А вместо всплеска услышал оглушительный треск и ощутил жуткую боль. На миг в глазах у меня потемнело, а потом все поле зрения заполнилось яркими искрами. Я бы повалился на землю, но чья-то здоровенная ручища ухватила меня под локоть, и я услышал зычный голос:
— Да он как все, кожа да кости, больше ничего. Сюда Генрих, испытай его!
Я покатился по траве кувырком, совершенно ошеломленный не столько нападением, сколько тем, что я понимаю речь этих воинов, в то время как они — будь я проклят — говорили вовсе не по-английски.
Я поднялся на ноги, выпрямился и тут же налетел на другого воина. Этот был посубтильнее, и у него противно пахло изо рта. Он размахнулся и врезал мне кулаком под ложечку. Я сложился пополам, желудок был готов выпрыгнуть наружу через глотку. Мои барабанные перепонки чуть не лопнули от оглушительного хохота. Только я успел разогнуться и уравнять нижнюю половину тела с верхней, как за спиной у меня кто- то злобно рявкнул:
— Не твоя была очередь, Рудольф! Не забывай, кто ты есть.
Тут я налетел на новую стену из сыромятной кожи и пота. Стена издала злорадный смех и отшвырнула меня довольно далеко — по крайней мере я разглядел стукнувший меня кулак. Рефлекс наконец сработал, и я уклонился от удара. Кулак вместо головы угодил мне в плечо. От удара меня завертело, я увидел, как Генрих заехал Рудольфу. Руди упал на колени и уже не вставал, а только морщился и потирал подбородок. Рядом с ним верхом на коне гарцевал рыцарь. Он поднял забрало шлема и хохотал.
Но тут еще один наглец крикнул:
— Моя очередь! — и схватил меня.
Но у этого нахала нашелся соперник, ухвативший меня за другую руку и дернувший изо всей силы на себя. Я взвыл от боли, но все же расслышал, как он заревел:
— Полегче, Густанг! Меня не обойдешь!
И согнутой в локте левой рукой он врезал Густангу в живот.
А я не мог поверить этому. Они не просто ради потехи избивали совершенно незнакомого им человека — они еще и из-за меня дрались, выясняя очередность на право избиения.
В общем, пока эти двое выясняли отношения, я как раз маленько собрался с мыслями и, на счастье, вспомнил о том, что когда-то занимался карате. Что бы я сказал своему учителю, окажись он здесь? «Простите, сэнсэй, я засмотрелся?» Наверное.
Пришла пора вспомнить, что я был натренированным убийцей. Конечно, я никого больше мышки не убивал, и то не сам, а с помощью мышеловки, но полученные навыки от этого никуда не девались.
Я крутанулся вокруг своей оси, стукнулся бедром о того нахала, что держал меня за руку, ловко завел свою ногу за его ногу и рванул его на себя. Он повалился наземь, и я снова крутанулся волчком и подлетел к другому, который был настолько ошарашен, что не успел заблокироваться. Какой там блок! Он просто замахнулся, а я пригнулся, нанес резкий удар — и он тоже упал.
Тут остальные четверо наконец очнулись, поняли, что происходит, и, ревя во все четыре глотки, обрушились на меня. Я отпрыгивал, уклонялся, нырял в разные стороны, хитрил, вертелся и наносил короткие резкие удары, получал удары сам, очухивался и сражал врагов ударами ребром ладони... Адреналин просто-таки пел у меня в крови. Двое противников лежали на земле. Двое выглядели неуверенно, растерянно. Похоже, они вообще не привыкли встречать отпор от тех, кого избирали своей игрушкой.
Но тут рыцарь что-то выкрикнул и опустил забрало. Очевидно, пришла пора навести порядок. Его приспешники, тяжело дыша, отступили. Детишки, так сказать, наигрались и уступили место папочке.
Я и так был вне себя от злости, но она буквально закипела во мне, когда я увидел, как першерон рванулся вперед и помчался на меня, набирая скорость. Так нельзя обращаться с незнакомцами, по крайней мере с теми, кто не сделал тебе ничего дурного! Конь уже пошел рысью, и тут я прокричал:
— Что же это вы делаете? За что напали на странника, идущего своей дорогой? У вас что, мозги высохли и башки соломой набиты? Хоть капелька соображения у вас осталась? Неужели у вас совсем нет сострадания? Вот вас бы на мое место!
Огромный конь запнулся. Споткнулся. Всем весом ударился о землю и кувыркнулся. Рыцарь испуганно закричал и только в последний момент успел выскочить из седла.
Я смотрел на него, не моргая.
И его люди тоже.
Тут кто-то из них прошептал:
— Забрер...
Рыцарь дрыгал ногами и руками. Он валялся на спине и пытался перевернуться.
Я понял, что на некоторое время он выведен из строя. А мне этого времени как раз должно было хватить для того, чтобы припугнуть его людей. Я развернулся и пошел на них. Если бы я попробовал удрать, я бы только того и добился, что подстегнул их самоуверенность.
Однако я все рассчитал очень точно. Они взвыли и бросились наутек. Оборачивались на бегу, спотыкались, падали, поднимались и снова бежали.
Я смотрел им вслед, ничего не понимая, словно меня молнией ударило. Не могли же они так напугаться только из-за того, что лошадь угодила копытом в кротовину и споткнулась! Ну ладно, по счастливому совпадению, я как раз перед этим мгновением закончил что-то выкрикивать. И все-таки не могли же они из-за этого так напугаться.
Оказалось, что рыцарь был того же мнения.
— Ганс! — кричал он. — Клаус! Эй, вы, никудышные куски собачьего мяса! А ну, вернитесь и помогите мне, а не то... — Но тут рыцарь увидел, как я ковыляю к нему. Наверное, видок у меня был тот еще — рубаха порвана, и все такое прочее. В общем, видать, рыцаря я здорово напугал, раз он жалобно застонал и принялся чертить в воздухе какой-то знак. — Ты не можешь одолеть меня! Мой повелитель — Князь Зла!
Невидимая волна налетела на меня, и в ушах зазвенело. Наверное, он чем-то швырнул в меня. Я разозлился. Больше всего мне хотелось подбежать к рыцарю и вколотить его башку в землю. Но в последний миг благоразумие возобладало и намекнуло мне, что надо бы убраться подобру-поздорову куда- нибудь подальше. Мало ли как отнесутся ко мне здешние власти — зачем же отягощать свое положение убийством. А как ко мне отнесутся, сомневаться не приходилось, поскольку рыцарь наверняка был в некотором роде представителем власти. В свое время из схожих соображений я перестал курить травку и был вознагражден: меня не арестовали. Я замедлил шаг и склонил голову.
— Верно. Я тебя тоже очень люблю, дружок. Напомни, чтобы я отплатил тебе таким же гостеприимством как-нибудь, — сказал я, повернулся к рыцарю спиной и зашагал прочь так быстро, как только мог. Я довольно заметно прихрамывал.
Пару раз я оглянулся. Похоже, преследовать меня никто не собирался. И почему бы? Мне стало любопытно. Я дохромал до дерева, взобрался на него и наконец увидел опушку небольшого лесочка, около которого произошла наша встреча. Теперь я оказался по другую сторону этого лесочка. Отсюда мне было отлично видно, что рыцарь и сопровождающие его пешие воины торопятся к замку на холме. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, поскольку я получил время на поиски укрытия. А плохо — потому, что рыцарь и его свита, вероятно, решили, что их сил маловато, и рванули за подкреплением.
А может быть, они просто драпали? Возможно, они даже не собирались никому рассказывать обо мне. Но почему-то мне в это слабо верилось. Сомнения мои подстегивало оброненное кем-то из свиты слово. Как раз в то мгновение, когда рыцарь упал с коня, кто-то прошипел: «Забрер». С немецким у меня отношения были натянутые, да, может, это было сказано и не на настоящем немецком... Скорее всего я ошибался, но не означало ли это слово что-то вроде «ведьмак», то бишь ведьма мужского пола? Не исключено.
Я спустился с дерева. Сомнения терзали меня. Неужели мой свитер и джинсы показались им одеждами из дорогих тканей? На них самих была какая-то домотканая ряднина. Поведение мое, по их понятиям, вероятно, тоже выглядело странно. Да, пожалуй, даже ремня и ботинок хватило бы, чтобы здешние решили, что я, во всяком случае, не крестьянин. Ремень из тисненой кожи со здоровенной металлической пряжкой и ботинки на высоких каблуках. С одной стороны, в моем облике для них хватало знакомых черт, а с другой стороны — у меня было предостаточно странностей, чтобы счесть меня существом особого сорта.
Я тронулся в путь. Дорога шла на подъем. Я решил не прятаться.
Притвориться «волшебником» — совсем недурная идея. Я приобретал возможность защититься. А
