обороны ЧССР генерала Дзура о вторжении.
В ночь на 21 августа войска пяти стран перешли границу ЧССР с четырех направлений в двадцати пунктах. Одновременно из СССР сразу на несколько чешских аэродромов были переброшены части ВДВ. Президент Свобода приказал вооруженным силам не оказывать сопротивления, и армия ЧССР осталась в казармах. Сопротивлялись гражданские: возводили баррикады, протестовали, встречали армию ругательными граффити («Слон не может растоптать иголку!», «Иван, убирайся домой!») и плакатами. Уже в январе 1969-го сорокалетний студент-философ Ян Палах совершил акт самосожжения на Вацлавской площади. Поход прошел с незначительными потерями. Командовал полумиллионной объединенной группировкой генерал армии И.Г. Павловский. Из 26 дивизий, принимавших участие в операции, 18 были советскими.
Координировал действия военных и политиков представитель Политбюро Кирилл Трофимович Мазуров – белорусский коммунист с героическим партизанским прошлым.
В политической борьбе все вышло сложнее. Среди членов Президиума и ЦК КПЧ не удалось сформировать просоветского большинства, многие прежние сторонники Москвы сопротивлялись слишком явному давлению. Советские войска при поддержке офицеров чехословацкой Госбезопасности задержали и перевезли в СССР Дубчека, Черника, Смрковского, Шпачека и Кригеля. В Чехословакии ходили слухи о казни Дубчека… Между тем 23 августа в Москве начались переговоры с пятеркой интернированных лидеров «пражской весны», к которым добавились самостоятельно прибывшие Свобода, Гусак и многие другие члены ЦК КПЧ. Брежнев потребовал четкого исполнения соглашений, принятый в Чиерне-над-Тисой, добился длительного (как оказалось, – до 1989 года) пребывания советских войск в ЧССР. Чехословацкие коммунисты получили относительную свободу кадровых решений. Стороны подписали Московский протокол (отказался поставить подпись принципиальный Кригель). К середине сентября Чехословакия успокоилась, затаив обиду. Армии четырех стран возвращались на прежние места дислокации. Войска СССР обживались в ЧССР, чтобы из центра Европы защищать социалистическое содружество.
Последующие полгода показали, что Кремль в ЧССР действовал достаточно продуманно и осмотрительно: страсти улеглись, и у власти в Праге оказалось небывало лояльное по отношению к СССР правительство.
С апреля 1969-го, когда главой партии был избран еще один словак – Густав Гусак – начался так называемый курс «нормализации», который в политическом смысле означал отказ от шумной гласности и сближение с Москвой. Через шесть лет Гусак стал и президентом республики. Из него получился верный союзник Брежнева, умело использовавший экономические возможности СЭВа на благо своей страны. Гусак был политиком хитроумного маневра: союзники по Варшавскому договору не вспоминали ему даже молодую дружбу с фюрером словацких фашистов Махом. Четырежды Гусаку довелось сидеть в заключении: три раза – при фашистах, и один раз – при коммунистах, в 1954-м, когда он отбывал срок вместе с тем самым Александром Махом… И все-таки Гусак вышел сухим из воды. К 63-му году его сначала амнистировали, а потом и реабилитировали. А в конце 1968-го виртуоз компромисса убедил Брежнева в собственной необходимости.
В психологической войне миров операция «Дунай» подпортила репутацию Москвы, но сохранила военно-политический статус-кво. Можно бесконечно приводить свидетельства чешской ярости и чешского разочарования. Кинорежиссер Милош Форман пишет: «Русские играли наверняка, и они, разумеется, собирались набросить на набиравшееся новых сил общество густую сеть махрового сталинизма. Сменится несколько поколений, прежде чем мы сможем излечиться от этой травмы». Память о 68-м годе была актуальной и в годы бархатной революции, когда начинал свою карьеру замечательный хоккейный форвард Яромир Ягр. На его свитере неспроста значился 68-й номер. Сегодня Ягр играет за омский «Авангард»: щедрые русские зарплаты корректируют историческую память.
Роскошный «гусаковский» цветной телесериал «Тридцать случаев майора Земана», в котором каждый инженер из ЧССР выглядел франтовато, что твой Джеймс Бонд, трактовал пражскую весну как путч отщепенцев, которые ничего общего не имели с честными трудящимися. Что ж, 1970-е были для рабочего класса Чехословакии временем благодатным, и официозная точка зрения не оставалась без поддержки.
