– Я поехала к нему домой и все рассказала.
– И?
– Он не расстроился и не рассердился. Можно сказать, даже обрадовался. О, Триша, мы собираемся пожениться.
– Как? Когда?
– Приблизительно через два месяца.
– Но как? Но как школа, карьера?
– Одно другому не помеха. Он поможет мне. Он так заботится обо всем, даже собирается нанять няню, чтобы ребенок не мешал моей карьере. Он всегда хотел ребенка, – говорила я, смешивая ложь, правду и романтические фантазии, – он переживал, что первая жена не могла иметь детей. Но, я должна все это сохранять в тайне, долгое время. Так что пожалуйста, Триша, никому ни звука. Обещаешь?
– Конечно, я обещаю, но ты не сможешь это долго скрывать. – Триша пристально посмотрела на меня и улыбнулась. – Ты уверена, что хочешь этого?
– О, да, – ответила я. – Больше, Чем ты думаешь. У меня наконец-то будет семья, собственное семейство, няня, помогающая мне, никакого пренебрежения к ребенку, он никогда не почувствует невнимание, никогда не ощутит нелюбовь.
– Тогда я счастлива за тебя, – Триша пожала мне руку.
– Спасибо.
Мы обнялись.
– Но ты лучше подойди к Агнессе, и сообщи, что вернулась, – посоветовала Триша. – Она, наверное, уже загримировалась для новой трагической роли.
Я оставила ее и пошла в комнату к Агнессе. Только я собиралась постучать в дверь, как услышала за ней голоса. Агнесса была не одна.
– В этом только ваша вина, – говорила другая женщина. – Вы увлекли их за собой, но не позаботились о том, что станет с ними после вашей смерти, и в случившемся обвиняйте только себя.
– Это несправедливо, – отвечала Агнесса, – я никого не увлекала, это все из-за вашей ревности.
– Я?
Кто бы мог там быть? О чем они говорят? Но точно не обо мне. Я уже собралась уходить, когда увидела миссис Лидди в дверях своей комнаты.
– Моя дорогая, где вы были? Агнесса так взволнована. Вы пришли, чтобы отметиться?
– Я… да, но она занята, не одна, – ответила я.
– Не одна? – Госпожа Лидди удивленно приподняла брови, потом улыбнулась: – О, нет, стучите, – и через некоторое время повторила, – стучите.
Я так и поступила, Агнесса открыла дверь. На ней был темно-красный сюртук, распущенные волосы, на щеках слезы. Она как будто вышла из прошлого. Больше никого в комнате не было. Я оглянулась на миссис Лидди, та слегка кивнула и закрыла глаза.
Тогда я поняла, другой голос тоже принадлежал Агнессе. Она разыгрывала диалог из какой-то пьесы.
– Где вы были, юная леди? – сказала она, сложив на груди руки и гордо подняв голову. – Вы не расписались и никому не сообщили, куда ушли. Где вы были, Дон? Почему не обедали и не предупредили? – Ее глаза позеленели, бледные руки затряслись, судорога прокатилась от талии до горла. – Благодарите госпожу Лидди, что я не позвонила вашей бабушке.
– Извините, Агнесса, я уже шла обедать, когда внезапно позвонили, что у одной моей подруги большая неприятность, нервный срыв, и я помчалась к ней, прежде чем успела кого-либо предупредить. – Для пущей убедительности я раскрыла широко глаза.
– О, дорогая! – воскликнула Агнесса, и я поняла, что становлюсь участником высокой драмы. Но госпожа Лидди недоверчиво прошептала:
– Мне жаль.
Я быстро повернулась к Агнессе.
– Теперь все в порядке?
– О, да, да, – ответила я, размышляя над тем, что врать дальше, – все… совершенно.
Постепенно день ото дня токсикоз уменьшался и потом совсем исчез. Я начала чувствовать себя необычайно хорошо и даже позабыла на время обо всех своих проблемах. Когда я осматривала себя в зеркале, то почти не замечала прибавления в весе. Мои глаза сверкали как никогда раньше, но все же моя «лучезарность» не ускользнула от внимания многих людей, особенно мадам Стейчен.
– Теперь вы играете страстно, – сказала она однажды, – теперь вам не нужны примечания, вы слились с музыкой, с инструментом. – В голосе ее слышалась гордость за ученика, – и фортепьяно зазвучало.
Я жила в эйфории. Я плыла по коридорам, молодые люди галантно со мной раскланивались, широко улыбались, смотрели вслед и старались завести беседы. Я имела, по крайней мере, полдюжины приглашений от полдюжины мальчиков на свидание, я, естественно, отказывалась. Но из страха, что меня посчитают высокомерной, придумывала тысячи любезных отговорок.
Я удивилась бы, если бы оказалось, что Михаэль заметил во мне изменения. По крайней мере, он не говорил о них. Мы беседовали только о моей беременности. Михаэль все больше колебался между ролями преподавателя и любовника. В уикэнды он все чаще оказывался занят на встречах с устроителями рандеву на Бродвее, и в один из выходных вместе с режиссерами должен был съездить в Нью-Йорк, чтобы встретиться с вкладчиками. Михаэль обещал каждое свободное мгновение посвящать мне, но этого не было
