заговор, а как обсуждение ситуации, грозящей целостности СССР. Оправдание Варенникова, скорее всего, прошло так легко только потому, что было направлено против Горбачева. Осторожно обретающему новую роль в российской политике экс-президенту «клеили» обвинение в преступной пассивности — он не предпринял все возможное для того, чтобы сбежать из Фороса. Пожалуй, только такого рода интригой можно объяснить вдруг прорезавшуюся принципиальность прокуратуры и суда.
Попутно всплыл такой ценный документ (приводим фрагмент)': «Уважаемый Михаил Сергеевич! Надо ли нас держать в тюрьме? Одним под семьдесят, у других плохо со здоровьем. Нужен ли такой масштабный процесс? Кстати, можно было бы подумать об иной мере пресечения. Например, строгий домашний арест. Вообще-то, мне очень стыдно! Вчера прослушал часть (удалось) Вашего интервью о нас. Заслужили или нет (по совокупности), но убивает. К сожалению, заслужили. По-прежнему с глубоким человеческим уважением. В. Крючков. 22.8.91» («НЕГ», 14.07.94). Вот таковы были покаянные мысли бывшего шефа КГБ…
Августовский «путч» был липовым — это ясно сегодня почти всем. Так ради чего был разыгран весь этот балаган? Похоже, что настоящий переворот готовили вовсе не члены ГКЧП… Посмотрим повнимательней на действия стороны, победившей в 1991 году.
Референдум 17 марта 1991 года, на котором население СССР однозначно высказалось за сохранение «обновленного» Союза ССР, был российским руководством однозначно проигнорирован. Все решения Правительства России и депутатского корпуса выглядели так, будто Российская Федерация являлась суверенным государством.
Горбачевский проект Союза Суверенных государств (подготовленный практически им единолично) в качестве нового Союзного договора прямо противоречил Конституции СССР, решениям Съезда депутатов СССР и результатам референдума. Проект был опубликован только 16 августа 1991 года. Как позднее рассказывал сам Ельцин, предполагалось, что новый договор между республиками послужит поводом для принятия новой Конституции СССР, в которой не будет союзных министерств (дались же эти министерства «деморосам»!), а останутся только координационные экономические органы. Что же означали тогда слова Горбачева о том, что «путч» был направлен против союзного договора? Скорее всего, то, что «путч» ГКЧП предполагал сорвать договор определенного типа и сохранить СССР на принципах, отличных от тех, что замышляли Горбачев и Ельцин.
В конце июня 1991 года Горбачев с Ельциным в Ново- Огареве обсуждали вопрос о замене некоторых высших руководителей Союза. Все это были люди, которых Горбачев лично выдвигал и знал по работе не один год. Теперь пришла пора их сдать. Вот так — втихую, в закулисных переговорах. Поэтому «путч» ГКЧП был также и способом сохранить действующую верхушку власти, которая могла разделить судьбу многих и многих функционеров КПСС, которых Горбачев постепенно вытеснял с руководящих постов.
Как говорил премьер В. Павлов, экономика в 1991 году накренилась, как Пизанская башня — вот-вот рухнет. Поэтому и потребовались ему дополнительные полномочия, с которыми он выступил перед ВС СССР. Он просил для правительства всего-то права законодательной инициативы, права выпуска нормативных актов по программе экономической стабилизации до принятия соответствующих законов, создания независимой налоговой системы, восстановления единства банковской системы и единой службы борьбы с организованной преступностью. В то время В. Павлова обвинили в попытке захватить власть. Правда, депутаты СССР так никакого решения и не приняли, ограничившись обсуждением, а В. Павлов не собирался присваивать себе дополнительные полномочия без соответствующего решения. Даже действия ГКЧП планировалось утвердить на сессии ВС СССР и на Съезде буквально через несколько дней после введения чрезвычайного положения.
А, между тем, российский премьер И. Силаев прямо предписывал российским предприятиям не выполнять распоряжения Правительства СССР. Силаев твердил на заседаниях одно: мы сами продадим на Запад нефть и алмазы, сами купим хлеб и оборудование. Как только этот план был реализован после августа 1991 года, экономика начала разваливаться. Другие республики тоже решили торговать самостоятельно, не согласовывая свои действия с Москвой. Экономика рассыпалась, а И. Силаев уехал за границу в добровольную эмиграцию (на пост представителя России в ЕС), уступив свое место Гайдару.
На шестом Съезде депутатов России Ельцин потребовал гораздо более значительных полномочий, чем те, о которых просил В. Павлов. Его в перевороте никто не обвинил. Только через год стало вполне понятно, что, кроме усиления личной власти, чрезвычайные полномочия Ельцина ничего не дали.
