– Кто вам ее готовит?
– Жена, разумеется. У меня нет Фрица.
– Она варит их в воде?
– Конечно. А Фриц в пиве?
– Нет. Миллионы американских женщин и некоторые мужчины совершают это святотатство каждый день. Они превращают несравненное лакомство в простой пищевой продукт. Очищенная и сваренная в кипятке молодая кукуруза вполне съедобна и полезна, но если ее сунуть на сорок минут в лиственной оболочке в очень жаркую духовую, очищенная уже за столом и слегка подсоленная кукуруза является настоящей пищей богов. Изобретательность и воображение ни одного шеф-повара не создало лучшего блюда. Американских хозяек следовало бы самих сварить в кипятке! Идеальная кукуруза…
– Еще сколько времени вы намерены водить меня за нос?
– Я вовсе не вожу вас за нос, с чего вы взяли?.. В идеале кукуруза прямо со стебля попадает в печь, но, конечно, для городских жителей это неосуществимо. Если она собрана в правильной стадии созревания, она не пригодна для еды через двадцать четыре часа и даже сорок восемь часов. Я пробовал. Но посмотрите вот на это.
Вульф ткнул пальцем в разложенные кучки.
– Это возмутительно! Мистер Мак-Леод в этих вопросах прекрасно разбирается. В самый первый год я просил его посылать ко мне по два десятка початков и возвращал назад непригодные, так что ему известны мои требования, и он великолепно срезает початки, не повредив на них лиственную оболочку. Как мне говорили, ресторан Рустермана тоже требует первосортную кукурузу, но я сомневаюсь, чтобы они были также придирчивы, поскольку им привозят за раз от ста пятидесяти до двухсот штук. Скажите, они пустили в ход то, что получили сегодня?
– Да, они признались, что взяли кукурузу из фургона еще до того, как сообщили нам про труп.
Подбородок Кремера был опущен, глаза сощурены под кустистыми бровями.
– Фактически ведь вы владелец ресторана?
Вульф покачал головой:
– Не владелец. Мое попечительство согласно завещанию моего покойного друга Марко Вукчича заканчивается в будущем году. Вы же помните эту историю, так как сами расследовали дело. Именно я доставил убийцу из Югославии.
– Да-а… Не исключено, что я никогда вас ни за что не благодарил…
– Дело не в этом…
Глаза Кремера теперь были направлены на меня.
– Вы бываете там довольно часто, не в Югославии, а у Рустермана. Как часто?
Я приподнял одну бровь. Этот фокус раздражал инспектора, потому что у него самого так не получается.
– Раз в неделю, иногда два раза. Там я пользуюсь привилегированным положением, и потом это на самом деле лучший ресторан в Нью-Йорке.
– Олл-райт. Были ли вы там сегодня?
– Нет.
– Где вы находились в 17.15?
– В седане марки «герон», который принадлежит мистеру Вульфу, а езжу на нем я. В пять пятнадцать, говорите вы? Примерно в районе Гранд Конкур по дороге в Ист-ривер-Драйв.
– Кто был с вами?
– Сол Пензер.
Кремер фыркнул:
– Вы да Ниро Вульф – единственная пара людей, ради которых Пензер солжет, не задумываясь. Где вы были?
– На матче. Янки-стадион.
– Что случилось на девятой минуте?
И тут же махнул рукой:
– К черту! Вы об этом непременно подумали бы и правильно ответили бы на все мои вопросы, даже если бы вас там не было… Как близко вы знакомы с Максом Масловым?
Я снова приподнял одну бровь:
– Обоснуйте, пожалуйста.
– Я расследую убийство.
– Это я понял. И, очевидно, я подозреваемый. Обоснуйте.
– Среди прочих вещей в кармане Кеннета Фабера была маленькая записная книжка. На одной из страничек были записаны карандашом имена четырех мужчин, причем три были помечены галочками. Последним, без галочки, было ваше имя. Арчи Гудвин. Первым – стоял Маслов. Этого достаточно?
– Я бы предпочел взглянуть на записную книжку.
– Она в лаборатории.
Кремер слегка повысил голос:
– Послушайте, Гудвин, вы – частный детектив, работающий по лицензии…
Я кивнул:
– Вот-вот, знакомая песня. А до этого заявление о том, ради кого станет давать свои показания Сол Пензер. О'кей, я вам отвечу: я не знаю никакого Макса Маслова, впервые слышу это имя. Два других имени с галочками?
– Питер Джей. Д-ж-е-й.
– Такого не знаю и никогда не слышал о нем.
– Карл Хийдт, Х-и-й-д-т.
– Это лучше. Модельер, да?
– Он делает наряды для женщин.
– В том числе и для моей приятельницы, мисс Роувен. Я несколько раз вместе с ней ездил к нему в мастерскую помочь ей сделать выбор. Его платья и костюмы высоко котируются, но, как я считаю, ему далеко до фирмы ККК.
– Как близко вы с ним знакомы?
– Практически почти не знакомы, хотя я зову его Карлом, а он меня Арчи. Вы же знаете, как это бывает. Пару раз мы с ним одновременно проводили уик-энд у мисс Роувен. Но вообще я встречался с ним только тогда, когда бывал у мисс Роувен.
– Знаете ли вы, почему его фамилия с пометкой могла попасть в записную книжку Кеннета Фабера?
– Не знаю и не берусь догадываться.
– Хотите, чтобы я увязал с этим Сюзен Мак-Леод, прежде чем спрошу про нее?
Я ждал этого вопроса, как только услыхал имя Карла Хийдта. Поскольку записная книжка находилась в руках полиции целых четыре часа, им хватало времени на установление всяческих связей. То, что меня не вызвали сразу же в управление, а Кремер сам к нам явился, являлось, конечно, комплиментом, но не столько по моему адресу, сколько Вульфа.
– Не утруждайте себя, инспектор, я сам способен увязать. В первый же раз, когда Кеннет Фабер приехал сюда с кукурузой шесть недель назад, а именно тогда я с ним познакомился, он по собственной инициативе поведал мне, что Сью Мак-Леод уговорила отца предоставить ему работу у себя на ферме. Кеннет был необычайно разговорчив, объяснил, что по профессии он карикатурист, не связанный с определенной редакцией, но на эти заработки не проживешь, ему нужен свежий воздух и солнце, а для мускулов физическая нагрузка. Сью Мак-Леод часто проводил каникулы на отцовской ферме, так что все будет очень мило… Так что теперь спрашивайте меня о Сьюзен Мак-Леод.
Кремер буквально пожирал меня глазами.
– Вас не назовешь тугодумом, Гудвин, не правда ли?
Я подмигнул:
– Я изо всех сил стараюсь шевелить мозгами, инспектор.
– Только не перестарайтесь… Как давно вы стали с ней близки?