расположение принца, и как посмел он отделываться от меня хорошими манерами, а весь свой пыл бросить к ее ногам!
Никто не решился ответить.
— Мы должны с ней покончить! — Далила повернулась на каблуках и ткнула пальцем в одну из женщин. — Герта подала ей чашу с отравленным вином?
— Пять-десять минут назад, шеф, — тут же отозвалась женщина. — Как только ты отдала приказ, вино было приготовлено и отправлено.
Далила кивнула, глаза ее горели.
— Мы по-прежнему не можем позволить себе открытое нападение — эти Гэллоугласы уже не раз доказывали нам свою силу. Но чаша с ядом, здесь, в нашей штаб-квартире, где они окружены нашими агентами… Да, здесь мы вполне можем напасть. — Она опять впала в ярость:
— Где эта глупая гусыня?
В дверь постучали. Один из мужчин отворил ее, и в комнату вошла Герта.
— Ну?! — набросилась на нее Далила. — Она выпила?
— Н-н-нет, шеф.
— Не выпила?! Ты не уговорила ее?
— Я… я не могла, шеф. Ее там нет.
— Нет?! — Далила застыла, яростно вращая зрачками. Затем глаза ее на мгновение остекленели: она шарила мыслями по округе. Действительно, где бы ни была Корделия, это место вне пределов досягаемости Далилы.
Главный агент Финистер была чрезвычайно сильным эспером-, но с очень ограниченным радиусом действия. В пределах этого радиуса она была поистине грозной, особенно в области проективной телепатии. Она выделялась искусством работы с ведьминым мхом, а еще могла вкладывать свои приказы и мысли в чужие мозги так глубоко, что они действовали как моментальный гипноз. Кроме всего прочего, это давало ей возможность разжигать страсть в любом мужчине, ведь она казалась ему бесконечно желанной. Именно эту способность использовала она, чтобы занять свое нынешнее положение — наряду с принуждением и убийствами.
— Ее помела тоже нет, шеф, — сообщила Герта. — Она, все-таки, ведьма.
— Она может быть где угодно! — Далила раздраженно всплеснула руками и зашагала по комнате. — Часовые видели, как она улетела? Что, никто не заметил, куда она направилась?
— Никто, шеф.
— Да уж, конечно! — Вдруг Далила, подняв голову, остановилась, и в глазах ее появился какой-то странный похоронный блеск. — Она исчезла, она улетела. Теперь мы можем прикончить принца, сделав тем самым еще один шаг на пути к воцарению анархии на Грамарие!
— У него есть младший брат, — возразил один из мужчин.
— Когда он дорастет до таких лет, чтобы поддаться на мои чары, я и его прикончу! Затем, когда король и королева умрут, бароны сцепятся в борьбе за корону, и по всей стране разразится война! Невозможно упустить такую возможность! Проберитесь в его покои, пронзите его сердце кинжалами, раскромсайте его мечами! — Голос ее наполнился такой силой, что у заместителей волосы встали дыбом. — Ибо я хочу видеть его кровь!
Ее люди с ужасом смотрели на свою атаманшу. Ни один из них не усомнился в том, что для убийства имелись самые веские основания. Этот шаг открывал перед анархистами широкие перспективы. Барон против барона, герцог против герцога — хаос войны, на гребне которой поднимется несколько могущественных военачальников. Они примутся рвать страну на части, пока крестьяне, доведенные войной до нищеты, не восстанут и не свергнут их.
Затем, ведомые анархистскими группами, они создадут собственные местные правительства, которые, благодаря чуткому руководству, вскоре зачахнут, и вся земля останется без управления, без закона, без угнетения. Править станут обычаи, присущая каждому человеку естественная мораль и врожденное благородство рода человеческого. Такова была мечта анархистов.
Они, конечно, закрывали глаза на ряд неприятных истин, расходящихся с их грезами. Они не обращали внимания ни на фундаментальные основы жизнедеятельности человеческих существ, ни на жестокие стороны естественных законов общества, которые проявляются даже в животном мире, и старались забыть о том, что всегда найдутся неуравновешенные личности, которыми алчность движет в куда большей степени, нежели забота о ближнем — но все мечтатели не замечают того, чего замечать не желают.
Однако вряд ли Далила руководствовалась политическими причинами, отдавая приказ об этом убийстве. Всем им было известно, что Далила собиралась очаровать Алена и выйти за него замуж. Можно лишь гадать, чем бы все это кончилось.
Многие подозревали, что истинным ее устремлением была личная власть, и она, добившись успеха, тотчас забыла бы о благородном деле анархии, а то и обратилась против, стараясь истребить своих бывших приспешников как угрозу собственному положению.
Впрочем, домыслы эти никак не умаляли их верности. Она была основана на страхе и страсти у мужчин, на страхе и восхищении — у женщин.
Одним словом, никто из них на самом деле не верил, что убийство Алена вызвано политическими причинами. Все знали, что преисподняя не так страшна, как отвергнутая женщина, а принц Ален, каким невероятным и не правдоподобным это ни покажется, отверг их атаманшу, леди Далилу, главного агента Финистер, за которую любой мужчина не пожалел бы жизни, испытав перед смертью экстаз в ее постели.
— Его товарищ, — отважился заметить один из мужчин, — Джеффри Гэллоуглас. Он маг, причем могущественный.
— Более того, — продолжил другой, — он в совершенстве владеет оружием — возможно, на планете он лучший.
Далила усмехнулась с жестоким предвкушением.
— Я назначила ему свидание, дабы сыграть в шахматы; он ждет меня прямо сейчас.
Лица мужчин застыли от ревности.
— Но он меня не дождется. — Далила повернулась к одной из своих заместительниц. — Женщины — вот его слабость. Пошли к нему самую сладострастную, самую искусную работницу, и когда веселье у них будет в разгаре и он потеряет бдительность, забыв обо всем окружающем, всадите ему между ребрами кинжал. А мне принесите его голову.
Мужчины, как один, содрогнулись, но ревность их была Достаточной гарантией, что все будет исполнено в точности.
— А что делать с разбойником Бором? — поинтересовался один из них. — Придет ли он на помощь принцу?
— Сомневаюсь, поскольку оба они добиваются одной женщины. — Далила, злобно прищурившись, откинула голову. — Но мы должны быть уверены и в нем. Я сама присмотрю за разбойником.
Смерти он не заслуживает, но явно заслуживает нескольких мгновений женского внимания. — И она выскользнула из комнаты.
Все мужчины проводили ее взглядом.
Женщины понимали, зачем нужна Далиле эта встреча — то была победа над Корделией, пусть и не такая, как предполагалось.'
В этот момент каждый из мужчин был бы счастлив прикончить Бора, если бы мог таким образом поменяться с ним местами.
Но поскольку они не могли, то отправились убивать Алена.
Глава пятнадцатая
Алену снилось, что над ним, распуская шнуровку своего платья, склонилась Далила, но, расстегнувшись, она изменилась и стала Корделией. Сбрасывая платье, Корделия взволнованно зашептала — Ален! Ален, проснись!
Но почему голос ее звучит так настойчиво, а вовсе не обольстительно? И почему у нее заостренные уши? Да и вообще, почему она превращается в эльфа?
— Наследный принц! Проснись!
