сниться, но тут в гостиную вернулась Пола. Теперь на ней были шорты и широкая белая рубашка. Я с радостью заметил, что синяк на ее щеке практически исчез.
— Ты звонил сегодня «Анонимным алкоголикам»?
Соображать спросонья трудно, но, к счастью, у меня хватило ума ответить:
— Да.
— Когда они собираются?
— Ну вот в понедельник.
— Это самое раннее?
— Да.
Удовлетворившись моим ответом, Пола ушла на кухню. Сердце у меня колотилось как бешеное, и это заставило меня окончательно проснуться. Было неприятно, что пришлось врать, но я знал, как Пола расстроится, скажи я ей, что совершенно забыл про «Анонимных алкоголиков».
Пола вернулась из кухни и спросила, какой еды мне хочется — китайской или вьетнамской.
— Вьетнамской, — ответил я.
Она протянула мне меню вьетнамского ресторана. Я сказал, что буду цыпленка по-сайгонски, и она позвонила в ресторан, заказав для себя салат с жареной говядиной.
Положив трубку, Пола сказала:
— Хорошие новости: моя сестра родила.
— Мальчик, девочка?
— Мальчик.
— Здорово.
Настала долгая, неловкая пауза. Я думал о том, как здорово было бы завести детей и как сейчас далеки мы с Полой от того, чтобы даже говорить об этом.
Пола ушла в спальню и вернулась, только когда принесли ужин. Мы поужинали в столовой. Пола была немного разговорчивее, чем накануне, но наши отношения еще далеко не наладились.
Потом мы перешли в гостиную и посмотрели конец плохого телевизионного фильма. Пола напомнила мне, что на следующий день к шести мы идем к консультанту, и пожелала мне спокойной ночи. По ее тону было ясно, что о том, чтобы лечь в одну постель с ней, я пока могу забыть.
Потом, лежа один на диване, я пытался выполнить данное себе по пути домой обещание: забыть о существовании Майкла Рудника.
Я выключил телевизор, закрыл глаза и снова оказался в подвале дома Рудника в Бруклине. Я лежал под ним, на обтянутом черным винилом диване. Он был таким тяжелым, что я не мог дышать. Мое лицо было прижато к дивану, я плакал. А позже, в туалете, я с испугом глядел на испачканный кровью клочок туалетной бумаги.
Воспоминания оборвались, а я так и не мог вдохнуть полной грудью. Я открыл балконную дверь, но выхлопные газы от машин с Третьей авеню только усилили дурноту. Я опустился на пол, зажал голову между коленями и понемногу начал приходить в себя.
Я совсем забыл про туалетную бумагу. Теперь я вспомнил, как рассказал матери про то, что у меня из попы идет кровь, и как она сказала мне: «Не волнуйся, Ричи, наверное, вытер слишком сильно».
Я побоялся снова лечь на диван, чтобы не вспомнился еще какой-нибудь кошмарный эпизод, поэтому я сел в кресло и укрылся пледом. Всю ночь я не сомкнул глаз. Под утро, несколько одурелый, но вполне бодрый, я закончил продумывать план.
В семь утра, приняв душ и одевшись, я сидел на кухне и доедал мюсли. Позавтракав, я сунулся в ванную, где мылась Пола, и сообщил ей, что хочу пораньше появиться на работе и что прощаюсь с ней до вечера, когда мы встретимся в кабинете консультанта. Выходя из квартиры, я чмокнул Отиса в голову и сказал: «До вечера, приятель».
Утро было ясное и прохладное. Времени у меня было больше чем достаточно, а потому я шел не торопясь и добрался до работы, когда на часах еще не было восьми. Я шел по коридору к своему столу, как вдруг откуда-то сзади Боб окликнул меня:
— Ричард, можно попросить вас зайти ко мне на минуту?
— Конечно, — отозвался я.
Я развернулся и пошел за ним в кабинет. Его приглашение прозвучало подчеркнуто строго и официально, и я терялся в догадках, что ему не понравилось на этот раз. Моя работа вряд ли была под угрозой, потому что мне наконец удалось нарыть кое-какие перспективные направления.
Боб сидел за столом. Несколько секунд он молча рассматривал меня с видом расстроенного отца, потом сказал:
— Где вы были вчера?
— То есть как где? Я оставлял сообщение на вашем автоответчике — вы его не прослушивали? Я был нездоров.
— Значит, вы весь день провели дома?
Я кивнул. Боб улыбнулся и покачал головой. У меня было чувство, что я принимаю участие в розыгрыше, исход которого известен всем, кроме меня.
— Вчера утром Хайди видела вас на Мэдисон-авеню. Она сказала, что вы были в костюме и при галстуке. Вы что, бегаете по собеседованиям?
— Какая разница, где я был? — огрызнулся я.
— Послушайте, давайте говорить начистоту, ладно? Никого не обманывать и не пудрить мозги. Вы хотите работать на эту компанию или нет?
— Да, — ответил я.
— Тогда и поступайте соответственно. А то как получается: сначала вы не приносите никакой прибыли, потом начинаете изображать из себя больного, а сами ходите на собеседования…
— Я не ходил на собеседования.
— Тогда чем же вы занимались?
— Если вам обязательно нужно знать, я был у врача.
— Я вам не верю.
— Это правда.
— И что же с вами случилось?
— Понимаете, дело довольно деликатное… У меня геморрой.
— Геморрой?
— Да, и в очень тяжелой форме. Даже сейчас, сидя здесь, я испытываю страшные мучения.
— Знаете что, Ричард, — Боб по-прежнему был серьезен, — мне кажется, я с самого начала был с вами предельно честен, верно? За это вы могли бы по крайней мере отплатить мне тем же.
— Я не понимаю, в чем моя вина.
— Мне не хочется произносить длинных обвинительных речей. На самом деле мне совершенно все равно, есть у вас геморрой или нет. Суть в том, что мне в этой компании нужны менеджеры, которые хотят работать здесь и которые не позволят, чтобы личные проблемы помешали им выполнять свои обязанности. Я знаю, что вы расстроились вчера, когда для вашего проекта не нашлось людей, и еще раньше, когда вас выселили из кабинета, но такое случается. Вам просто нужно идти в ногу со всеми, показать характер. Вы получаете здесь совсем неплохие деньги — так докажите мне наконец, что вы стоите этих денег. Я не могу допустить, чтобы в отделе продаж были упаднические настроения. Такие настроения — болезнь, стоит одному подцепить ее, как не успеешь оглянуться, и вот уже вся компания больна. Я должен уничтожить заразу, пока она не пошла дальше. Это последнее предупреждение вам, Ричард. Не знаю, что творится у вас в голове, но надеюсь, что вы наконец начнете серьезно относиться к работе.
На это много что можно было бы возразить, но мне хватило ума промолчать.
Я вернулся за свою перегородку и просидел там весь остаток утра. Ровно в двенадцать я отправился обедать, хотя еда волновала меня теперь меньше всего. Захватив с собой портфель, я сел на поезд линии «Д» и доехал до универмага «Мейси» на Тридцать четвертой. Я поднялся на девятый этаж и попросил продавца подобрать мне готовый парик. Прямые грязновато-блондинистые патлы закрыли уши. Посмотрев в зеркало, я с трудом узнал себя. С другой стороны, с накладными волосами я смотрелся не то чтоб уже
