— Больше так не делай.
— Господи, я же сказала уже — извини.
— И где ты была?
— А ты где был?
— На улице. Гулял… и думал.
— Ну вот и я тоже — гуляла и думала.
— Ну ладно, ладно, извини, — примирительно сказал я. — У меня трудное время — может быть, из-за того, что я не пью. Но теперь я стал другим человеком — сама увидишь.
Пола посмотрела на меня как на чужого.
Наконец она произнесла:
— Увидимся утром. — И пошла в спальню.
Хотя большую часть ночи я пролежал на диване без сна, в половине седьмого я чувствовал себя свежим и бодрым. Я прокрался на цыпочках в спальню и, стараясь не будить Полу, переоделся в шорты и футболку, раскопав на самом дне своего шкафа найковские кроссовки.
Было прекрасное весеннее утро — яркий солнечный свет, мягкий нежный ветерок. Перед зданием я размялся, уделив особенное внимание застоявшимся подколенным сухожилиям, а потом медленно побежал в сторону Центрального парка. Через несколько кварталов я запыхался, и мне пришлось перейти на шаг.
В парке я пробежал трусцой примерно с четверть мили вдоль главной аллеи, а на подъеме снова стал хватать ртом воздух. Кроме того, у меня заболел живот и опять начали давать знать о себе волдыри на ногах, хотя я и заклеил их целой кучей пластырей. Я немного передохнул на лужайке и отправился домой.
Мой первый день занятий, конечно, нельзя было признать особенно успешным, но это, по крайней мере, был старт. На Лексингтон-авеню я зашел в магазин и купил фруктовый салат и обезжиренный домашний сыр. С сегодняшнего дня я начну следить за собой — перестану есть всякую дрянь и буду ходить в спортивный зал.
Дома за завтраком я читал воскресный выпуск «Таймс». Покушение на убийство в Принстоне заняло всю третью страницу в разделе «Городская жизнь». Я не мог удержаться от смеха, прочитав, что полиция не исключает связь между этим преступлением и войной между бандами подростков в одной из средних школ Трентона.
Я стал читать другие новости, и тут в столовую вошла Пола в ночной рубашке.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила она.
— Я чувствую себя отлично. А что?
— Ты ешь на завтрак фрукты, — пояснила она. — А ведь ты никогда не ешь на завтрак фруктов.
— Я же тебе сказал — я теперь другой человек.
Она подозрительно взглянула на меня и ушла на кухню. Я понимал, насколько странной должна показаться Поле такая резкая смена настроений. Вчера ее муж в подавленном состоянии пролежал весь день на диване, а сегодня он ведет себя как Джек Лa Ланн.[6] Решила небось, что у меня развивается маниакально-депрессивный синдром.
Большую часть дня Пола изо всех сил старалась меня не замечать. Сначала она взяла свой ноутбук и ушла работать наверх, потом отправилась по магазинам.
Я тем временем тоже решил поработать. Войдя в офисную сеть, я повозился с несколькими проектами, которые мне нужно было представить на следующей неделе. В Интернете я нашел расписание ближайшей встречи «Анонимных алкоголиков» — завтра вечером, в церкви на Семьдесят девятой улице.
Около четырех я вышел в цветочный магазин на Второй авеню и купил букет из двадцати роз — красных, белых и розовых. Когда я вернулся домой, в прихожей горел свет: Пола была дома. Я прошел на кухню и увидел ее — она стояла перед открытым холодильником. Она повернулась и взглянула на меня, но на цветы никак не отреагировала. Потом достала из холодильника бутылку минеральной воды.
— Это тебе, — сказал я.
— Вижу. Спасибо.
Она налила стакан воды, быстро выпила, потом прошла мимо меня по направлению к спальне.
— Если хочешь, мы можем пойти куда-нибудь поужинать.
— Хватит, — сказала она, резко развернувшись ко мне. — Хватит, ладно? Я осталась здесь, но это не значит, что я готова жить дальше, как будто между нами ничего не произошло. Ты таких дров наломал, что какие-то сраные цветы вряд ли исправят дело.
Она твердым шагом ушла в спальню и захлопнула за собой дверь.
Из шестичасовых новостей я узнал, что Майкл Рудник умер. В коротком сообщении говорилось, что ночью его состояние внезапно ухудшилось и около четырех часов дня он скончался — примерно тогда я как раз покупал Поле цветы.
Сначала новость расстроила меня, и не потому, что Рудник умер, — мир только выиграл от того, что одним мерзавцем стало меньше, — а потому, что мне нравилось представлять, как всю оставшуюся жизнь Рудника будет мучить боль и постоянный страх, что я снова на него нападу. Но скоро я свыкся с этой новостью и стал думать, что то, что Рудник прожил чуть больше суток, а потом все-таки умер, для меня самый лучший вариант. Если бы он умер прямо там, на стоянке, мне наверняка пришлось бы отвечать на вопросы полиции, может быть, меня бы даже арестовали. Но Рудник направил полицейских искать мифического подростка, и поэтому я почти стопроцентно выходил сухим из воды.
Во время ужина Пола по-прежнему не разговаривала со мной. Несколько раз я пытался завязать разговор, но она упрямо смотрела в свою тарелку, делая вид, что меня нет.
Наконец я не выдержал:
— Завтра вечером я иду на собрание «Анонимных алкоголиков».
— И что дальше? — Она по-прежнему сидела уткнувшись в тарелку.
— Ну и я думал… я думал, что ты обрадуешься.
Она проглотила кусочек куриного чоу-фан, потом сказала:
— Хорошо, но радоваться особенно нечему.
Утром в понедельник, когда я отправился на работу, шел сильный дождь. На углу Сорок восьмой и Парк-авеню порывом ветра мне сломало зонт, и пока я добрался до своего офиса, вымок насквозь, но настроения мне это не испортило.
На моем автоответчике было одно сообщение — от Дона Чейни, ИСМ-менеджера, которому мы не смогли помочь с сервером на прошлой неделе. Чейни сообщал, что его финансовый директор одобрил посланное мной предложение по проекту более масштабного и более выгодного сотрудничества и что он получил его согласие. Он собирался сразу же отправить мне факсом подписанный контракт. Скоро я уже стоял у факса — и в самом деле там меня ждал контракт.
Оторопев, я таращился на листок бумаги по меньшей мере минуту. Сколько долгих месяцев я рвал пупок, безуспешно пытаясь заключить сделку, — а сейчас вот буквально палец о палец не ударил, и она приплыла ко мне на блюдечке.
Я пошел в кабинет к Бобу Гольдштейну. Он сидел за столом и читал газету.
— Вас что, не научили стучать? — сказал он, даже не взглянув на меня. Я положил перед ним факс и стал наблюдать, как по мере чтения его лицо все шире расплывается в улыбке.
— Вот молодчага! — Он поднялся, чтобы пожать мне руку. — Видали? Я был уверен, что у вас получится. Мои поздравления,
Слух о моей сделке быстро распространился по фирме. В течение следующего получаса несколько человек остановились у моего стола меня поздравить. Среди них — финансовый директор Мартин Фрейден и директор по маркетингу Алан Верцберг.
