– Скорее, – проговорила я и бросилась вперед открывать дверь. Мужчины подняли старушку наверх в ее комнату и переложили с матраса на кровать.
– Можем ли мы что-нибудь сделать для тебя, Руби? – спросил Рауль.
– Нет, я позабочусь о ней сама, спасибо.
– Поблагодари ее еще раз за нас, – сказал Рауль. – Моя жена что-нибудь пришлет утром, и мы заедем узнать, как миссис Ландри.
Я кивнула головой. Они уехали. Я сняла туфли с бабушки и помогла ей раздеться. Она была будто одурманена чем-то, едва открывала глаза, еле двигала руками и ногами. Думаю, она не понимала, что я укладываю ее в кровать.
Всю ночь я просидела рядом с бабушкой, ожидая, что она проснется. Она несколько раз стонала, но не просыпалась до утра. Я почувствовала, как она толкает мою ногу: я заснула на стуле.
– Grandmere, – вскрикнула я, – как ты себя чувствуешь?
– Все в порядке, Руби. Просто слабость и усталость. Как я попала домой и оказалась в кровати? Что- то ничего не помню.
– Мистер Бальзак и его сын Жан привезли тебя в грузовичке и внесли наверх.
– А ты сидела всю ночь и караулила меня?
– Да.
– Ты моя бедняжка, – с трудом улыбнулась она. – Я пропустила твою джамбалайю. Она была вкусная?
– Да, Grandmere, хотя я слишком волновалась за тебя, чтобы поесть как следует. Что случилось?
– Напряжение от того, что мне пришлось сделать, думаю так. Этого бедного малыша укусила змея, но на ступне ноги трудно было увидеть ранку. Он бегал босиком по болотной траве и, очевидно, побеспокоил змею, – сказала бабушка.
– Grandmere, но ты никогда не была до такой степени измучена после миссии исцеления.
– Со мной будет все хорошо, Руби. Пожалуйста, дай мне просто стакан холодной воды.
Я подала. Бабушка медленно выпила, а потом вновь закрыла глаза.
– Я только немножко еще отдохну, а потом встану, милая, – проговорила она. – А ты иди и что-нибудь поешь. Не беспокойся. Иди.
Я неохотно подчинилась. Когда я возвратилась наверх, бабушка снова крепко спала.
Перед ленчем она проснулась, но цвет ее лица оставался восковым, а губы синими. Она была слишком слаба, чтобы сесть без моей помощи. Мне пришлось приподнять ее, а потом она попросила помочь ей одеться.
– Я хочу посидеть на галерее, – объяснила бабушка.
– Сначала нужно что-нибудь поесть.
– Нет-нет, я просто хочу посидеть на галерее. Бабушка тяжело оперлась на меня, чтобы встать и пойти. Я еще никогда так за нее не боялась. Когда она откинулась на качалке, то выглядела так, будто вновь совершенно ослабела, но через мгновение она открыла глаза и слабо улыбнулась мне.
– Мне бы только выпить немного теплой воды с медом, дорогая.
Я быстро принесла ей стакан, и она пила мелкими глотками и тихо покачивалась в кресле.
– Наверно, я устала больше, чем предполагала. – Бабушка повернулась и посмотрела на меня таким отдаленным взглядом, что в глубине души я запаниковала. – Руби, я не хочу, чтобы ты испугалась, но хочу, чтобы ты кое-что сейчас для меня сделала. Это поможет мне чувствовать себя менее… менее обеспокоенной за себя саму, – проговорила она, взяв мою руку. Ее ладони были холодными и липкими.
– Что, Grandmere? – Я почувствовала, как слезы собираются у меня на глазах и жгут мне веки. Горло будто перехватило, надолго, а сердце сжалось так, что едва билось. Кровь моя застыла, а ноги превратились в куски свинца.
– Я хочу, чтобы ты пошла в церковь и привела отца Раша, – проговорила бабушка.
– Отца Раша? – Кровь отлила от моего лица. – О, почему, Grandmere? Почему?
– Просто на всякий случай, дорогая. Так мне будет спокойней. Пожалуйста, милая. Будь сильной, – попросила бабушка.
Я кивнула головой и проглотила слезы. «Не буду плакать перед ней», – подумала я и быстро поцеловала старушку.
Прежде чем я повернулась, чтобы идти в церковь, она вновь схватила мою руку и притянула к себе:
– Руби, помни свои обещания. Если со мной что-нибудь случится, ты не останешься здесь. Помни.
– Ничего с тобой не случится.
– Знаю, милая. Но на всякий случай. Обещай снова. Обещай.
– Обещаю, Grandmere.
– Ты отправишься к нему, к твоему настоящему отцу?
– Да, Grandmere.
– Хорошо. – Бабушка вновь закрыла глаза. – Хорошо.
Я взглянула на нее, а потом сбежала вниз с крыльца галереи и понеслась в город. Я бежала, заливаясь слезами, я плакала так сильно, что заболела грудь. И очень быстро, сама не знаю как, не успев опомниться, оказалась у церкви.
Экономка отца Раша ответила на мой звонок. Ее звали Эдди Кошран, и работала она у священника так долго, что уже невозможно было и припомнить, когда ее не было в этом доме.
– Моей бабушке Катрин нужен отец Раш, – сказала я быстро, и в голосе моем слышалась паника.
– Что случилось?
– Она… она очень… она…
– О Господи, он только что отправился к парикмахеру. Я пойду за ним и пошлю к вам.
– Спасибо.
Всю дорогу я бежала, грудь моя готова была разорваться, и, уже остановившись наконец перед нашим домом, я почувствовала в своем боку острое покалывание. Бабушка все еще сидела на галерее в своей качалке. Я не заметила, что она не раскачивается в кресле, пока не подошла поближе к крыльцу. Бабушка просто сидела с полузакрытыми глазами, а на худых белых губах играла слабая улыбка. Как напугала меня эта слабая счастливая улыбка…
– Grandmere, – прошептала я в страхе. – Как ты?
Бабушка не ответила и не повернулась в мою сторону. Я прикоснулась к ее лицу и поняла, что она уже остыла.
Тогда я упала на пол галереи и обняла ее ноги. Я все еще сидела в том же положении и плакала, когда наконец пришел отец Раш.
Глава 7
Истина откроется
Можно было подумать, что известие о кончине бабушки Катрин было подхвачено и разнесено по протоке ветром – так много людей и быстро об этом узнали, – но потеря духовного целителя, особенно такого, как бабушка, было чем-то необычным и очень важным для кайенской общины. Уже тем же утром пришли некоторые из друзей бабушки и наши соседи, а к началу дня перед нашим домом скопились десятки машин и пикапов, и все больше и больше людей заходили, чтобы выразить свое уважение. Женщины приносили гамбо и джамбалайю в больших чугунах, блюда и сковороды пирогов и оладьев. Миссис Тибодо и миссис Ливоди взяли на себя организацию поминок, а отец Раш сделал за меня все приготовления к похоронам.
Слой за слоем длинные серые тучи тянулись с юго-запада, направляясь к тусклому, прячущемуся солнцу. Тяжелый воздух, темные тени и притихшая болотная жизнь – все казалось соответствующим такому печальному дню, как этот. Птицы летали мало, болотные цапли и ястребы, в своей неподвижности
