Разбойники, с трудом поднимаясь, испуганно забормотали:
— Колдовское племя!
Джеффри мрачно посмотрел на них.
— Вот именно. Верховный маг и его семья. Подумайте там о своей жизни, иначе лишитесь голов, так что и думать нечем будет! — и он вновь повернулся к Алену, всем своим видом показывая, что друг его совсем помешался.
— Ведь именно так поступил бы твой Дон Кихот, — напомнил ему Ален и снова обратился к Бору; — Отправляйся к леди Корделии и сдайся на милость ее. Если она велит вам идти в королевскую тюрьму, значит, туда и ступайте, ибо, можешь мне поверить, лучше ей не перечить.
— Да уж, будьте уверены! — покачал головой Бор; улыбка сползла с его лица.
— Будь осмотрителен и преисполнен почтения, — предостерег Ален. — Скажи ей, что… что вас прислал уповающий заслужить ее снисхождение.
Жена возницы захлопала в ладоши, глаза ее засияли. Джеффри подавил желание воззвать о помощи к небесам.
— Уповающий заслужить ее снисхождение, — недоуменно поджав губы, повторил Бор. — А почему бы не сообщить ей твое имя, благородный рыцарь?
— Потому что… потому что никто больше не услышит моего имени, пока я не добьюсь ее благосклонности! — Ален расплылся в улыбке, довольный своей первой импровизацией. Джеффри одобрительно кивнул.
Разбойник поклонился с застывшим лицом, и Джеффри сообразил, что он скрывает свое отношение к донкихотскому жесту.
— Как прикажешь, сэр.
— Отправляйтесь немедля и никуда не сворачивайте, — указал Джеффри. Затем он возвысил голос:
— Эй, вы, снующие под корнями лесными и шьющие одежду из листьев! Придите, заклинаю вас союзом родственной крови!
— Разбойники уставились на него, как на помешанного, а женщина с приглушенным стоном прильнула к мужу. На несколько мгновений лес будто застыл в ожидании.
Потом зашуршали листья, и на ветке показался человечек ростом не больше фута.
— Кто ты, и зачем призываешь гномов?
Теперь заверещали и съежились разбойники, а женщина с мужем смотрели, будто завороженные.
— Имени своего я не назову, пока не откроет своего мой спутник, — ответил эльфу Джеффри, — но все же прошу одолжения во имя уз, связывающих всадника на железном коне и короля, что среди равных ему ходит неузнанным.
Разбойники забормотали, переглядываясь в полном недоумении.
Зато эльф, должно быть, сообразил, что речь идет о Роде Гэллоугласе и Броме О'Берине, ибо сказал:
— Этого достаточно. Что ты хочешь от нас?
— Проводите этих людей к замку Гэллоуглас с целым войском из ваших, — сказал Джеффри, — а если они захотят свернуть с прямого пути, постарайтесь отговорить их.
У эльфа заблестели глаза:
— Что ж, с удовольствием, ведь никто из них ни разу не оставил миски для домового! Насколько решительно следует их «отговаривать»?
— Ну, видимо, не стоит ни убивать, ни калечить, — постановил Джеффри. — А в остальном, что ж, допустим любой вред.
— Да это не служба — игра! Не сомневайся, молодой маг, в лучшем виде доставим!
Бор поднял голову и пристально взглянул на Джеффри.
— И не позволяйте никому другому задерживать их, — добавил Джеффри. — Я хочу, чтобы они прибыли в замок Гэллоуглас, а не были перехвачены по дороге.
— Мы знаем хозяина земель, что лежат между этим лесом и тем замком, и он, на свою беду, с нами знаком, — сообщил эльф. — Ни одна душа их не потревожит, кроме нас, конечно.
— Благодарю вас, — склонил голову Джеффри.
— Нам это в радость; — Эльф поклонился, отступил в листву и был таков.
Джеффри обратился к разбойникам:
— А теперь — марш отсюда и не пытайтесь ни грабить, ни на дюйм свернуть с назначенного пути. Не сомневаюсь, что у вас завалялась пара монет, так что не забудьте, что за еду нужно платить. Прочь!
Бор вновь поклонился, рявкнул на своих людей и зашагал по тропе. Остальные нехотя побрели за ним.
Тут же с одной стороны дороги послышался свист, а с другой улюлюканье.
Разбойники подскочили и затопали куда резвее.
— Хорошо придумано, Джеффри, — сказал Ален. — Спасибо тебе.
Джеффри пожал плечами.
— Возможно, несколько экстравагантно, но, безусловно, действенно.
— Не сомневаюсь. — Ален повернулся к возчику и его жене:
— А теперь идите своей дорогой, не опасаясь этих злодеев.
Больше они вас не потревожат.
— Точно! — Возчик поклонился, прижав ладонь ко лбу. — Благодарю вас, господа рыцари!
— А я вас — за удобный случай проявить себя, — склонил голову и Ален, так что Джеффри решил объяснить ему, что всякому рыцарству есть предел. — Прощайте, и счастливого пути.
— И вам того же, благородные рыцари. — Возчик помог жене взобраться на телегу, уселся сам, взял вожжи, гикнул мулу, и телега заскрипела по лесной дороге. Оборотившись, супруги махали, пока их не скрыла листва.
— Неплохое начало, Ален! — Джеффри похлопал своего спутника по плечу. — А теперь пора и нам в путь!
Ален издал радостный вопль:
— Приключения продолжаются!
За очередным поворотом дороги путь разбойникам преградил немолодой рыцарь в плаще с капюшоном. За его спиной выстроилась еще дюжина рыцарей.
Разбойники остановились.
— Мы сделали все, как вы приказали, сэр Марис, — подал голос Бор.
— Тем лучше для вас, — сурово отозвался рыцарь. — Вы избавились от королевской темницы, а ваши грабежи и разбои прощены. Смотрите, больше не попадайтесь.
Разбойники все до единого забормотали, отрекаясь от прежней жизни и заверяя в будущей честности, а Бор заявил:
— Позвольте вас заверить, с прошлым покончено!
— Прекрати эти «вы», да «вас»! — рявкнул сэр Марис. — Не можешь сказать «ты» да «тебя», как все Честные люди?
Бор изобразил раскаяние:
— Прошу великодушно простить Мою оплошность, королевский сенешаль.
Сэр Марис пристально посмотрел на него, не упустив прозвучавшего в ответе скрытого смысла: мол, не будь сэр Марис королевским сенешалем. Бар показал бы длинный нос всем претензиям старого рыцаря. Однако сэр Марис был королевским сенешалем и обладал немалым опытом общения с надменными юнцами, включая и принца Алена с лордом Джеффри.
— Что же потребовали от вас юные рыцари? — осведомился он.
— Сдаться на милость леди Корделии в замке Гэллоуглас, — ответил Бор.
Сэр Марис раздраженно вздохнул:
— Вздорная молодежь! Что ж, ничего не поделаешь, счастливого пути! Но не вздумайте шагу с дороги ступить, или мои люди набросятся на вас, как коршуны на воробьев.
Бор поклонился, лицо его не выдавало никаких чувств.
