— Но, полковник…
— Я не желаю.
— Доброе утро, Толли!
При звуке нежного женского голоса, прозвучавшего от дверей, все грубые слова, готовые сорваться у Бартоломью с языка, замерли.
— Тесс, — произнес он, и охвативший его мгновение назад страх сменился ликованием.
Войдя в комнату, Тереза улыбнулась слуге и протянула ему руки ладонями вверх. Озадаченно переведя взгляд с Толли на нее, тот подал девушке бритвенные принадлежности.
— Я принесу полотенце, хорошо?
— Да, будьте любезны.
Как только камердинер вышел из спальни, Тереза подошла к кровати.
— У вас такое выражение лица, словно вы хотели поколотить беднягу, — заметила она.
Толли поудобнее устроился на подушках, стараясь не поморщиться.
— Это мой камердинер. Стивен нанял его сегодня утром.
— У вас его не было?
— В Индии был адъютант. — Толли умолчал о том, где теперь Фредди. — Приезжая в город, я обычно пользовался услугами камердинера брата.
Тереза кивнула.
— Итак, вы не доверяете новому камердинеру настолько, чтобы позволить ему приставить к вашему горлу бритву.
Бартоломью внимательно смотрел на Терезу, ожидая увидеть на ее лице насмешку или жалость, но не заметил ни того ни другого.
— Я предпочитаю сначала узнать человека, прежде чем позволить ему убить себя.
— Со мной вы уже имели возможность познакомиться.
— Хотите меня побрить? — спросил Бартоломью. Он старался произнести этот вопрос так, чтобы в его голосе прозвучало опасение, но не смог. Ему нравились прикосновения Терезы. Когда она гладила его по волосам, охватившее его умиротворение убедило Бартоломью в том, что он уже на небесах, а склонившаяся над ним девушка — ангел, сопровождающий его на встречу к святому Петру. Или куда-то еще. В ее обществе его мало волновал пункт назначения.
— Позвольте, я начну? Сядьте чуть повыше. — Разложив бритвенные принадлежности на столике возле кровати, Тереза взбила подушки и подоткнула их под спину Толли так, что он теперь полусидел, оказавшись с ней лицом к лицу.
— Вообще-то ваша затея меня немного пугает, — запоздало признался Толли. — Я так полагаю, ничего подобного вы прежде не делали?
— Не было возможности. Просто расскажите, с чего начать. Я не глупа и быстро учусь.
Удивительно, но даже зная, что Тереза представляет гораздо большую опасность для его жизни, нежели Лакаби, Бартоломью смирился с предстоящей процедурой. Как ни странно, но раньше он лучше ладил с незнакомцами, нежели с друзьями. Тереза, казалось, не относилась ни к той, ни к другой категории. Она была сама по себе.
— Брейте сверху вниз небольшими участками. Да смотрите не отрежьте мне голову. — Бартоломью откинулся назад и наполовину прикрыл глаза, в то время как Тереза начала наносить мыло на его щеки и шею.
Пальцы девушки на мгновение замерли.
— Святые небеса, — прошептала она, коснувшись шеи Бартоломью у самого ее основания. — Что это?
Черт возьми. Он почти забыл о существовании этих шрамов.
— Один из бандитов пытался меня задушить. Мне удалось высвободиться. Но вот от пули я убежать не смог.
— У вас есть еще ранения?
Под одеждой. Где никто не мог их видеть.
— Несколько порезов И дырок от пуль, — вслух произнес Бартоломью. — Но все они затянулись. — Бартоломью откашлялся. — После вчерашнего я не ожидал увидеть вас снова, — произнес он, пытаясь найти какую-нибудь тему для разговора.
— Почему? Потому что я видела ваши раны? Или потому, что вы сказали, будто бы позволили заново сломать себе ногу из-за желания потанцевать со мной?
Толли резко сел на кровати, не обратив внимания на острую боль, тут же пронзившую колено.
— Что?!
Господи. Неужели он и впрямь произнес это вслух?
Тереза кивнула, словно услышав его немой вопрос.
— Леди не забывает, когда джентльмен говорит ей нечто подобное. — Тереза отставила плошку с мылом в сторону и раскрыла бритву.
— Я… э… вы же понимаете, что я бредил от боли и кровопотери.
— Стало быть, вы сказали это не всерьез? — Лезвие бритвы замерло в воздухе.
Весьма неприятный приступ паники вновь шевельнулся в груди Толли. Он протянул вперед руку, чтобы отодвинуть бритву.
— Достаточно, — пробормотал он, нахмурившись. — Я сам. — День или два он вполне может обойтись без этой процедуры. Ему не на кого производить впечатление.
На лице Терезы мгновенно отразилось беспокойство.
— Простите, Толли. Я говорю глупости. Вы столько пережили, а я сижу здесь перед вами и несу всякий вздор.
— Вы просто дразнили меня, — повторил Толли, глядя в ее серо-зеленые глаза. Принимая во внимание тот факт, что вчера мысли о ней не давали ему покоя целый день, он вполне мог брякнуть какую-нибудь чушь.
— Да, верно. Так что, продолжим?
И все же каким бы приятным ни казалось Толли общество Терезы, бриться он предпочел бы самостоятельно, хотя дрожь в руках делала эту задачу невыполнимой. Особенно теперь, когда он все же пытался произвести впечатление на девушку. Менее всего Толли хотел показать Терезе, что ему недостает смелости.
— Ладно, попробуйте, так и быть.
— Благодарю. Я буду очень-очень стараться. Неожиданно губы Толли растянулись в улыбке.
— Возьмите сначала полотенце.
— Перестаньте разговаривать. И улыбаться.
В этот момент вернулся Лакаби. Он подал Терезе полотенце и отправился на поиски чистой рубашки. По крайней мере парень не походил на занудного чопорного камердинера. Бартоломью никогда не был консерватором, а в последние месяцы и вовсе позабыл, что это такое.
Полковник не сводил с Терезы глаз, когда она вновь склонилась над ним. Холодная сталь скользнула по его щеке по направлению к подбородку. Сложив губы трубочкой и сдвинув от напряжения изящные тонкие брови, Тереза вытерла лезвие о полотенце и повторила действие. Она совершенно не умела обращаться с бритвой, что совсем не удивило Толли.
На протяжении нескольких минут тишину в комнате нарушало лишь еле слышное шуршание бритвы по коже. Толли начал понемногу расслабляться и, глядя на девушку, почти забыл о том, насколько опасно это орудие в ее руках. По возвращении в Лондон он менее всего думал об интимных отношениях с женщинами. Но теперь все изменилось.
С каждым движением руки Терезы мрак, окутывавший Толли в последние несколько месяцев, рассеивался все больше. Кровь, бегущая по жилам, становилась все горячее, и если бы не острая бритва в руках девушки, он всерьез задумался бы о том, чтобы притянуть ее к себе и сжать в объятиях. А когда лицо Терезы оказалось всего в нескольких дюймах от его лица, в груди Бартоломью словно бы прорвалась плотина.
— Ну же, — произнесла она, слегка приоткрыв губы.
