А эта что, была хорошая? Но она была права. Единственная квартира, которую я смогла найти, поместилась бы целиком в самой маленькой спальне в доме Пола, обе комнаты. Но она была только моей… первое место, где я была предоставлена самой себе, и несколько дней я с упоением ей занималась. Потом я стала спать беспокойно, поминутно просыпаясь, прислушиваясь к шумам и шорохам старого дома. Я тосковала по Полу. Я тосковала по Крису. Я слушала, как завывает ветер, и на соседней кровати не было никого, кто мог успокоить меня ласковым словом и теплым светом голубых глаз.
Глаза Криса стояли передо мной, когда я села за кухонный стол, чтобы написать письмо «Для миссис Уинслоу». Я послала ей восторженный отзыв о нашем спектакле, тот, с фотографией из «Спящей Красавицы», где были я и Джулиан. А в конце приписала:
«Теперь уже недолго, миссис Уинслоу. Думайте об этом каждый вечер, когда ложитесь спать. Помните, что я жива, думаю о вас, готовлюсь».
Я отправила это письмо прямо ночью, боясь, что передумаю и порву его. Потом прибежала домой, броси— лась на кровать и зарыдала. О Боже, мне никогда не освободиться от этого! Никогда! А потом, несмотря на то, что наплакалась, я опять проснулась и стала думать, какую боль причиню ей, и как она не сможет от этого оправиться.
Радуйся, мамочка, уже скоро! Я купила по шесть номеров газет, в которых что-то обо мне говорилось. К сожалению, чаще всего обо мне упоминали вместе с Джулианом. Полу и Крису тоже досталось по экземпляру, остальные я оставила для себя или для мамы. Я представляла, как она открывает конверт, хоть и боялась, что она порвет его, не распечатывая, и выбросит в корзину. Я ни разу не назвала ее мамой или мамочкой, мои послания всегда были сухи и формальны. Но настанет день, когда она встретится со мной лицом к лицу, я назову ее матерью и увижу, как она побледнеет и содрогнется.
Однажды утром я проснулась от стука в дверь.
— Кэти, впусти меня! У меня потрясающая новость! — Это был голос Джулиана.
— Уходи! — сонно отозвалась я, поднимаясь и натягивая халат, чтобы подойти к двери и сказать, чтобы он прекратил стучать.
— Хватит! — крикнула я. — Я тебя не простила и никогда не прощу, так что убирайся из моей жизни!
— Впусти меня, или я вышибу дверь! — взвыл он. Я отодвинула засов и приоткрыла дверь. Джулиан ворвался в комнату, подхватил меня на руки и прильнул к моим губам долгим поцелуем, пока я продолжала зевать.
— Мадам Золта… вчера, когда ты ушла, сообщила такую новость! Мы едем на гастроли в Лондон! На две недели! Я никогда не был в Лондоне, Кэти, и мадам Золта так польщена, что они обратили на нас внимание.
— Правда? — спросила я, заразившись его волнением. Потом пошла на свою крохотную кухню. Кофе, прежде всего надо сварить кофе, тогда я смогу соображать.
— Господи, ты всегда такая по утрам? — спросил он, проходя за мной на кухню, где он оперся на спинку стула и стал наблюдать за каждым моим движением. — Проснись, Кэти! Прости меня, поцелуй, давай снова будем друзьями. Ты можешь ненавидеть меня завтра, но сегодня люби меня! Я сегодня родился, и ты тоже, Кэти! Кэти, у нас все получится! На труппу мадам Золты никто не обращал внимания, пока мы с тобой не стали работать в паре! Это не ее успех, это наш успех!
Ему полагалась медаль за скромность.
— Ты уже завтракал? — с надеждой спросила я. У меня было только два ломтика бекона, и я на них рассчитывала.
— Конечно. Я перекусил перед выходом, но могу поесть еще раз.
Естественно, он мог поесть еще раз! Он всегда мог есть… И тут до меня дошло… Лондон! Наша труппа едет в Лондон! Я закружилась от восторга:
— Джулиан, повтори, что ты сказал! Это правда, мы все едем туда на гастроли? Он вскочил.
— Да, все, вся труппа. Это наш шанс, и мы не должны его упустить! Мы заставим весь мир смотреть на нас, затаив дыхание! И мы с тобой станем звездами, потому что лучше нашего дуэта на свете нет!
Я поделилась с ним едой и принялась слушать, а он заливался соловьем, рассказывая, какое блестящее будущее нас ожидает. Мы разбогатеем, а когда станем постарше, обзаведемся домом, парой ребятишек и станем давать Уроки танцев. Мне не хотелось портить ему настроение, но я не могла промолчать.
— Джулиан, ты же знаешь, я не люблю тебя, и мы никогда не сможем пожениться. Конечно же, мы поедем в Лондон и будем там танцевать, но я собираюсь замуж за Другого. Я обручена и уже довольно давно.
В долгом взгляде его блестящих глаз я прочитала недоверие и еще ненависть, словно мысленно он отвесил мне несколько хороших пощечин.
— Ты лжешь! — воскликнул он.
Я покачала головой.
— Будь ты проклята за то, что завлекала меня! — выкрикнул он в ярости и выбежал из комнаты.
С чего он взял, что я завлекала его? По-моему, у него не было ни малейшего повода так думать. Разве что, когда мы танцевали? Но тогда я всего лишь играла роль. Вот и все, что между нами было.
ЗИМНИЕ МЕЧТЫ
Я возвращалась домой на Рождество. Неприятные минуты с Джулианом были забыты, уступив место радостному ожиданию встречи с Полом и того мгновения, когда я смогу поведать всем нашу замечательную новость. Слава Богу, что у меня есть Пол! Джулиану не удастся лишить меня удовольствия счастливо провести это Рождество. Ведь мы с Полом договорились, что именно на Рождество объявим о нашей помолвке, и только Крис мог теперь испортить мне настроение.
Было два часа ночи. Крис с Полом встречали меня в аэропорту. Даже в Южной Каролине стояли морозы. Первым ко мне подбежал Крис. Он схватил меня своими сильными руками и попытался поцеловать в губы, но я отвернула лицо, и он чмокнул меня в щеку.
— Привет звезде балета! — воскликнул он и крепко прижал меня к себе; в глазах его светилась гордость за меня. — О, Кэти, да ты просто красавица! Каждый раз при встрече с тобой у меня щемит сердце.
У меня тоже защемило сердце: я вдруг увидела, как он красив, даже красивее отца. Я отвернулась. Вырвавшись из объятий брата, я бросилась к Полу, который стоял в сторонке и смотрел на нас. Он взял мои руки в свои. «Осторожно, не спеши, — говорил его долгий взгляд, — нельзя, чтобы нашу новость узнали раньше времени!»
Это было самое лучшее Рождество в моей жизни от начала до конца, или почти до конца. Кэрри подросла на полдюйма, и что за радость была увидеть ее сверкающие от счастья огромные голубые глаза, когда она сидела на полу и, взвизгивая от радости, рассматривала платьице из алого бархата, которое я купила ей в Нью-Йорке, обегав там все магазины и потратив на это несколько часов. В платье она походила на прекрасную маленькую принцессу. Я попыталась представить себе Кори, как он сидел бы по-турецки на полу и рассматривал свои подарки. Каждое радостное событие пробуждало во мне воспоминание о нем. О, как часто, заметив на нью-йоркской улице маленького мальчика с голубыми глазами и золотистыми кудряшками, я бежала за ним, надеясь на чудо, на то, что это может быть он. Но это всегда был не он, не он!
Крис положил мне в руки маленькую коробочку. Там находился крохотный золотой медальон в форме сердечка с бриллиантом посередине. Бриллиант был маленький, но настоящий.
— Я сам заработал на него, тяжелым ежедневным трудом, — произнес Крис, застегивая мне на шее цепочку. — Работа официанта неплохо оплачивается, если обслуживаешь хорошо и с улыбкой.
Он украдкой сунул мне в руку какой-то сложенный листок.
Спустя час я улучила минутку, прочла послание и чуть не заплакала. Оно гласило:
«Милой Кэтрин, даме моего сердца. Я дарю тебе этот золотой кулон, и хотя бриллиант в нем едва заметен, мое чувство к тебе может увеличить его до размеров горы.
Я дарю тебе золотую безделушку, потому что золото долговечно, и такой же вечной будет моя любовь.
Твой брат Кристофер».
Я еще не успела прочитать письмо, когда мне вручил свой подарок Пол, это было что-то завернутое в
