жестких волос торчали в стороны. Одежда была забрызгана грязью, к ней прилипли кусочки пищи. Дед приблизил лицо ко мне:
– Габриэль?
– Нет, Grandpere. Это Руби. Руби. Пойдем, тебе нужно домой. Пойдем. – Не в первый раз я находила его в пьяном оцепенении и была вынуждена уговаривать идти домой. И не впервые он смотрел на меня затуманенными глазами и называл именем моей матери.
– Кто-о-о? – Он посмотрел на меня, на Поля, потом вновь перевел взгляд на меня. – Руби?
– Да, Grandpere. Тебе надо пойти домой и лечь спать.
– Спать, спать? Ага, – проговорил он, снова поворачиваясь к «Королеве кайенов». – Эти негодники… они берут твои деньги, а потом, когда ты высказываешь свое мнение о чем-то… теперь все не как раньше. Это точно, это, черт возьми, точно.
– Пойдем, Grandpere. – Я потянула его за руку, и он спустился по ступенькам, чуть не споткнувшись и не упав лицом вниз. Поль поспешил взять его за другую руку.
– Моя лодка, – пробурчал дед. – У причала. – Затем он повернулся, вырвал руку из моей, чтобы погрозить кулаком «Королеве кайенов» еще раз. – Ничего вы не знаете. Никто из вас не помнит болота, каким оно было раньше, до появления этих проклятых нефтедобытчиков. Слышите?
– Они слышат тебя, Grandpere. Теперь пора домой.
– Домой. Я не могу домой, – бормотал старик. – Она не пускает меня домой.
Я перевела взгляд на Поля, парень казался очень расстроенным из-за меня.
– Пойдем, Grandpere, – снова позвала я. Дед, спотыкаясь, пошел вперед, а мы направляли его к причалу.
– Он не сможет сам вести лодку, – заявил Поль. – Может, я отвезу его, а ты иди домой, Руби.
– Ну уж нет. Я тоже поеду. Я знаю дорогу среди каналов лучше тебя, Поль, – настаивала я.
Мы довели дедушку до его шлюпки и усадили в нее. Он тут же свалился на скамью. Поль помог ему устроиться поудобнее, завел мотор, и мы отплыли от причала. Некоторые прохожие все еще смотрели на нас и покачивали головами. Бабушка Катрин быстро услышит об этом, подумала я, и она просто кивнет в ответ и скажет, что ее это не удивляет.
Через несколько минут после того, как мы отплыли от причала, дед уже храпел. Я попыталась подложить под его голову свернутый мешок. Он застонал и пробормотал что-то нечленораздельное, прежде чем заснул и вновь захрапел. Я села рядом с Полем.
– Мне очень жаль, – пробормотала я.
– О чем ты?
– Уверена, твои родители завтра узнают об этом и рассердятся.
– Неважно, – заверил он меня, но я вспомнила, какими темными стали глаза бабушки Катрин, когда она спросила меня, что думают родители Поля по поводу его встреч со мной. Безусловно, они используют это происшествие, чтобы убедить сына держаться подальше от семьи Ландри. Что, если везде начнут появляться объявления «Ландри вход воспрещен», как это было когда-то, по словам бабушки Катрин. Возможно, мне действительно придется бежать с протоки, найти кого-то, кто бы полюбил меня и женился на мне. Наверно, именно это имела в виду бабушка Катрин.
Луна освещала наш путь через каналы, но когда мы углубились в болото, печальные занавесы испанского мха и густые, переплетенные листья кипарисов закрыли ее яркий свет, сделав водную дорогу более трудной для прохождения. Нам пришлось уменьшить скорость, чтобы не налететь на пень. Когда лунный свет все-таки прорывался на открытых местах, он заставлял сверкать спины аллигаторов. Один из них щелкнул хвостом, окатив нас брызгами, будто желая сказать: вы здесь чужие. Потом мы видели глаза болотного оленя, загоравшиеся в лунном свете. Мы увидели, как животное повернулось и скрылось в еще более плотной тени.
