Джеффри удивленно замер — ив этот миг, в мановение ока собака распухла до размеров целой лошади, а морда у нее стала грозной, как у мастифа, с широкой и отнюдь не добродушной пастью, и пасть эта очутилась у самой головы Джеффри, готовая заглотить ее целиком и как следует попробовать «на зубок», словно для того, чтобы убедиться, что она не фальшивая.
— Берегись! — закричал Ален и метнулся вперед, сверкнув в воздухе мечом между головой Джеффри и ненасытной зловонной пастью.
Под лезвием что-то чавкнуло, затем хрустнуло: можно было догадаться, что удар достиг цели. Выпад был успешен. Громадная голова мастифа взметнулась — и Ален отлетел в сторону. Монстр с диким криком, который дал бы вперед сто очков любому пароходному гудку, попятился.
Тут и Джеффри вскочил с мечом, лицо его потемнело от ненависти:
— Предатель! Так-то ты платишь за добро? И еще смеешь принимать форму лучшего друга человека? Ну, погоди у меня! — И он прыгнул вперед, намереваясь вонзить меч в грудь собаки размером с теленка.
Монстр с воем отпрыгнул назад, но меч успел оставить зарубку на его слюнявой пасти. Он заорал снова, пуще прежнего — но уже не покушался на Джеффри.
Это, собственно, и спасло брата Грегори. Челюсти клацнули всего в нескольких дюймах от его головы. Джеффри успел вскочить на ноги и размахивал мечом перед собачьим носом.
Гигантская собака испустила жалобный вопль, сравнимый по силе разве что с грохотом сталкивающихся в небе туч, и припустила обратно в лес, даже не оглядываясь. Это называлось «задать стрекача» — и задавал он его славно. Оставив за собой компанию троих мужчин с зажатыми ушами. Наконец его вой растворился в лесной глуши. Ему вторили далекие волчьи голоса.
Грегори наконец смог отнять ладони от головы и пробормотал:
— Вот это да!
— А он один такой — или этих Окаянных бродит здесь целая стая? — задался вопросом Ален.
— Если бы он был не один, то уже давно привел бы с собой всю стаю, — «утешил» Джеффри. Он воткнул меч в землю, точно играл в «ножички», выдернул, а затем снова воткнул. — Очисти клинок, Ален. Неизвестно, что у него за кровь, и как она может подействовать на закаленный металл.
— Ну, свое он получил, это точно. Не зря напрашивался, — Ален проделал те же манипуляции, затем посмотрел на Грегори. — Как думаешь, теперь-то он не вернется?
— Снова попытается нас обхитрить, — убежденно сказал ученый, со взглядом, отсутствующим из-за медитативного состояния. — Но не стоит из-за этого терять драгоценное время сна — кто знает, когда он теперь соберется в очередной раз испытывать наше терпение.
— Спать?! Сомневаюсь, что смогу закрыть глаза хоть на мгновение! — Голос Алена дрожал. — Давай-ка пропустим стаканчик — другой винца, Джеффри! Надо поговорить и согреться, прежде чем думать о сне. Сон придет сам.
— Примем немного «озверина». Чтобы озвереть как следует.
Джеффри раздул угасавшие угли и присел к костру, протягивая руки к теплу — но меч предусмотрительно оставил на коленях, не вкладывая в ножны.
— Подумай только, какую прекрасную историю ты сможешь рассказать внукам, Ален.
— Дай сначала внуков увидеть, — сухо ответил принц, присаживаясь напротив. — С каждой минутой в этих краях мне все меньше верится, что я их когда-либо увижу. Точнее сказать, увидеть бы хоть их бабушку напоследок.
Джеффри нахмурился:
— Хочешь сказать, ты не доверяешь моей сестре?
— Доверять-то я ей доверяю, — ответил Ален, разминая пальцы, озябшие от прикосновения к холодному металлу. — Но не настолько, чтобы считать, что она предана мне целиком, и мне не придется доказывать ей расположение каждый день, наверное всю жизнь.
