это втемяшилось в голову давно, и уверяю: как один из вариантов вполне может подойти. Вот мое предложение: пусть кто-нибудь еще займется его досье, а вы выходите непосредственно на Рэнта — берите его в лоб. Вы можете это сделать. Повесьте ему лапшу на уши, что вы заинтересовались этой, будь она неладна, Шакти, пусть он и думать забудет о Джэнет, причем в самое короткое время; скажите, что унаследовали миллион долларов, — словом, отвлеките его на себя… ну да не мне вас учить, и так знаю, что вы толковая женщина. Может, вам удастся подорвать его репутацию, независимо от того, откопаем мы на него компромат или нет. Приезжайте ко мне домой этим вечером и начинайте, он всегда у нас околачивается по субботам.
Сторс замолчал и насупился.
Дол сидела, глядя на него во все глаза. Затем он же прервал затянувшееся молчание:
— Ну… может, вам нужны наличные, задаток?
— Нет. Спасибо. — Дол еще больше выпрямилась. — Итак, Рэнт переиграл. В качестве зацепки для начала сгодится и это. Конечно, мистер Сторс, работа грязная. Но если я собираюсь остаться детективом, то на святых и праведников рассчитывать не приходится. Я сделаю для вас эту работу, но выставлю за нее крупный счет.
— Я заплачу.
— Да, знаю, за вами не пропадет. Мне вот кажется… Раз уж вы меня нанимаете, то вправе извлечь пользу не только из того, что я сделаю, но и из того, что знаю. Ваша жена блефует.
— Блефует? — поразился Сторс. Хмыкнул. — Начало не из лучших, мисс Боннер. Клео Одри Сторс? Да если она закусила удила, то на холке у нее не усидишь! Блефует, как же!
— А вот и да, — покачала головой Дол. — Я могла бы разбогатеть, если бы получала хотя бы по десять центов всякий раз, когда вы ей уступаете, причем совершенно напрасно. Вы всю жизнь идете у нее на поводу и совершенно не понимаете свою жену, как, впрочем, и дочь. У миссис Сторс есть и хорошие качества, конечно, тут вы правы, хотя она витает в облаках и пускает ваши денежки на ветер, и все же она блефует, и притом по-крупному. Я усекла это давным-давно, еще во время своего второго визита к Сильвии.
Сторс смотрел на нее во все глаза.
— Я не верю.
— А придется. И это будет только на пользу. Возьмем, к примеру, ее угрозу, что Рэнт женится на Джэнет. Она не может эту угрозу воплотить в жизнь, даже если захочет, и понимает, что это так. По крайней мере, пока не выйдет замуж Сильвия. Потому что Джэнет глубоко и страстно влюблена в Мартина Фольца. А она как раз из тех, для кого надежда умирает последней.
Сторс на этот раз потерял дар речи от удивления.
Он вытаращился на Дол и, заикаясь, еле выдавил из себя:
— М-м-мартин? Джэнет?
Дол кивнула:
— Этому вы тоже не верите.
— Боже мой! Нет! — Он весь подался вперед, чуть не падая с кресла. — Но это… и Сильвия… да это похлеще, чем с Рэнтом!..
— Ну что вы, мистер Сторс, — профессионально утешала его Дол, придав голосу искренние и задушевные нотки. — Что ни делает Бог — все к лучшему! Ваша дочь из тех, кому пойдет на пользу даже безответная любовь! Когда умрет надежда, она найдет утешение в стихах. Конечно, вы думаете о счастье Сильвии. Вы одобряете ее выбор, Мартина, я тоже, даже если он человек… Впрочем, это уже из другой оперы… Мартин и Сильвия поженятся и будут счастливы, а Джэнет отнюдь не лишится аппетита и будет стремиться к тому, чтобы попасть в антологии. Нет, ее чувство страстное и искреннее, но люди все разные, и чувства тоже.
Сторс пробормотал:
— Джэнет. Страсть. — Затем, нахмурившись, с неожиданной яростью обрушился на Дол: — А вы-то откуда знаете? Уж не имеете ли в виду, что Мартин был с ней?..
— О боже! Нет, конечно. Мартин тут ни при чем. Да если всех женщин, кроме Сильвии, прикует к постели лихоманка, он никому цветочка не пришлет. А откуда я знаю — это не столь уж важно. Знаю, и все. Так что отставка Рэнта — вовсе не вопрос жизни и смерти, как вам кажется. Вы все еще настаиваете, чтобы я приступила к работе сразу же нынешним вечером?
— Полагаю, что да. Именно настаиваю. — Сторс резко поднялся. — Я слишком много… слишком многие… — Он смотрел на Дол и не видел ее. Повернулся, взял шляпу и пальто. И Дол в свою очередь удивленно уставилась на него, так как внезапно в голосе Сторса зазвучали патетические нотки. — Собирался на гольф сегодня днем. Не смогу. О чем думал Бог, создавая этот мир, когда в нем черт-те что творится? — Он замолк, затем продолжил: — Извините, мисс Боннер. Сам удивляюсь, что на меня нашло. Увидимся позже вечером у меня дома. Я хотел бы встретиться с вами, когда вы прибудете.
Она кивнула:
— Около шести.
Сторс ушел. Когда за ним захлопнулась входная дверь, Дол подошла к картине-гравюре с изображением нового Скотленд-Ярда и сказала, обращаясь к ней:
— Видал-миндал. То ли еще будет!
Глава 3
Когда-то в Берчхевене было сто девяносто акров, теперь осталось восемьдесят пять. Когда спад химической индустрии достиг критической отметки в 1932 году, Пи Эл Сторсу пришлось пойти на крайние меры — одной из них было то, что он позволил Сильвии на ее страх и риск выкупить часть акций корпорации, другой — то, что продал больше половины своей земли строительному синдикату. К счастью, те так и не удосужились что-либо на ней построить, и он теперь вел переговоры, пытаясь выкупить землю обратно. Та часть усадьбы, что осталась в его владении, была самой удобной и привлекательной и включала в себя покрытый лесом холм, на котором располагались постройки, рассыпанные по склону по обе стороны широкого ручья, живописный въезд, парк и цветники с вьющимися и вечнозелеными растениями, разведением которых занимался еще его отец, а теперь и он сам, пруды, один для купания, другой декоративный, с золотыми рыбками и лилиями, конюшни, псарни, лужайки и теннисный корт.
С конька крыши его дома, если вам удастся туда залезть, можно увидеть в отдалении холмистую гряду, с востока расслышать гул Нью-Йорка, а на юге увидеть, как равнина плавно сливается с виднеющимися на горизонте городом и океаном. Сама усадьба представляет собой бесконечный лабиринт полян и опушек, за исключением восточной части, где сразу за холмом тропинка, петляя между деревьями, минут за десять ходьбы приведет вас к границе более скромных владений Мартина Фольца.
Когда Дол Боннер в шесть часов вечера в субботу вела свое купе (между прочим, собственность «Боннер и Рэфрей, инк.», подлежащую ликвидации вместе с фирмой) по извилистому подъездному пути и затем покрытой гравием дорожке, идущей вдоль террасы и отделенной от нее густым кустарником, она очень удивилась, услышав голоса, доносившиеся со стороны теннисного корта. Она решила пойти туда, чтобы не теряться в догадках. Кивнула дворецкому Белдену, хлопнула дверцей автомобиля и двинулась по дорожке, петлявшей по склону холма. На ней было все то же шерстяное платье светло-коричневого цвета, свободный красный жакет и маленькая коричневая шляпка, чем-то напоминавшая тирольскую.
Она остановилась у стульев и столов, никем не замеченная. На корте сражались Сильвия Рэфрей и Лен Чишолм. У них уходило больше энергии на крики и перебранку, чем на саму игру. Джэнет Сторс стояла у сетки и крутила в руках стебелек одуванчика. Мартин Фольц развалился в кресле, погруженный в раздумье, в руках у него был полупустой бокал с крепким напитком. В другом кресле Стив Циммерман рассматривал заходящее на западе солнце сквозь остатки шерри в стакане. То ли любовался игрой красок, то ли смотрел, сколько вина еще осталось.
Дол подошла и встала рядом с Фольцем.
— Хэлло, Мартин! Что у тебя, ирландское виски?
