— Нет. Отнюдь. Но он так же упрям, как и я.
— Тогда почему ты считаешь, будто он решил подвергнуть себя риску из-за тебя?
— Потому что он посмотрел на меня и сказал, что хочет со мной потанцевать, а потом потерял сознание. — На самом деле Толли Джеймс произнес другие слова, но смысл сказанного Тереза передала верно.
— Ясно. — Бабушка Агнес с минуту молча смотрела в окно. — Он просто хочет с тобой потанцевать.
— За этим стоит нечто большее, бабушка, и вы прекрасно это понимаете.
— Ты знаешь его… сколько? Неделю? Неужели прошло всего семь дней?
— Именно так.
— В таком случае, моя дорогая, я посоветовала бы тебе узнать полковника Джеймса получше. Реши, нравится ли он тебе настолько, чтобы выходить за него замуж.
— Я…
— Потому что если он по-настоящему нравится тебе теперь, когда у него две ноги, то не разонравится, когда останется всего лишь с одной. Только тебе нужно понять это сейчас, иначе ты так и не будешь знать наверняка.
— Я не думаю, что он пытался ввести меня в заблуждение. Ведь меня не так-то легко обмануть.
Леди Агнес поднялась со своего места.
— Верно. Возможно, его рассудок был затуманен. — Она подошла к внучке, поцеловала ее в лоб и взяла Цезаря на руки.
Тереза вздохнула, когда дверь тихо захлопнулась за бабушкой Агнес. Как и всегда, та оказалась права: нельзя планировать будущее, не разобравшись в настоящем.
А это означало, что завтра она нарушит еще одно правило и нанесет визит Бартоломью Джеймсу.
Глава 8
Легкого прикосновения пальцев вполне достаточно, чтобы выразить свою привязанность. Но даже это следует делать крайне осторожно, не забывая о собственной репутации. Проявляйте сдержанность, леди. Всегда проявляйте сдержанность.
Бартоломью внезапно проснулся и уже занес руку, чтобы отразить нападение. Однако в спальне царила тишина, а сквозь тяжелые портьеры пробивался неяркий солнечный свет.
Спустя девять месяцев ситуация в корне изменилась. Бартоломью страдал от той же самой раны, только на этот раз он лежал на постели, утопая в мягких подушках. Теперь ему не придется карабкаться по отвесному склону, волоча за собой безжизненно повисшую ногу, не надо будет красть пони или трястись в повозках по пыльным ухабистым дорогам, не придется отвечать на трудные вопросы. По крайней мере теперь его никто ни о чем не спрашивал напрямик.
Бартоломью приподнялся на локтях. Доктор согнул его ногу, подсунув под колено подушку, и забинтовал ее так, чтобы она оставалась под этим углом. Бартоломью предпочел бы, чтобы она оставалась прямой, но теперь уже поздно что-либо менять. Он поставил на карту все, что имел, и теперь оставалось только ждать результата.
Дверь тихонько отворилась.
— Доброе утро, — произнес Стивен, входя в комнату. — Ты проснулся?
— Более или менее. — Бартоломью посмотрел на брата. Именно этого он и боялся. Теперь ему придется признать, что он беспомощен, как спеленутый ребенок, и не сможет обойтись без посторонней помощи. — Я…
— Поскольку ты так и не успел нанять камердинера, — перебил его Стивен, — и поскольку я очень дорожу своим Джерси и не хочу, чтобы он сбежал, напуганный твоей чрезмерной вспыльчивостью, я взял на себя смелость подыскать тебе слугу, руководствуясь собственным вкусом. — Стивен отошел в сторону, и из-за его спины показался приземистый мужчина с грудью, напоминающей бочонок, с каштановыми волосами, торчащими в разные стороны подобно иглам дикобраза. — Это Лакаби.
— Полковник Джеймс, — произнес мужчина, а потом распрямил спину, выкатил грудь и отдал честь.
Восхитительно!
— Я в отставке, — проворчал Толли. — Так что не обязательно приветствовать меня по форме.
— Прошу прощения, полковник. Привычка, знаете ли.
— Лакаби тоже служил в Индии, — пояснил Стивен. — Четырнадцать лет назад, не так ли, сержант?
— Да, милорд.
— В таком случае давайте посмотрим, под силу ли вам отдернуть шторы. Сможете?
— Конечно, сэр. — Лихо развернувшись, Лакаби промаршировал к окну и начал отодвигать шторы, наполняя комнату солнечным светом.
— Сколько времени тебе потребовалось, чтобы найти его? — тихо спросил Бартоломью у брата.
Стивен подошел ближе.
— Весь вчерашний вечер и половина сегодняшнего утра. Так что попробуй только отказаться от его услуг.
— Я не могу даже надеть ботинки, — проворчал в ответ Бартоломью, отчаянно борясь с чувством собственной беспомощности. — А сейчас не в том положении, чтобы капризничать.
— Ну и прекрасно!
Облегчение на лице брата читалось слишком отчетливо. Стивен очень боялся, что Бартоломью снова откажется от любой помощи. Толли откинулся на подушки. Теперь нетрудно было найти бывшего солдата, нуждающегося в заработке: они встречались на каждом шагу, после того как Бонапарт капитулировал во второй раз, — но вот отыскать именно такого, который служил в Индии… Да, его брату пришлось приложить немало усилий.
— Спасибо, Стивен, — произнес Бартоломью.
Старший брат улыбнулся и заметно расслабился.
— Всегда к твоим услугам.
Вместе с хлынувшим в окна солнечным светом туман в голове Толли начал рассеиваться. Боль в ноге, правда, стала острее, но он стиснул зубы и постарался не обращать на нее внимания. Прентисс оставил ему щедрую порцию настойки опия, но Толли не нравился густой туман, окутывающий его сознание после приема обезболивающего. Кроме того, он считал неправильным притуплять боль с помощью лекарства.
Спустя несколько минут Стивен оставил его на попечение Лакаби и удалился. Камердинер подошел к кровати с бритвой в руках, и грудь Толли болезненно сжалась.
— Нет.
Лакаби остановился.
— Вам необходимо побриться, полковник. Осмелюсь сказать, что ваш нос не такой длинный, как у герцога. Сложно орудовать бритвой, если нос достает едва ли недр Гибралтара, но я приноровился. Так что не переживайте. Я прекрасно справлюсь.
Внезапно перед глазами Толли возникла картина: бандиты с кинжалами в руках, на тонких лезвиях которых блестят красные отблески пламени.
— Нет, — более настойчиво повторил Толли, сел на кровати и подтащил свое тело к ее краю. Господи Иисусе. Его нога почти ничего не чувствовала, как и прежде. Нужно как-то сдвинуть проклятую конечность с места.