В СССР западническая интеллигенция восприняла события 1968-го в духе национального самобичевания – как преступление вселенского масштаба. Не так давно Евгений Киселев в телеэфире назвал кощунственным сравнение натовской интервенции в Югославию и Ирак с пражской операцией ОВД. Подтекст такого отношения вполне расистский: в Праге живут белые люди, на Балканах – уже посмуглее, а в Багдаде – азиатская чернь. Эта идеология осенена лозунгами Киплинга и рефлексиями Бродского.
КПСС могла, как поезд, проехать мимо нищего, мимо пятиминутной демонстрации нескольких диссидентов на Красной площади: «Позор оккупантам!», «Руки прочь от ЧССР!», «За нашу и вашу свободу!» Эти радикалы и впрямь были страшно далеки от народа. Но десятки и сотни вполне лояльных шестидесятников под впечатлением «танков, идущих по Праге», превратились в потенциальных врагов советского уклада. Твардовский, Евтушенко, Галич, Высоцкий – представители разных кругов советской интеллигенции – откликнулись на операцию «Дунай» словами протеста. Конфликт оказался долгим – и в конце 80-х многие властители дум готовы были подписать смертный приговор Советскому Союзу как агрессивной и преступной системе. Тяжелым камнем на этих весах легла Прага. Но в 1968-м у руководителей СССР не было выбора. Податливость обошлась бы еще дороже. А при сохранении сверхдержавы и социалистического блока у страны оставались разнообразные шансы на благополучное развитие.
Образ Сталина
В 2009 году мы увидели парадные портреты Сталина на официальной демонстрации. И это была не оппозиционная сходка, но пышный ритуал великой державы. Конечно, речь идет не о современной России, а о КНР. Китай показал, что можно развиваться, не перечеркивая прошлого, не воюя с ним. И рачительное отношение к истории – без истерик и покаяния «с больной головы на здоровую» – вовсе не мешает реформам, не мешает развитию. А у нас – даже восстановление станции метро «Курская» во всем великолепии триумфального сталинского стиля вызывает протесты либеральной интеллигенции: как же так, восстановили в золоте строку из гимна с упоминанием вождя, восстановили надпись «За Родину, за Сталина!»… Надпись действительно можно замазать, стереть, но все равно праздничную незаурядную архитектуру будут называть сталинской – и этого уже не сотрешь. Эстетика большого стиля в нашей стране связана с именем Сталина, и коллективными письмами ее не победить.
Стоит только заговорить о Сталине – и снова миф идет войной на миф.
Борьба со Сталиным и со сталинизмом стала сакральным интеллигентским ритуалом. Для многих это остается делом жизни и через 56 лет после смерти вождя – бороться со Сталиным, искоренять, бить в набат.
Самые прогрессивные господа продолжают демонизировать Сталина, повторяя, как страшное заклинание, словечко «ГУЛАГ», как будто современное «ФСИН» или «ГУИН» звучит веселее, как будто системный уклад современного архипелага ГУИН (в условиях ХХI века!) справедливее и цивилизованнее сталинских лагерей, существовавших в контексте 1930-х. А нет бы открыть Сталина – старенький том «Вопросов ленинизма». Там за каждой страницей – великий труженик, упорный, настойчивый строитель. То неумолимый жрец, то фольклорный мудрец, то простак. К простоте, к ясности Сталин стремился всегда – он был прагматически нацелен на результат, и в каждой фразе он выбирает черный хлеб и отказывается от экзотических излишеств. Суровый, насущный Сталин. Именно такой правитель и должен был появиться из хаоса Гражданской войны. Не аккуратный департаментский чиновник и не прекраснодушный мягкотелый прожектер, а вот такой царь-работник из гущи народной – во всем идущий до конца, не считаясь с жертвами.
Западная массовая культура воспринимает Сталина как кровавого восточного диктатора и суперантисемита. Все – в соответствии с новейшими стереотипами. Ведь необходим голливудский злодей, которого можно задним числом зачислить в международные преступники, уровнять с Гитлером, чтобы и России навсегда прижать хвост…
Антисталинизм стал магистральной идеологической базой хрущевской оттепели и горбачевской перестройки. Каноны антисталинизма создавали бывшие политзаключенные, реабилитированные в 1950-е годы, и выходцы из семей, пострадавших в годы репрессий. Сталинское тридцатилетие в истории России не было идиллическим, оно не пахнет фиалками – и появление радикальных критиков сталинизма вполне