Наконец появилась хижина деда. Галерея была завалена сетками для сбора устриц, кучками испанского мха, который дед собирал для продажи мебельщикам, использующим мох для набивки. Тут же стояла качалка, на ней лежал аккордеон, рядом валялись пустые пивные бутылки, бутылки виски и покрытая коркой миска для гамбо. Несколько капканов на ондатру свисали с крыши галереи, а на перилах были развешены несколько шкурок. Дедушкина пирога с шестом, на которой он ходил за испанским мхом, была привязана у маленького причала. Поль искусно подвел туда нашу лодку, поставил ее рядом с пирогой и выключил мотор. Затем мы принялись за самое трудное – выгрузку деда из лодки. От него самого было мало проку, и он чуть не вывалил всех нас троих в болото.
Поль удивил меня своей силой. Он буквально пронес деда по галерее внутрь хижины. Я зажгла газовую лампу – и сразу же пожалела об этом. Повсюду была разбросана одежда, пустые и полупустые бутылки дешевого виски. Койка не застлана, одеяла свисали с нее, большая часть постели валялась на полу. Обеденный стол был завален грязными тарелками, стаканами и чашками и почерневшим столовым серебром. По выражению лица Поля я поняла, что он потрясен грязью и беспорядком.
– Ему было бы лучше спать прямо в болоте, – пробормотал он.
Я привела в порядок койку, чтобы Поль смог уложить на нее дедушку Джека. Затем мы начали снимать со старика ботинки.
– Я сам это сделаю, – заявил Поль. Я кивнула и в первую очередь пошла к столу, чтобы убрать его и сложить грязные миски и кружки в мойку, но вскоре обнаружила, что та была заполнена другой грязной посудой. Пока я мыла и убирала, Поль прошелся по хижине и подобрал пустые банки и бутылки.
– Он становится все хуже, – жаловалась я и вытирала слезы. Поль нежно пожал мне руку.
– Я принесу свежей воды из бочки, – сказал он. Пока он ходил, дедушка стал стонать. Я вытерла руки и подошла к постели. Его глаза все еще были закрыты, но он что-то тихо бормотал.
– Это неправильно – обвинять меня… неправильно. Ведь она была влюблена? Тогда какая разница? Ну, скажи мне. Скажи давай.
– Кто был влюблен, Grandpere?
– Ну давай, скажи мне, какая разница. Ты возражаешь против денег, да? А? Скажи.
– Кто был влюблен? Какие деньги? Дед застонал и повернулся.
– В чем дело? – спросил Поль, возвращаясь с водой.
– Он разговаривает во сне, но в его словах нет никакого смысла, – ответила я.
– Чему же тут удивляться?
– Может… это имеет какое-то отношение к причине, по которой они с Grandmere так сердиты друг на друга.
– Не думаю, что это слишком большая тайна, Руби. Посмотри вокруг, посмотри на то, во что он превратился. Зачем он ей нужен такой?
– Нет, Поль, должно быть что-то еще. Я бы хотела, чтобы он рассказал мне, – проговорила я и опустилась на колени у койки.
– Grandpere, – я потрепала деда за плечо.
– Будь они прокляты, эти нефтяные компании, – пробормотал он. – Осушили болота и погубили осоку, убили ондатру… ей нечем кормиться.
– Grandpere, кто был влюблен? Какие деньги? – требовала я. Дед застонал и начал храпеть.
– Бесполезно говорить с ним, когда он в таком состоянии, Руби, – заметил Поль.
Я покачала головой.
– Но это единственная возможность для меня узнать правду, Поль. – Я поднялась, все еще глядя на деда. – Ни он, ни Grandmere Катрин не хотят говорить об этом.
Поль подошел ко мне.
– Я немножко убрался снаружи. Но чтобы привести это место в порядок, нужен не один день, – заметил он.
– Знаю. Нам пора возвращаться. Мы поставим его лодку у моего дома. Завтра он приплывет туда на пироге и найдет ее.
– Завтра он найдет в своей голове жестяной барабан, – сказал Поль. – Вот что он найдет.
Мы вышли из хижины и сели в шлюпку. На обратном пути говорили мало. Я сидела рядом с Полем. Он обнял меня, и я положила голову ему на плечо. Совы ухали на нас, змеи и аллигаторы скользили по грязной воде, лягушки квакали, но мои мысли были сосредоточены на пьяных словах дедушки Джека, и я ничего не