Но вернемся снова к ГКЧП. Никакого законодательства, которое регламентировало бы выполнение полномочий президента вице-президентом, не было. Поэтому Г. Янаев и ГКЧП ничего не нарушали. При отъезде в Крым Горбачев сказал ему: «Ты остаешься на хозяйстве». По традиции никаких документов в таких случаях не оформляли. Члены ГКЧП, собственно говоря, и были законной властью, и никакой переворот им был не нужен. Ни одного нарушения закона в выпущенных ГКЧП документах найти невозможно. Нельзя же, в самом деле, полагать, что вопрос о законности действий ГКЧП решается только тем, был ли Горбачев действительно болен! Потому-то и судебный процесс над ГКЧП окончился совершенно безрезультатно. Не за что судить!
Вот уж кто действительно готовился к «путчу», так это Г. Попов. В своей статье «Август девяносто первого» он откровенно описывает, как прорабатывались разнообразные сценарии «путча»: с благословения самого Горбачева или против Горбачева… Попов пишет, что планировалось представить «путч» именно в последнем варианте, что было особенно выгодно.
Следовательно, то, что нужно было делать государственным органам, так это подавлять готовящийся российскими властями переворот. Как раз попыткой в рамках закона предотвратить этот переворот и были действия ГКЧП. На Горбачева в этом деле опереться было невозможно, он уже договорился с Ельциным. Зато его можно было нейтрализовать, пользуясь чисто формальными номенклатурными правилами игры. Горбачеву были поставлены не столько физические препятствия для участия в августовских событиях, сколько чисто формальные. Прорывающийся сквозь собственную охрану Президент не только терял бы лицо и выглядел бы смешным, но мог быть обвинен и в разжигании гражданской войны, а также в дьявольской интриге против всего остального руководства страны. Вступая в августовскую игру, Горбачев мог быть в конце концов снят со своего поста тем же Съездом, который его на этот пост избрал.
Итак, сеть для Горбачева была расставлена талантливо. С Ельциным это не прошло. Он не принял игры ГКЧП, не боялся потерять лицо и не стал продолжать затяжную войну законов, которую ГКЧП, безусловно, выиграл бы. Ельцин сразу сыграл ва-банк. Его ответный ход — обвинение ГКЧП в совершении государственного переворота и незаконном отстранении Президента СССР от власти с призывом к общенациональной стачке, к аресту «путчистов». Его позиция — это отказ от каких-либо компромиссов с ГКЧП, выталкивание ГКЧП на путь силовой контригры.
Члены ГКЧП не пошли на расстрел Белого Дома, не смогли переступить через кровь. (Совсем иначе, как по нотам, был разыгран вариант октября 1993 года, когда на жесткий вызов Ельцин ответил танковой атакой, и горы трупов не смутили его). Они предпочли искать спасения у Горбачева, который мог пожурить свою команду, кое-кого снять с должности, но не дать разрушить систему власти. Горбачев, потрясенный изоляцией и не посвященный в планы ГКЧП (он вполне мог опасаться и за свою жизнь), не пожалел «путчистов» и дал Ельцину полностью захватить власть, будучи уверенным в том, что уж свое-то влияние сохранит.
Совершая контрпереворот, Ельцин смог не только упрятать в тюрьму членов ГКЧП, но и выбить стул из-под Горбачева. Он посмеялся над доверчивостью Горбачева, наплевал на все закулисные договоренности, воспользовался ситуацией для полного подавления власти Горбачева. Наслаждаясь необъятной властью, Ельцин не упустил возможность растоптать Президента СССР на глазах у Съезда депутатов России. Подписывая на глазах восторженной депутатской публики антиконституционные Указы, он смаковал унижение Горбачева, демонстрируя всей стране, что Президент СССР теперь только кукла, с которой смешно согласовывать «судьбоносные» решения. Сцена была отвратительной, но публика была настолько ослеплена победой над ГКЧП, что бесчувственно приняла эту инъекцию безнравственности. Похмелье наступило только в октябре 1993 года.
Через год после «путча» думающим людям все стало ясно. Тексты деклараций и выступлений политиков были таковы, что и через двадцать лет они казались написанными только вчера: «Прошел год правления Ельцина и его команды… Кому мы сегодня обязаны тем, что в России, в стране с мощным научным потенциалом и богатейшими природными ресурсами, женщины не могут себе позволить рожать детей, старики жить на свою пенсию». «Снова применяются самые иезуитские методы для подавления
