Глава 7
Я очнулся на полу камеры. Было темно, башка болела. Я с трудом поднялся и сел, пол навалился и опрокинулся… Я тут же растянулся снова…
– Мэй, сука… – Кажется, я прошептал это, еще не успев ни о чем подумать.
Я не сразу вспомнил, что произошло, а когда вспомнил, готов был грызть камень и железную койку в камере. Не говоря уже о решетке! Ну что ж, Мэй сдержала свою клятву. Она обещала посадить меня на минус седьмой уровень, и она таки меня посадила.
Вот же синь! Значит, она с самого начала работала на Архитектора. И эта перестрелка на моей заправке – всего лишь дешевый спектакль. Возможно даже, тот парень, которого я сжег, был нанят тем же Архитектором или стражами. Никто не предполагал, что я вмешаюсь так резво. Я мнился им пешкой в руках, я должен был создать команду и выбыть из игры. Меня не сочли достойным. Меня и Макса – теперь я был уверен, что исчезновение Макса – дело рук Мэй и ее сообщников. Лейтенант с самого начала была против Макса. Значит, она держала на примете другого Разрушителя.
Ловко… Я собирал команду, а тем временем Архитектор сидел в тюрьме, и все считали его погибшим. Якобы погибшего никто не принимал в расчет…
Синь! Вечная синь! Да чтоб им туда провалиться и не всплыть! Как же я в тот миг их ненавидел. Кажется, даже больше, чем Бульдога. Но еще больше я ненавидел себя – за свою глупость и тупость. Как я не понял все сразу! Не разглядел! Не раскусил!
Ада… Она у них? Или с ними? Скорее всего, с ними – ведь ее привела Мэй.
А я… О боги синевы! Мой кристалл… Я оставил его у Охранника. То есть у Ады… Ха-ха… Я оскалился и даже попытался рассмеяться. Уже не мой кристалл…
Ладно, хватит. Я оперся на липкую грязную койку и поднялся. Встал, шатаясь. Дверь была прикрыта, и ее удерживало что-то, но не замок. Я уже говорил, что почти все засовы в тюрьме держатся лишь силой Пелены. Когда закон падает, они отпираются, хотя и не сразу, а по уровням. Первыми падают самые слабые – на камерах мелких жуликов и воришек минус первого и минус второго уровней, потом следует черед третьего уровня – грабителей. Третий, четвертый уровень… Точно тюремную иерархию я не знал, но на седьмом уровне сидели те, кто пытался манипулировать его величеством законом, те, кто разрушал Пелену. Вот здесь имелись еще и автономные механические запоры. К счастью, Мэй милостиво не воспользовалась таким замком. Она разрешала мне выйти.
Я попытался открыть дверь. Снаружи что-то мешало. Скорее всего, это была выломанная из соседней камеры кровать, которой подперли дверь, – ничего более подходящего Мэй и Архитектор отыскать не могли. Странно, почему она меня попросту не прикончила? Видимо, потому, что всегда питала ко мне некоторую слабость. Посему всего лишь оглушила и бросила здесь. Предварительно прихватив мой рюкзак и очистив карманы – исчезли футляр из черного дерева с надписью «Леонардо», то бишь моя оправа, кресало, бумажник (вот же сука, а еще страж!) и даже моток моих «кружев» – хотя Мэй они без надобности, а мне бы дали шанс уцелеть. Ну, спасибо, не забуду до следующего падения Пелены!
С третьей или четвертой попытки я сумел все же отодвинуть кровать (я не ошибся насчет преграды) и выбраться в коридор.
Можно было бы рвануть наверх, попытаться догнать моих «друзей» и остановить. Но Мэй хорошо так приложила меня по башке – и я провалялся в отключке не менее часа.
Окажись я на самом деле за Вратами Печали заключенным – и тогда бы я не испытывал такого отчаяния. Я потерял оправу – а без нее невозможно поднять волну. Я потерял кристалл и всю свою команду… Я потерял столько времени, когда пришел черед действовать! Для того чтобы добиться успеха, хаос дает не дни и годы, а минуты и часы. Упущенные, они ложатся камнями на душу. Тоска охватывала меня, как мороз раздетого человека в зимний день на улице, и я опускался, как по лестнице, все ниже и ниже, марш за маршем, на самое дно отчаяния. Там, внизу, я догадывался, должен быть выход. Но я не хотел открывать эту дверь. Во всяком случае, пока…
Однако мысли в голову лезут совершенно тюремные. Что и неудивительно – я же в тюрьме.
Остаться здесь, не выходить… В конечном счете – это самое безопасное нынче место. Бандиты и стражи покинули подземелья, грабители сюда не сунутся. А когда Пелена вновь опустится на город – вот тогда и выйти… я почти не сопротивлялся и готов был уже принять это решение. Надо было всех сюда пригласить – Кролика, Макса, Полину. Полина… Опять уксусом окатило душу и заставило тело передернуться.
«Будьте самим собой и не впадайте в уныние», – будто наяву услышал я голос Графа.
Ты тупой неудачник, Феликс! Почему ты опять воешь от бессильной злости, сидя на сломанной кровати в разгромленной тюрьме? Никто пока еще не добрался до Двойной башни и не соткал свой покров. Значит, есть за что побороться. Разве тебе не жаль своих людей? Раз ты собрал команду, ты не должен опускать рук! Да пусть хоть трижды Архитектор встал бы у тебя на пути! Граф бы не сдался.
Я еще раз осмотрел карманы. Увы, Мэй забрала все, даже маленький заправленный концентратом фонарик и складной нож. На мое счастье, Мэй оставила мне мою куртку. А это уже немало. Я направился к единственной горевшей на этаже лампе, снял куртку и, привалившись к стене, принялся выдергивать белые нити простежки на подкладке. Разумеется, это были не нитки, а мои «кружева» – черви синевы. Мэй слишком торопилась и не разглядела этой уловки.
Я выдергивал червячков аккуратно, стараясь ни одного не порвать, и в конце концов скатал из них небольшой комок. Вполне достаточно, чтобы уничтожить любого, кто встанет у меня на пути. Потом я наспех осмотрел камеры. Огальт-Медведь уже исчез, как и трое других, что прежде были здесь заперты. На седьмом уровне не нашлось ничего путевого – непокорные отщепенцы убрались отсюда, не оставив мне жалких даров.
Приставив к стене разломанную кровать, я после третьей попытки добрался до единственной настенной лампы и сорвал ее. Концентрата было на треть баллона. Ну что ж, этого вполне хватит, чтобы подняться наверх и даже поджечь кого-нибудь по дороге. Если придется.
Но, вместо того чтобы двигаться наверх к выходу, я стал спускаться. Минус восьмой уровень. Коридор убийц. Я прошел его до конца. Вдруг Макс все же здесь?
Двери камер были открыты, никого внутри не обнаружилось – убийцы отправились убивать.
Я вернулся на лестницу. И опять пошел вниз. Все ниже и ниже, проверил минус девятый уровень и опять никого не нашел. Наконец я миновал последний марш и остановился. Я очутился на минус десятом уровне. Передо мной была открытая решетка, а дальше следовали камеры-колодцы, камеры-убийцы. Именно в такой камере несколько дней провел Кайл. Потом его выпустили. Но большинство отсюда никогда не выходит – они умирают в этих смрадных казематах. Так говорил Граф, а я верил ему и не верил. При всем моем уважении к Графу здравый смысл отвергал подобную чудовищную бездушность. Но прежде у меня не было шансов проверить его слова, разве что самому загреметь в такую камеру. Хаос хорош еще одним: в эти дни открываются многие тайны из тех, что держала под своим покровом Пелена.
Кто знает, быть может, Макса запихали именно сюда. И еще я просто должен был узнать, что все рассказанное правда. Граф говорил мне – и не раз, – что его сына Кайла держали на минус десятом уровне. За что? Обвинение даже не было сформулировано. Сначала арестовали, потом выпустили. Якобы за манипуляцию с кристаллами. Граф считал – за несколько страничек текста, за стихи. Стихи о синеве. И еще какие-то формулы. Кайл делал расчеты по просьбе Графа.
Я двинулся по коридору.
У камер-колодцев не было дверей – лишь решетчатые люки в полу – сюда опускали заключенных, чтобы они стояли вертикально дни и ночи, на мерзком осклизлом полу, пока не умрут. Я заглянул вниз. Колодец был так тесен, что лечь в этой дыре ни за что не получилось бы, даже свернувшись калачиком. Терпеть не могу минимализм, особенно в архитектуре. Что меня поразило – так это синеватое свечение решеток. Невероятно! Пелена пала и с ней все замки, и только здесь на решетки по-прежнему подавалось напряжение, чтобы несчастные узники не могли их открыть.
Я стал проверять все люки один за другим – одни пустовали, в других я видел заключенных внизу, но они не подавали признаков жизни и больше походили на куколок огромных насекомых. Видимо, они умерли
