льются слова, Паскаль, и пусть меня несет течением.
Паскаль удивленно посмотрел на возлюбленную.
— Что ж, хорошо, моя милая Фламиния, я спою для тебя, но не для этого человека.
— А он пусть подслушивает, — улыбнулась Фламиния. Паскаль вздохнул и запел.
Мэт стоял будто зачарованный, слушая, как слоги водопадом срываются с губ Паскаля. Слова звенели и кружились вокруг Мэта, приподнимали его, отрывали от земли, несли по течению и никак не давали задержаться хоть на мгновение, чтобы уловить их значение.
Но вот песня окончилась, и Мэт наконец выдохнул. Этот парень был фантастически талантлив! И все же смысл слов ускользнул от Мэта. Осталась лишь одна связная мысль: с помощью этой песни чудес не сотворишь, потому что в ней описывалась земля, работа, мысли Паскаля и те добрые чувства, что приходили к нему во время этой работы. Добрые? Приятные? Да нет, восторг — вот как это называлось!
— У тебя такое дарование, — вырвалось у Мэта, — а ты собрался зря потратить время, пытаясь стать рыцарем?
Лицо Паскаля помрачнело, он опустил глаза, а его друзья разразились дружными протестами. Когда их голоса стихли, Паскаль поднял глаза на Мэта и сказал:
— Это пустое времяпрепровождение, Мэтью, — сами по себе эти стихи приносят удовольствие, но только тогда, когда нечем себя занять. Это не то дело, какому можно было бы посвятить жизнь.
Хор протестов зазвучал вновь, но на сей раз к нему присоединился и Аруэтто. Когда все остальные затихли, старый ученый смог высказать свою мысль:
— Души всех людей, молодой человек, нуждаются в отдыхе и покое, но и в веселье также! Если вы одарены, в этом вы принесете больше пользы, чем целая компания рыцарей!
Паскаль изумленно смотрел на старика, а вместе с ним и Эскрибо.
— Как это он может принести больше пользы, если его песни — одна сплошная любовь, и никакого смысла?
— Вот-вот, — подхватил Лелио, — наш друг Паскаль умеет изумительно сочетать звуки, но как же он может кого-то просветить, если смысл его песен ускользает от нас уже в те мгновения, когда мы их слушаем.
Говоря, