про себя. — Дьявол. Ни одного выжившего. Ходили слухи, что отряд просто-напросто исчез без вести.
— Теперь уж и не припомню, сколько раз я слышал подобные истории. — Лакаби принес начищенные до блеска ботфорты. — Сколько народу пропало, и не сосчитать.
— А ведь это мысль. — Бартоломью сунул ногу в правый сапог, а потом затаил дыхание и стиснул зубы, когда камердинер начал натягивать сапог на левую ногу. — Если нет никаких «душителей», то куда, черт возьми, делись пять или шесть тысяч человек, пропавших за все эти годы?
— Будь я на месте лорда Хаддерли, непременно бы задумался об этом, — произнес Лакаби.
— Тут вы правы. При том что местных жителей исчезло больше, нежели англичан. Но чем ломать голову над тем, чего мы не можем доказать, не лучше ли начать что-нибудь предпринимать, как думаете?
— Знал я троих парней. Они отправились в отпуск в Дели, и с тех пор о них никто больше не слышал. Их заочно осудили за дезертирство. Один из них, Эверс, мог влюбиться в очаровательную индианку, но Уилли и Смайт были примерными мужьями. И вот теперь их семьям приходится жить с мыслью о том, что их родные — предатели. Все это очень печально.
Толли взглянул на камердинера, встряхивающего мундир.
— Четверо из моих подчиненных тоже были женаты. У других остались родители, братья и сестры. Я написал слишком много писем.
— Герцог тоже писал письма.
Вставший было с кресла Бартоломью вновь сел.
— А вы видели хоть одно из них?
Лакаби откашлялся.
— Мы, конечно, можем болтать, а я, несомненно, способен простоять здесь всю ночь, ожидая, когда вы соизволите одеться, но, честно говоря, предпочел бы полакомиться десертами на званом ужине.
Бартоломью тряхнул головой.
— Вы должны прислуживать мне, а не поедать сладости. — Бартоломью встал, а Лакаби помог надеть ему мундир с многочисленными медалями и знаками отличия. Вообще-то Толли не любил всю эту мишуру, но награды были призваны показать всем и каждому, что он не какой-то выскочка, которому родственники купили звание.
Бартоломью поднял голову, чтобы камердинер смог застегнуть ворот кителя.
— Отчего вы не хотите говорить о письмах герцога? Из преданности этому человеку? Или же вы считаете, что он не станет обсуждать причину смерти или исчезновения своих солдат?
Камердинер сдвинул брови:
— И того и другого понемногу. Я довольно хорошо знаю герцога и вот что вам скажу: он не станет подвергать сомнению слова представителей Ост-Индской компании. А они ведь уже заявили о том, что этих ублюдков «душителей» не существует в природе.
— Согласен, — медленно протянул Бартоломью, в последний раз бросая взгляд на журнал Веллингтона. — Он прислал мне этот проклятый журнал, так как надеялся, что я найду какого-нибудь другого свидетеля, а его имени не упомяну.
— Или он просто знал, что вы все равно ничего в нем не обнаружите и не станете больше выскакивать на дорогу перед его каретой.
И вновь Лакаби оказался прав.
— Итак, мы опять вернулись к тому, с чего начали.
— Хотите вломиться в штаб конногвардейского полка? В инвалидном кресле?
— Нет, я все же вышвырну вас пинком под зад, Лакаби. Вы должны мне помогать, помните?
— Разумеется, сэр.
— Есть человек, который согласился разузнать что-нибудь в военном министерстве, но от него нет пока вестей.
— Хм.
— Что это значит? — нахмурился Толли.
— Молчу, чтобы меня не уволили.
Бартоломью шумно выдохнул.
— Ладно, забыли.
— Мне просто интересно, сколько денег компания насыпала в карман вашему тайному другу. Может, поэтому вы не получили никаких известий.
А Бартоломью всегда считал себя излишне циничным! Соммерсет с его властью и деньгами вполне мог бы быть связан с Ост-Индской компанией.
— Я подумаю об этом вечером, — сказал он.
— Поступайте как знаете, полковник. — Лакаби наконец отошел в сторону. — Ну вот. В этом наряде вам впору на прием к самому королю Георгу. Хотел бы я взглянуть на того, кто останется равнодушным к такому зрелищу. — Камердинер снял с плеча Бартоломью пылинку. — Особенно дама сердца.
Бартоломью сдвинул брови.
— Вздор. Моя внешность никогда не производила на Терезу никакого впечатления.
Не проходило и пары секунд, чтобы он не думал о ней. Бартоломью вспоминал ее голос, прикосновения, нежную кожу и теплые губы. Как упрямо она расправила плечи, прежде чем сообщить, что намерена оказать ему всяческую поддержку! Благопристойная девушка, которая вовсе не была такой в его присутствии. Бартоломью намеревался попросить у Амелии брошюру, написанную Терезой. Она будет напоминать ему о том, каким счастливчиком он оказался, не попав в число безуспешно ухаживавших за ней джентльменов. Считала ли счастливой свою встречу с ним Тереза, Толли не знал.
— Она не из тех, кого можно держать в любовницах, полковник.
Бартоломью гневно взглянул на камердинера:
— Знаю. Я об одном прошу вас, Лакаби, держите язык за зубами, когда дело касается Терезы Уэллер. Никаких замечаний или советов. Вам это ясно?
— Я не хотел никого обидеть, сэр. Просто интересно узнать, каковы ваши намерения.
— Мои дальнейшие действия, — Бартоломью схватил трость и обошел вокруг инвалидного кресла, — зависят от того, как со мной поступят. Может статься, меня вымажут дегтем, обваляют в перьях и выгонят прочь из Лондона. Поэтому если хотите и впредь лицезреть Терезу Уэллер, помогите найти того, кто выжил после нападения «душителей».
— Хорошо, сэр. Что, не станете сегодня спускаться по лестнице в кресле?
— Похоже, моя гордость восстанавливается быстрее, чем колено. Так что мой ответ — нет. Вы снесете вниз кресло, а я — трость.
К счастью для больной ноги Толли, Стивен заметил его раньше, чем он успел начать спуск.
— Господи, Толли, — воскликнул он, поспешно взбегая по лестнице и обхватывая брата за талию. — Тебе так обязательно надеть сегодня мундир?
— Я хочу привлечь к себе внимание, — проворчал Толли, с трудом сдерживая рвущиеся наружу ругательства. — Выглядишь восхитительно, Вай, — обратился он к показавшейся у подножия лестницы сестре.
Девушка присела в реверансе.
— Благодарю вас, полковник. Я специально повязала красный кушак. Он так подходит к вашему мундиру. — Вайолет провела рукой по опоясывавшему ее талию поясу. — Таким образом я хочу выразить свою поддержку.
— Черт возьми, — еле слышно пробормотал Стивен. — Толли, сделай же что-нибудь.
Бартоломью откашлялся.
— То, что ты здесь сегодня, Вай, уже помощь. Однако не стоит открыто противопоставлять себя остальным. Чем больше люди будут очарованы тобой, тем сложнее им будет сказать про меня какую-нибудь гадость.
— В таком случае я постараюсь быть неотразимой. Ты же знаешь: в этом мне нет равных. — Вайолет отдала Бартоломью честь. — Они еще не знают, какой удар их ждет.
— Спасибо тебе.
Как только братья спустились с лестницы, Бартоломью поспешно отошел в сторону. Недовольно
