Все, что блестит

– Вы думаете, он хочет этого? – спросила я недоверчиво.

– А почему бы и нет? – удивилась Глэдис. – Но конечно, он ничего не станет делать, если ты не захочешь, – сказала она неприязненно.

– Я никогда не встану на пути у Поля, если он действительно чего-то захочет, – ответила я. – Просто мне интересно, его это выбор или ваш.

– Конечно, он сам этого хочет, – отрезала она в ответ. Затем холодно улыбнулась: – А в чем дело? Ты что, не можешь себя представить в роли первой дамы Луизианы? У нас нет оснований чувствовать себя ниже кого-то. Не забывай, пожалуйста, об этом.

Прежде чем я успела ответить, Поль и его отец вышли из дома, Глэдис пожаловалась на головную боль и попросила Октавиуса отвезти ее домой. А я про себя улыбнулась, представив, как отреагирует моя сестрица на такую возможность: я – первая дама Луизианы. Жизель лопнет от зависти.

Прошло уже много времени после визита Жизель, а меня не покидало чувство, что это не последняя неприятность, связанная с ней. И вот однажды я получила открытку, которую Жизель прислала мне из Франции. На лицевой стороне была изображена Эйфелева башня. Я еще тогда не знала, что за неделю мне предстоит получить еще одну, даже две открытки от моей дорогой сестры-двойняшки, и каждая впивалась в меня, как иголка в куклу Вуду,[8] и в каждой описывалось, как она чудесно проводит время с Бо в Париже:

Chere Руби, – начиналась первая…

Наконец я добралась сюда, и угадай, кто встречая меня в аэропорту… Бо. Ты бы его не узнала. У него – небольшие усики, и он похож на Рета Батлера из «Унесенных ветром», свободно говорит по-французски. Он так был рад меня видеть, даже привез цветы! Он обещал показать мне Париж, а первая экскурсия началась с его квартиры на Ели-сейских Полях.

Поцелуй за меня Перл. Я обязательно расскажу о ней Бо.

Amour.

Жизель

Прочитав очередную открытку Жизель из Франции, я часами ходила с глазами, полными слез, которые туманили мой взор, мешая работать над картинами или вообще лишая меня этой возможности. Дошло до того, что я огорчалась, находя в почте одну из ее открыток с видами. Она описывала ночные клубы, которые они посещали, кафе, дорогие рестораны. С каждой открыткой все сильнее становилось ощущение, что между ней и Бо происходит нечто большее, чем просто встреча школьных друзей.

Сегодня Бо мне сказал, что я очень повзрослела, – писала она. – Он сказал, что если мы с тобой и отличались чем-то друг от друга, то теперь это различие сильно сократилось. Правда, мило?

Она описывала украшения, которые он ей покупал, и как они гуляли по берегам Сены, держась за руки и тихо беседуя, однажды вечером после чудесного ужина в каком-то романтическом кафе. И другие влюбленные с завистью смотрели на них.

«Я знаю, что Бо видит во мне тебя, и меня это должно было бы раздражать, но потом я думаю, а почему бы не использовать его любовь к тебе, чтобы завоевать его вновь? Это забавно».

В следующей открытке, однако, она писала:

Думаю, теперь с уверенностью могу сказать, что Бо постепенно влюбляется в меня не только потому, что я похожа на тебя, а потому что… я – это я! Ну разве не здорово?

Через неделю она написала, что Бо больше не задает ей вопросов обо мне.

Он наконец смирился, что ты замужем и ушла из его жизни. Но конечно, сейчас это не имеет никакого значения. Теперь ему есть к чему стремиться, когда я снова рядом.

Toujours amour,

Твоя сестра Жизель

Я никогда не показывала Полю ни одну из этих открыток. Прочитав, хотя и понимала, что не надо этого делать, я рвала их и выбрасывала. А потом часами приходила в себя.

Но день свадьбы Жанны приближался, и забот у меня становилось все больше. Приглашено было триста гостей. Люди ехали из Нью-Йорка и Калифорнии. Конечно, кроме друзей и родственников пригласили всех, кто был важен для нефтяного бизнеса и консервного завода.

На свадьбу выдался прекрасный день: теплый, чуть влажный, с ясно-голубым небом и белоснежными барашками облаков. С самого рассвета в Кипарисовой роще кипела работа. Я чувствовала себя королевой муравейника: так много людей сновало вокруг.

Первыми прибыли отец Раш и хор. Многие еще не видели Кипарисовую рощу и делились восторженными впечатлениями. Поль сиял от гордости и счастья. Мы все принарядились и начали встречать гостей, многие из которых прибыли на лимузинах. Через некоторое время на нашей дорожке выстроилась целая вереница машин. Мужчины были одеты в такседо, а женщины блистали туалетами по последней моде. Я подумала, что мы ослепнем от блеска бриллиантов и золота в лучах полуденного солнца.

Я предоставила Жанне свою спальню, а Поль свою – Джеймсу.

Конечно, были соблюдены традиции, и Джеймс не видел невесту, пока она не выплыла через французские двери в патио под первые звуки «Вот идет невеста». До официальной церемонии отец Раш совершил службу, и хор спел гимны. Под навесом, богато украшенным цветами, Жанна и Джеймс произнесли свои клятвы.

«Как отличается эта церемония от моей», – подумала я печально. Они произносили свои клятвы при свете дня перед лицом сотен людей без стыда, страха, чувства вины. Когда они повернулись и их стати осыпать рисом, их улыбающиеся лица были полны радостным предчувствием счастья и восторга. Если и были в их сердцах тайные страхи, их заглушила и прогнала прочь большая любовь.