— Ну, это дело понятное, — крякнул Джеффри, не отрывая глаз от костра, словно давая взгляду согреться и оттаять от ужасов окружающей ночи. — Никогда нельзя быть убежденным в женщине до конца, какой ' бы она ни была верной и надежной. Женщина — это не конь, и не боевой товарищ, и даже не охотничья собака, чтобы быть в ней уверенным до конца. Она в любой момент может того…
— Что — «того»? — вскинул голову Ален. — Ты что имеешь в виду?
— Пойти на попятную — вот что я «имею в виду», — передразнил Джеффри.
Так ненавязчиво беседа перетекла к вопросам предстоящей женитьбы, потом к воспоминаниям о детских проказах, и примерно через полчаса Джеффри потянулся со словами:
— Ладно, кажется, пора подумать и о сне.
— Лучше подумать о жратве, — раздался жалобный тонкий голос из темноты.
Ален вздрогнул. Джеффри вскочил на ноги.
Какой-то сморщенный старичок приковылял на свет костра, с одной рукой, засунутой под тунику, как делают спасаясь от ночного холода, а другой опираясь на посох, в позе нищего, просящего подаяние.
— Вспомните о бедствующих и голодных, благородные люди. Сжальтесь над странником!
Джеффри сморщил рот, пожевал губами:
— Откуда ты взялся, не к ночи будь помянут. Кто собирает милостыню в такое время, я уже не говорю — в таком месте?
— О, милосердные дворяне! Голод преследует меня везде, и в этом месте, и в это время он не оставляет меня ни на минуту. — Старик протянул дрожащую руку:
— Умоляю вас. Хоть крошку хлеба!
— О чем разговор! — Ален вскочил, готовый обнять его, чтобы усадить к костру, как желанного гостя — так велел обычай его предков, славившихся гостеприимством. Но тут прозвучал предупреждающий голос Грегори:
— Берегись, Ален! Он вовсе не тот, за кого себя выдает. Это Зловред Окаянный — в самом страшном из своих обличий!
Старик зарычал и закрутился волчком, выхватывая руку из-под туники. Громадные шестидюймовые когти устремились Алену под ребра.
Только мгновенная реакция спасла принца, заставив отшатнуться в сторону, и левой рукой блокировать удар. Когти порвали одежду и разодрали кожу. Хлынула кровь, окрасив рукав. Джеффри сделал выпад, отсекая мечом руку, ранившую принца. Старик взвыл, меняясь прямо на глазах — он стал расти, иссохшее тело покрылось мышцами и шерстью, седые волосы на голове вместе с бородой мгновенно почернели, а упавшая наземь конечность зашевелилась, устремляясь к упущенной добыче.
Джеффри второй раз взмахнул мечом, невзирая на крик, от которого хотелось не просто закрыть уши, но и поскорее оглохнуть, чтобы забыть о мучениях. Однако было поздно — юркий монстр развернулся и опрометью скрылся в лесу, с хрустом сокрушая на своем пути деревья. Оттуда раздался крик такой силы, что принц и рыцарь попадали на колени, закрывая уши и голову руками. Когда вопль стих, они, осторожно отняв от ушей ладони, со вздохом опустили руки. Джеффри спросил:
— Ты что, заглушил этот голос?
— А то как же, — отвечал Грегори голосом, шумевшим как ветер в листве. — Иначе быть бы вам уже глухими — ведь он кричал на этот раз в полную силу.
— Должно быть я слишком много времени провожу с волшебниками. Теперь я, кажется, понял это.
— Что ж тут сложного? Просто волновая теория, — стал объяснять Грегори, — одна волна гасит другую. Важно только учесть резонанс.
— Резо… что?
— Ну, амплитуду колебаний. — Он перевел глаза на брата. — Джеффри, объясни ты ему попроще.
— Какая разница, — пробурчал тот, — обучение все равно не спасет от магии. А вот выхваченный вовремя меч еще ой как поможет делу.
— Я бы посвятил тебя в рыцари за этот поступок, — сказал ему благодарный Ален, — если бы ты уже не был рыцарем, сэр рыцарь.
— Ничего, — пробормотал смущенный знаками внимания Джеффри, — я и так… всегда готов.
— Ладно, — потирая ладони, сказал Ален, — поучусь в другой раз вашей волновой теории, а сейчас… — тут его взгляд упал на окровавленный камзол. Голос его изменился при последних словах. Он повернулся к
