Вульфу.
– Разве вы не знаете, – загремел он, – что свидетель обвинения не имеет права разговаривать с человеком, подозреваемом в преступлении?
– Нет, сэр, я этого не знаю. Насколько мне известно, все зависит от содержания беседы. Я не обсуждал своих показаний с мистером Эшем.
– Что же вы с ним обсуждали?
– Некоторые дела, которые, по моему мнению, представляли для него интерес.
– Какие дела? Что в точности вы ему сообщили?
Я вздохнул с облегчением, потянулся и разжал пальцы, стиснутые в кулак. Этот толстый хитрец добился своего! Задав свой вопрос, Мандельбаум невольно подыграл Ниро Вульфу. Теперь тот выложит присяжным все, что считает нужным, если только ему не помешает Джимми Донован. Но Донован не был простаком.
А Вульф и бровью не повел:
– Я сказал, что вчера, сидя в этом зале и ожидая вашего вызова, пришел к мысли, чти некоторые факты, связанные с убийством Мэри Виллис, не были достаточно хорошо проверены. Поэтому моя роль как свидетеля обвинения для меня стала неприемлема. Я сказал ему, что решил сам разобраться в некоторых пунктах. Что знал, какую ответственность понесу, самовольно покидая зал суда. Но интересы правосудия кажутся мне более важными, чем личные. Но я не сомневался в том, что судья Корбетт…
– С вашего разрешения, мистер Вульф. Вы сейчас не защищаетесь от обвинения в оскорблении суда.
– Совершенно верно, сэр. Вы меня спросили, что я говорил мистеру Эшу. Я отвечаю. Он поинтересовался, какое предположение я сделал. Я ответил, что у меня сложилось двоякое мнение об этом деле. Во-первых, как человек, обладающий долгим опытом работы по расследованию преступлений и общения с преступниками, я сильно сомневаюсь в его виновности. Во-вторых, полиция была, видимо, настолько убеждена обстоятельствами, сложившимися против мистера Эша /очевидный мотив, обнаружение им трупа/, что их внимание было несколько притуплено. Например, опытный следователь всегда особо придирчиво приглядывается и прислушивается к любому человеку, занимающему «привилегированное положение». Такими людьми являются врачи, адвокаты, доверенные слуги, старинные друзья, и, разумеется, ближайшие родственники. Если среди перечисленных лиц находится мошенник, он имеет особо благоприятные условия для осуществления своих преступных намерений. Мне пришло в голову…
– И вы все это говорили мистеру Эшу?
– Да, сэр. Когда я вчера сидел в этом зале и слушал, как мистер Бэгби рассказывает о работе на его коммутаторах, мне пришло в голову, что телефонистки, несомненно, тоже относятся к той категории привилегированных лиц, о которой я только что говорил. Беспринципный оператор, прослушивая разговоры своих клиентов и, получая разного рода информацию, может позднее использовать ее в целях личного обогащения. Например, биржевые новости, производственные и профессиональные планы, множество других вещей. Тут возможности безграничные. Разумеется, наиболее многообещающим является выяснение личных секретов. Правда, большинство людей опасается обсуждать важные секреты по телефону, но далеко не все. В экстренных же случаях об осторожности забывают. Вот меня и осенило, что для получения подробных интимных сведений или хотя бы намека на них, которые столь полезны и выгодны шантажистам, служба телефонных ответов представляет возможности, равные, если не превосходящие возможности врача, адвоката, доверенного слуги… Любой оператор на коммутаторе мог бы без труда…
– Все это праздные рассуждения, мистер Вульф. И вы делились своими сомнениями с обвиняемым?
– Да, сэр.
– Сколько времени вы находились в его обществе?
– Почти полчаса, а за полчаса я могу сказать очень многое.
– Не сомневаюсь. Но время суда и присяжных заседателей нельзя расходовать на пустую болтовню.
Мандельбаум посмотрел на присяжных одним из своих «понимающе-сочувственных» взглядов и снова обратился к Вульфу:
– Вы не обсуждали своих показаний с обвиняемым?
– Нет, сэр.
– Дали ли вы ему какие-либо советы относительно построения его защиты?
– Нет, сэр. Я не давал ему вообще никаких советов.
– Предложили ли вы ему провести какое-нибудь расследование, которое способствовало бы его защите?
– Нет, сэр.
– Тогда чего ради вы добивались с ним свидания?
– Один момент! – Донован вскочил на ноги. – Насколько я понимаю, Ваша честь, это свидетель обвинения, а не защиты. И разве это прямой допрос? Самый настоящий перекрестный и я возражаю против него.
Судья Корбетт согласно кивнул головой:
– Возражение поддерживаю. Мистер Мандельбаум, вам хорошо известно, как следует проводить допрос свидетеля!
– Но я же столкнулся с непредвиденными обстоятельствами.
– Все равно он остается вашим свидетелем. Допрашивайте его в этом качестве.
– Кроме того, мистер Вульф наказан за оскорбление суда.
– Пока нет. Наказание временно отменено. Продолжайте, советник.
Мандельбаум взглянул сначала на Вульфа, потом на присяжных, подошел к столу, постоял с минуту, уставившись на него, поднял голову и сказал:
– Больше вопросов не имею.
Джимми Донован поднялся с кресла и выступил вперед, но обратился он не к свидетелю, а к членам суда:
– Ваша честь, считаю необходимым заявить, что я ничего не знал о сегодняшней встрече свидетеля с моим подзащитным как до, так и после нее. И узнал о ней только здесь и сейчас. Если вы считаете нужным, я могу повторить свои слова под присягой.
Судья Корбетт покачал головой:
– Мне это представляется излишним, мистер Донован. Разве что того потребуют дальнейшие события.
– В любое время, Ваша честь. – Донован повернулся к свидетелю. – Мистер Вульф, почему вы добивались сегодня утром свидания с мистером Эшем?
Вульф выглядел несколько расслабленным и отнюдь не торжествующим.
– Потому что получил информацию, которая порождала сильные сомнения в его вине. Я хотел незамедлительно все это изложить суду и присяжным. Как свидетель обвинения, да еще при наличии ордера на арест, я оказался в весьма затруднительном положении. Вот я и решил, что если бы мне удалось потолковать с мистером Эшем, этот факт наверняка бы был обнаружен в ходе моего допроса. А если так, то мистер Мандельбаум обязательно спросит у меня, о чем шла речь на этом свидании. Поэтому-то я и хотел изложить как можно подробнее мистеру Эшу свои предположения и то, что мне удалось обнаружить. Если бы мистер Мандельбаум разрешил мне повторить все, что я сказал мистеру Эшу, дело было бы сделано. Если бы он удалил меня со свидетельского места прежде, чем я закончу, я посчитал бы возможным, что во время перекрестного допроса защита предоставит мне возможность продолжить мои соображения.
Он повернул руку ладонью вверх:
– Вот я и стал добиваться свидания с мистером Эшем.
Судья нахмурился. Кто-то из присяжных фыркнул, остальные осуждающе посмотрели на него. В зале зашевелились, послышались смешки. Я с завистью подумал, что у Вульфа стальные нервы. Правда, насколько мне было известно, он не нарушил никакого закона. Донован задал ему ясный вопрос и услышал от него предельно ясный ответ. Я бы очень дорого заплатил за возможность посмотреть в лицо Донована. Впрочем, если на нем что-то и отражалось, то голос оставался совершенно беспристрастным.
