так долго, что я начала беспокоиться.
– У тебя все в порядке? – спросила у него я после занятия, как только вышел Ричард Тейлор.
– Да, но почему ты спрашиваешь?
– Ты был так далеко, что я начала бояться, что ты забыл про меня.
– Нет же, нет. У меня не так много времени, и еще я хочу убедиться, что ты готова для великих свершений. Извини, если буду давить на тебя на уроках.
– Но мы занимаемся не слишком интенсивно, кроме того, я хочу полностью отдаться музыке. Так будет лучше?
– Значительно лучше. Мы не можем ждать, пока ты родишь, нужно раньше выйти на сцену. Но для этого требуется, – подчеркнул он, – работа, работа и еще раз работа для нас обоих. Я бегу сейчас на встречу с режиссерами. Пожалуйста, не подумай, что я пренебрегаю тобой. Придет момент, и все свершится, жди.
– О, Михаэль, я жду, – мне захотелось обнять его, но маэстро напомнил, что мы все еще в школе, и в любой момент может кто-нибудь войти. Мы обменялись, как и обычно, быстрым поцелуем.
Даже наступившие холода радовали меня, мне нравилось морозное дыхание, кучерявые клубы дыма поднимались из труб в морозный воздух. Триша оказалась верна своему слову, она очень беспокоилась обо мне, но никому не рассказывала о беременности. Почти каждый вечер мы с ней измеряли мою талию. Когда она выросла на три дюйма, я купила себе корсет. Тем временем Триша сходила в общественную библиотеку и взяла пособие для беременных, мы вечерами читали его и обсуждали стадии развития плода.
– Если будет мальчик, я назову его Андрей. Это значит – сильный, мужественный.
– А если девочка? – спросила Триша.
– Это легко, Салли, в честь мамы Лонгчэмп.
– У меня не будет детей, по крайней мере, до сорока, – объявила Триша. – Я не хочу отдавать на заклание материнству свой танцевальный талант. А в сорок карьере балерины приходит конец.
– Тебе придется выйти замуж за понимающего человека, – заметила я.
– Если он меня не понимает, то зачем жениться. Я хочу, чтобы он считал приятным то же, что и я. Ты не согласна?
– Согласна.
Триша настаивала, чтобы я как можно больше рассказывала ей об Аллане. Я продолжала сочинять как бы пропущенные детали. Триша, со своей стороны, не забывала ничего и часто ловила меня на противоречиях. Ее подозрения все росли.
Я подумывала, не сказать ли ей правду. Ведь Триша так надежно хранит мои тайны, почему же я должна ей врать? Но было страшно, я боялась, что-нибудь случится, что может разлучить меня с Михаэлем. И в конце концов я обещала ему.
Нас с Тришей забавляли приступы страстного аппетита у меня. Иногда во время обеда я выбегала на улицу, чтобы купить бананы, жареные в масле. Я не могла дождаться, пока госпожа Лидди приготовит обед, и прибегала к ней на кухню. Однажды я заглянула в холодильник и увидела, что госпожа Лидди приготовила желе нам на десерт. Я тайком взяла его и начала поедать, но госпожа Лидди застала меня.
– Извините, – я попыталась спрятать остатки желе себе за спину, – я не хотела трогать его, только посмотреть…
Она продолжала сверлить меня очень заинтересованным взглядом.
– Ты съела желе и пончик?
Я виновато улыбнулась и на всякий случай опустила взгляд, боясь показывать довольные глаза.
– Да, госпожа Лидди.
– Ты каждый день макаешь тайком галеты в масло? – Я кивнула. – Тебе не хватает школьного завтрака, моя дорогая?
– Иногда я слишком занята, чтобы успевать позавтракать.
Она продолжала вопросительно смотреть на меня.
– Вы насытились, моя дорогая?
– Да, я чувствую себя гораздо лучше.
– Хм, – Лидди кивнула.
Я мечтала о пирогах и желе, сердце мое учащенно билось, я быстро удалилась.
Я думала о Михаэле. Как долго мне скрывать плод нашей страсти? Как мне поступить?
Придя в комнату, я села за домашнее задание, но услышала шаги Триши. До рождества оставалось два дня, и преподаватели танцев хотели продемонстрировать достижения своих питомцев, поэтому Триша занималась больше обычного. Она влетела в дверь, на ее щеках были замерзшие на морозе сосульки слез.
– Что случилось? – спросила я, вскочив с кровати, на пол упало одеяло, открыв мой выросший живот, при малейшей возможности я снимала корсет.
– Я думала, что ты знаешь, – сказала Триша, хлопнув дверью.
– Знаю? О чем ты говоришь? – не могла понять я.
– Михаэль Саттон.
