мысли все время возвращались к злополучному письму.
Пола пришла в спальню и легла рядом. Она нежно поцеловала меня в лоб и спросила:
— Как ты себя чувствуешь?
— Получше, — соврал я.
— Это хорошо, я рада.
Она принялась рассказывать мне о своем дне, о новом проекте, над которым сейчас работала. Я едва слушал ее, но одновременно не забывал поддерживать разговор, вставляя, где нужно, «верно», «правда» и «здорово».
Потом неожиданно кокетливо Пола сказала:
— Можем начать пробовать на следующей неделе.
— Начать пробовать? — рассеянно переспросил я. — Пробовать что?
— Сделать ребенка.
— Прости, — сказал я. — Я забыл. Нет, не забыл — просто не расслышал, что ты сказала.
— Что случилось?
— Ничего. Просто устал, вот и все.
Пола обняла меня, и мы замолчали. Мне не хотелось таиться от нее, и я чувствовал себя паршиво. Мне хотелось рассказать ей всю правду, и про убийство тоже. Если она любит меня так, как, я думаю, она меня любит, она меня поймет.
— Это неправда, — сказал я, чувствуя, как кровь приливает к лицу.
— Что неправда?
— Я не просто устал — кое-что случилось. Важное.
— Что?
Я колебался.
— Ну?
— Мне вроде как предложили пойти на повышение. — И я рассказал ей о своем разговоре с Бобом и Аланом. Она ответила, что страшно гордится мной, и предложила пойти поужинать, чтобы отметить это событие. Я сказал, что сегодня не в настроении куда-то идти, а кроме того, праздновать пока еще нечего.
Вечер перед выходными мы провели дома, у телевизора — заказали фильм по платному каналу. Я не мог сосредоточиться на сюжете и где-то посередине заснул. Ночью я несколько раз просыпался с мыслью о том, что будет, если эта история получит огласку. Газеты, радио и телевидение обожают, когда самые обычные люди вроде меня оказываются убийцами. Такой сюжет вполне может попасть и в главную программу новостей, и я представил себе, как об этом узнают мои родители. Мой отец настолько занят собой, что, пожалуй, поогорчается пару дней, а потом забудет. Но для мамы это будет страшным ударом. Она, наверное, всю оставшуюся жизнь проведет в церкви, моля Христа о прощении.
В субботу Пола отправилась в «Блумингдейл», а я пошел в спортивный клуб. У меня не было сил поднимать тяжести, поэтому я несколько минут покачал пресс. После этого я отправился в сауну, надеясь, что там смогу расслабиться. Увы, потение только усилило мой стресс, вдобавок у меня стало чесаться все тело.
По дороге домой, когда я шел по Второй авеню, я увидел припаркованный черный «фольксваген». За рулем сидел рыжий парень. Я вспомнил, как вчера мне показалось, что рыжий тип, шагавший за мной, — переодетый полицейский. Я не мог с уверенностью сказать, тот ли это человек или нет, но он вполне мог оказаться им. Я остановился и стал смотреть на него, но он так и не взглянул в мою сторону. Из пиццерии вышел человек, держа в руках коробку с пиццей, и сел в машину. Рыжий нажал на газ.
Вечером я почувствовал, что не могу больше сидеть в квартире, и мы с Полой отправились в мексиканский ресторан. Когда мы вернулись, звонил телефон. Я поднял трубку, но никто не ответил. Я вспомнил, что то же самое несколько раз повторялось на прошлой неделе. Я спросил у Полы, были ли еще такие звонки, и она сказала: «Может, один-два раза». Я подумал, что звонки могут быть как-то связаны с тем мэйлом. Когда Пола ушла в спальню, я перенес телефон в гостиную и набрал «*69» — меня автоматически соединили с тем, кто только что звонил. Женщина — судя по акценту, пуэрториканка — сказала «алло», и я положил трубку, чувствуя себя идиотом.
На следующий день мы с Полой взяли напрокат автомобиль и поехали в Вестчестер. Мы проехали по двум чудесным маленьким городкам Скарборо и Хармон, на несколько километров выше по Гудзону, чем Территаун. Затем, просто так, от нечего делать, мы остановились у агентства недвижимости и попросили показать нам дома, выставленные на продажу. Те, что мы увидели, были большими и просторными, с внушительными спальнями и огромными участками. Один из домов был до жути похож на тот прекрасный загородный дом, который я на днях рисовал в своем воображении, и от этого делалось не по себе. Грустно было ходить с Полой по комнатам, говорить о том, где будет детская и куда мы поставим обеденный стол, и все время думать, что меня, скорее всего, посадят в тюрьму. Я пожалел, что вообще согласился смотреть дома.
Когда мы ехали назад по автомагистрали имени Генри Хадсона, на подъезде к мосту Джорджа Вашингтона я заметил в зеркальце черный «фольксваген-жучок». Мне показалось, что у его водителя рыжие волосы, хотя твердой уверенности не было.
— Ты раньше видела эту машину? — спросил я.
— Какую машину?
— Вон ту, сзади нас. Черный «жучок».
Пола обернулась назад, потом спросила:
— Нет, а что?
— Ничего.
Я сбросил скорость и дождался, пока «жучок» перестроится во второй ряд и обгонит нас. Я взглянул на водителя — это была женщина с волосами цвета лежалой соломы, — она тоже бросила на меня беглый взгляд и снова стала смотреть на дорогу.
Мне представилось, что Майкл Рудник надо мной смеется — точно так же, как он смеялся, когда гонялся за мной вокруг теннисного стола.
Мы вернули машину, и я вывел Отиса на прогулку. Вечер был теплый и душный. Вернувшись, я долго стоял под душем. Пока ледяные струи разбивались о мою голову, я стоял и напряженно думал.
Глава шестнадцатая
На следующее утро в девять часов я ворвался в кабинет Стива Фергюсона и заорал:
— Ах ты, сволочь!
— Какого черта? — сказал Стив, как будто и понятия не имел, о чем речь. Он сидел за столом и пил кофе.
— Слушай, я знаю, что это ты, но этот номер у тебя не пройдет. Так что лучше тебе признаться.
Он начал улыбаться своей скользкой, фальшивой улыбкой.
— Давай-ка поспокойней, Ричи, — сказал он. — Это моя первая чашка кофе сегодня, и…
Я подошел ближе к столу и, чтобы дать ему понять, что не шучу, смахнул на пол какие-то бумаги.
— Эй, — на этот раз он встал, и мы оказались лицом к лицу, — что с тобой такое, черт возьми?
— Я не понимаю подобных шуток, — говорил я, на каждом «п» брызгаясь слюной. — Может, ты думаешь, что мы тут слегка соревнуемся? Стоит только выбить меня из колеи, как я перестану заключать договора, и тогда Боб с Аланом, может быть, отдадут эту должность тебе? Так вот, ничего не выйдет — сколько бы мэйлов ты мне еще не послал.
Теперь он уже не улыбался.
— Мэйлов? Что за… У тебя что, совсем крыша поехала?
Я вышел из его кабинета, громко хлопнув дверью. Бросив портфель с бумагами возле своего закутка, я прошел в ванную. В зеркале над раковиной отразилось мое лицо, и я заметил под глазами набрякшие мешки.
