внимание на «Герреро», так как это сейчас тяжелый объект… Да объясни ты мне все начистоту!
— Хорошо. Сотрудники «Герреро» пришли к заключению, что меня к ним «подсадили» как шпионку и что я тебе докладываю, кто плохо работает, кого надо уволить.
— Раньше я от тебя не слышал ничего подобного.
— Раньше они так не думали. Но сеньор Бекер объяснил высокому совещанию, что я твоя невеста.
По реакции Луиса Эмма поняла, что он ничего не знает о ситуации в «Герреро». Он ударил себя ладонью по лбу.
— Какой же я идиот! Я совершенно упустил из виду, что ты встречалась с Альфонсо. Идиот! Идиот! — Он продолжал ударять себя ладонью по лбу, а потом так вперился в пустую тарелку, словно она могла подсказать ему выход из положения. — Я не раскаиваюсь, что обманул дедушку, но, видно, судьба не перестанет никогда напоминать мне об этом… Так. Ты должна немедленно перейти на работу в «Кеведо». Люди там спокойные, работают с полной отдачей. Ты окунешься совсем в другую атмосферу.
Эмма покачала головой.
— Не убеждена, что в мире есть место, более для меня подходящее, чем то, где я теперь. Я понимаю, ты сейчас хочешь устроить как лучше для меня, но… Положим, ты сейчас уберешь преграды с моего пути — но чего же в таком случае я достигла сама? Чем мне тогда гордиться? Только ты не примысливай на этот счет ничего лишнего. Я не мазохистка и много бы дала, чтобы так не случилось. Но так случилось, и я не могу сразу сдаться. Иначе я просто перестану себя уважать.
— Вот так речь! — В его взгляде промелькнуло удивление.
— Получишь у меня, если будешь надо мной смеяться!
— Я над собой смеюсь, guapa! Над своими предрассудками, которые ты сокрушаешь с силой отбойного молотка.
— Так что же?
— А то, что я зря думал, будто мы полные противоположности. Не такие уж мы разные.
— Я бы, пожалуй, с этим поспорила!
— Успеем еще поспорить. А сейчас уделим внимание официанту. А то он уже лишние пять минут дожидается на солнцепеке.
— Вы еще не готовы к десерту? — Официант с опаской приблизился к их столику.
— Черт возьми, мы уже ничего не можем в себя вместить. Передайте шефу, что все было восхитительно. Мало кто может мне угодить, но он угодил. — Луис обернулся к Эмме: — Чашечку кофе? — Она замотала головой. — Тогда на прощание — по рюмке старого коньяка.
Она опять хотела отказаться, но официант уже принял команду и удалился для ее исполнения.
— Положим, я выдержу еще и рюмку коньяка, но вряд ли после этого сохраню работоспособность.
— Я отпущу тебя. У кого день рождения — работают полдня.
— Опять за свое? Нельзя меня отличать от других!
— Но что же сделаешь, guapa, если ты сама отличаешься от других? — Он шутливо поднял руки в жесте «сдаюсь». — Хорошо, я декретирую твое равенство со всеми. Могу даже вписать это в служебный регламент «Герреро». Как думаешь, прибавит мне это популярности? — Эмма так и не поняла, шутит он или нет. — Прекрасное общество, отличное угощение, и в заключение — замечательное возлияние. Чего еще можно требовать от жизни? — Он приблизил свою «пузатую» рюмку с коньяком к ее рюмке.
— Ты в хорошем настроении.
— В чудесном! Ты стимулируешь радость. Давно уже ланч не доставлял мне такого удовольствия.
— Мне тоже. — Она радовалась не одному угощению и красивому месту. Присутствие этого обаятельного и сильного человека ее просто окрыляло. Взгляд Эммы упал на куст розмарина. — А ведь я могла бы посадить что-то подобное и у себя на балконе, как мне раньше это не приходило в голову? — Она потерла лепесток между большим и указательным пальцами, чтобы выделилось масло. — Надеюсь, тут никто не будет в обиде, если я совершу маленькую кражу. — Столовым ножом она срезала небольшой отросток и, завернув в бумажную салфетку, положила себе в карман.
Луис захохотал.
— Когда Мария к тебе соберется, я пришлю с ней таких черенков сколько хочешь.
— И ни один не будет лишним. — Смех его стал еще заливистее и звонче. — Что тебя так веселит?
— Ты, Эмма! Прошу тебя, никогда не становись другой!
Начни кто-нибудь еще открыто, пусть и добродушно, смеяться над ней, она бы непременно обиделась. Но в его темных глазах было теперь столько заботливой теплоты, что она лишь улыбнулась.
— Что ж, пойдем, пожалуй! — Она услышала в его голосе нотку сожаления.
— Можно еще оглядеться здесь на прощание? Всего минутку!
— Конечно, побудем еще. Неужели я стану сегодня тебя торопить?
Он остался сидеть, пока Эмма бродила между кустами и восторгалась тем, как на таком маленьком участке сумели рассадить столько разнообразной флоры.
— Ну вот, я готова.
Она оперлась на обвитую плющом колонну и еще раз глубоко вдохнула в себя аромат сада. Веки ее были опущены. Она хотела, чтобы впечатления дня глубже оттиснулись в уме. Когда Эмма открыла глаза, она встретила взгляд Луиса.
— Красавица! — прошептал он. Его глаза напоминали теперь темные, заколдованные омуты, затягивающие ее в свои опасные глубины.
— Луис, я…
Его поцелуй заставил губы Эммы раскрыться. Трепет предвкушения прошел по ее телу. Почему больше никто, кроме Луиса, не мог сотворить с ней подобного? Она без сопротивления отдалась во власть волшебного поцелуя. Но он был недолгим. Луис со стоном оторвался от ее губ, еще продолжая сжимать тонкую талию девушки.
— Эмма, Эмма! — шептал он. — Ты понимаешь, что творишь со мной, guapa? — Она впервые осознала меру своей власти над ним. Но почему он остановился? — Пойдем!
У него был какой-то призрачный, почти отсутствующий взгляд, когда он взял ее руку и потащил ее за собой. Вино и ласки совсем расслабили ее, и она смиренно шла за ним. Один пролет лестницы, другой — и вот они еще в одном «висячем саду», на этот раз совсем маленьком, расположенном, похоже, на крыше
