крупа?! – ужаснулась Таисия Фёдоровна. – С ума сойти! Чего только не услышишь!
И она засмеялась неестественным, деревянным смехом.
Захохотала и Ася. И Алмазов, снова вздрогнув, принялся украдкой разглядывать её.
Лет Аси было что-то около тридцати. Была она крупной и высокой – о таких ещё говорят «видная девка». Пальцы Асины украшались разной длины белыми ногтями, похожими на жвачные подушечки. Принадлежала Ася к тому типу людей, которые легко сошедшись с новыми знакомыми, успевают надоесть через пару минут. Шуму она производила столько же, сколько телега, едущая по булыжной мостовой. Она так часто принималась хохотать, что можно было подумать, что смех был вторым её дыханием, и она ни минуты не могла прожить не смеясь. Смех её был громким, назойливым и, казалось, проникал под кожу. Кроме того, Ася обладала манерой спорить по любому поводу. Скажете ей: «Шесть часов…» И она непременно возразит: «Нет, пять минут седьмого!» Скажете: «Тридцать километров…» И она не утерпит: «Не тридцать, а тридцать два!» А согласитесь: «Пусть тридцать два!», и она непременно станет доказывать, что два километра – это не пустяк, и что недопустимо разбрасываться километрами.
Если Ася не спорила, она смеялась, если не смеялась, то обязательно спорила. Впоследствии, общаясь с Асей, Алмазов всё вспоминал одного сумасшедшего, которого раз встретил в метро. Тот, зашедши в вагон, остановился и оглядел публику таким взглядом, точно хотел сказать: «Ну, сейчас я вам устрою!» Затем прошёл на свободное место, уселся и замер. Но как только объявили следующую станцию, он оживился.
- …Комсомольская… - раздалось по громкой связи.
- Пионерская! – выкрикнул горе-пассажир и зашёлся безудержным, неистовым смехом.
- …Красные ворота…
- Чёрные ворота!.. Ха! Ха! Ха!
- …Чистые пруды!..
- Грязные пруды! Ха! Ха! Ха!
И так далее…
Когда-то Ася была замужем, но муж оставил её. И с тех пор смыслом своей жизни Ася сделала поиск нового мужа, который отчего-то никак не находился. Хотя Ася и не оставляла попыток, то и дело отправляясь в рейд по злачным заведениям городка, а в выходные добираясь и до столицы. Время от времени у Аси появлялись какие-то обожатели, остававшиеся на некоторое время пожить у неё. Но никто из них не задерживался, и все они покидали несчастную Асю довольно скоро.
Из желания ли найти себе спутника жизни, а может, из каких-то особенных свойств беспокойной своей натуры, но только Ася, во что бы то ни стало, всегда и во всём желала казаться оригинальной и непохожей на прочих людей. В семье у неё была репутация «мужского ума», снисканная тем, что, во-первых, Ася окончила с золотой медалью школу, а во-вторых, однажды, будучи совсем юной, отремонтировала без посторонней помощи табуретку, у которой открутились все ножки. Когда же Ася, остригшись наголо, добилась, что её деликатно стали называть чудачкой, она, дабы закрепить славу, принялась чудить на все лады.
Внешне Ася походила на своего отца, Тихона Тихоновича, располагавшегося за столом как раз напротив Алмазова и всеми силами показывавшего, что разговор о крупе ему неинтересен, для чего ухмылялся чему-то своему, хмурил широкие чёрные брови и смотрел куда-то поверх голов.
Человеком он был энергичным и воинственным, никому решительно не доверяющим и во всём полагающимся только на себя одного. При том же, он был философ и большой охотник порассуждать на отвлечённые темы. Так, например, очень интересно рассуждал он о современных нравах.
- Какая распущенность! – восклицал он, просматривая газету, пестревшую скабрёзными изображениями. – Докатились! Это ж надо такое печатать!.. Разврат!.. Ужас!..
А случалось, что за просмотром фильмов двусмысленного содержания Тихон Тихоновичем овладевал гнев праведный.
- Нет, ты посмотри только! – обращался Тихон Тихонович к супруге, впиваясь глазами в экран. – Какая мерзость!.. Нет, ты посмотри только!.. Видала?.. Нет, ты видала?.. Безобразие!..
Любил Тихон Тихонович потолковать и о литературе, об экономике и даже о богословии, о котором было известно ему из брошюры «Настольная книга атеиста». Словом, это был важный и умный господин. И чтобы свернуть гастрономическую тему, чуть было не обернувшуюся перебранкой и взаимными обидами, он сказал:
- Это что!.. Я говорю, крупа – это что!.. Вот тут у одного мужика шапку украли…
