воздержаться, что соответствует ранее принятому по этому вопросу решению руководства СССР и позволит избежать тяжелых политических, экономических, социальных и военных последствий. Мы тоже подписали этот доклад и пошли к министру обороны. Когда мы вошли в кабинет Устинова, начальник Генерального штаба сказал, что мы вместе подготовили документ на его имя, и вручил ему доклад.
Дмитрий Федорович начал медленно читать, делая на полях пометки. Я думал, что его реакция будет бурной, но Устинов внешне был спокоен, хотя интуитивно мы чувствовали его внутреннее напряжение. Закончив читать, министр взял у себя на столе какие-то корочки и вложил туда два листа доклада. Затем расписался вверху на первой странице, проговорив: «Это вам для прокурора». Потом закрыл корочки, спокойно вернул доклад Огаркову и сказал: «Вы опоздали. Решение уже состоялось».
Огарков попытался снова возразить: «Дмитрий Федорович, но Генштабу ничего по этому поводу не известно. Ведь наши действия во всем мире могут быть расценены как экспансия».
«Еще раз вам говорю, что решение о вводе войск состоялось. Поэтому вам надо не обсуждать действия Политбюро, а выполнять это решение», – нервно добавил Устинов и дал понять, что разговор окончен».
Выступая на заседании Политбюро, маршал Огарков изложил свою точку зрения и аналитику Генштаба. Огарков и Косыгин проиграли, войну было не остановить. Не будучи военным человеком, Устинов, увы, воспринимал афганскую войну как полигон для испытания оружия.
Запись итогов декабрьского заседания Политбюро «К положению в А» гласит:
«1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные Андроповым Ю.В., Устиновым Д.Ф., Громыко А.А. Разрешить в ходе осуществления этих мероприятий им вносить коррективы непринципиального характера. Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно выносить на Политбюро. Осуществление всех этих мероприятий возложить на тт. Андропова Ю.В., Устинова Д.Ф., Громыко А.А.
2. Поручить тт. Андропову Ю.В., Устинову Д.Ф., Громыко А.А. информировать членов Политбюро ЦК о ходе выполнения намеченных мероприятий».
Намеченные мероприятия – это, вероятно, устранение Амина и ввод войск в Афганистан. Даже этот краткий протокол, составленный Черненко, показывает, кто был инициатором кампании. Снова – три фамилии…
Амин поддержал идею советской военной помощи. Советский посол, разумеется, не открыл ему того, что в планах СССР не нашлось места для самого Амина. СССР не мог простить Амину убийства политика, олицетворявшего Апрельскую революцию – Тараки (к которому, впрочем, у Политбюро тоже были претензии) и опалы Бабрака Кармаля. Амину не доверяли, считали его опасным.
Несомненно, Советский Союз действовал бы в Афганистане в более умеренном духе, кабы не некоторые геополитические обстоятельства того времени. Напомним, что апрельская революция в Иране произошла именно в 1979-м. В Москве опасались усиления исламского фундаментализма. С другой стороны, противников афганской революции – моджахедов – поддерживали США, с переменным успехом старавшиеся превратить Пакистан в свой форпост против Ирана и не допустить превращения Афганистана в советскую вотчину. 1979-й, как и 1968-й, был годом войн и агрессии. Войска Вьетнама воевали с армией Пол Пота в Камбодже. Вьетнамцам пришлось столкнуться и с китайскими войсками. Именно в 1979-м ФРГ и США приняли решение размещать на территории Германии «першинги». Советский Союз воспринимал это как агрессию.
28 декабря из Кабула пришла весть о создании в Афганистане Революционного совета во главе с Бабраком Кармалем и о формировании нового правительства Афганистана, во главе которого также встал товарищ Кармаль. Советские войска занимали позиции в Афганистане, не встречая сопротивления. К январю в Афганистане действовал пятидесятитысячный советский контингент «воинов- интернационалистов». При помощи советских офицеров формировались части армии Афганистана и верные Кармалю органы безопасности. Это был спокойный пролог кровопролитной войны, в которой противниками Советской армии будут моджахеды, усиленные основным политическим соперником СССР по «холодной войне».
Пожалуй, Андропов и Устинов лучше других осознавали, что кампания предстоит серьезная, но считали ее пользительной для Советского государства, для мира социализма, наконец, для армии.
Устинова называют технократом. Сам он считал этот термин неприменимым для советских реалий. Технократы, считал Устинов, находятся вне политики, они просто исполняют заказ капитала. А он с комсомольских времен считал себя строителем коммунизма, а военную промышленность – тем звеном, схватившись за которое, нужно по-бурлацки тянуть вперед. Пожалуй, именно Устинов – невероятно энергичный, талантливый инженер из пролетарской русской глубинки – как никто другой соответствовал сталинским представлениям об истинно советском руководителе. Который если не идеален, то оптимален.
Михаил Андреевич Суслов
Каждый из нас в детстве вычитал из Дюма: «После короля и господина кардинала имя г-на де Тревиля, пожалуй, чаще всего упоминалось не только военными, но и горожанами. Был еще, правда, «отец Жозеф»… Но его имя произносилось не иначе как шепотом: так велик был страх перед «серым преподобием», другом кардинала Ришелье». А потом «серым кардиналом» стали называть Михал Андреича Суслова. Что общего у него с отцом Жозефом? Только монашеская аскеза, которой отличался Суслов в партийной среде. Отец Жозеф был капуцином, Суслов – истым большевиком. Оба считались непримиримыми к идейным противникам. Но Суслов был более компромиссным человеком, крестовых походов избегал. Отец Жозеф опирался на доверие кардинала всесильного Ришелье, отсюда и его влияние. Суслов не сближался с властителями, держал дистанцию и не был ничьим доверенным лицом, ни с кем не был связан личными отношениями.
Суслову больше других досталось на орехи в годы перестроечных разоблачений застоя. Оно и понятно: писали-то бойцы идеологического фронта, рыцари блокнота и шариковой ручки. А уж для них страшнее Суслова зверя не было. Вот и обливали грязью и презрением самого безопасного противника – мертвого, да еще и олицетворявшего властную элиту прошедшей эпохи. Вот и превратили Суслова в пугало, в коммунистического инквизитора, который душит все живое. Живым, разумеется, считается только интеллигентский междусобойчик, а все прочее – гори синим пламенем. Адвокатом Суслова неожиданно стал М. Ненашев, бывший при Суслове замзавотделом пропаганды ЦК и главным редактором «Советской России»: «Суслов был, по-моему, человеком подготовленным и квалифицированным. Мне очень импонировало, что с нами, журналистами, он всегда был предельно прост. Я не помню, чтобы он на кого-то покрикивал или что- то в этом роде. Он как раз говорил очень тихо, своим хрипловатеньким тенорком, но его всегда очень хорошо было слышно. Обычно чем выше начальник, тем тише он говорит. Суслов был из таких. Мне импонировало и то, что он был большой педант. Работа Секретариата всегда шла достаточно четко».
Несколько десятилетий он отвечал за идеологию в однопартийной сверхдержаве. Его опрометчиво называли партийным диктатором. Реальный статус Суслова был по-своему уникален, но диктаторских амбиций у образцового аппаратчика не было. Суслов всю жизнь – больше пятидесяти лет – работал в аппарате партии, считался специалистом по идеологии.
В классическом Политбюро прошедшей эпохи выходцев из образованных семей было не больше, чем в первом отряде космонавтов. Кажется, их было двое – сын харьковского инженера Николай Тихонов и загадочный восточный барин Динмухаммед Кунаев. И если деловой стиль эпохи рифмовался со строго сжатыми губами аккуратного Косыгина, над идеологическими ритуалами витала непослушная седая прядь Михаила Андреевича Суслова.
Образ политиков в шляпах и черных отечественных лимузинах до сих пор воспринимается как эталонный. Комиссары в тужурках и френчах оказались слишком экзотичными, а молодые реформаторы в ярких галстуках, с первыми мобильными трубками в руках – недостаточно монументальными. А Суслов был народным типом.
С происхождением все в порядке: сын крестьянина-бедняка из села Шаховского Хвалынского уезда Саратовской губернии. Жили далеко не зажиточно, просто бедно. Отец – Андрей Андреевич – с 1904 года, когда поиски заработка забросили его на Бакинские нефтепромыслы, симпатизировал революционерам. За ним наблюдала полиция. После 1917-го вступил в РКП(б), заседал в советах и укомах. Михаил Суслов вступил на политическое поприще уже в 1918-м, когда Будущий главный идеолог партии стал активистом-
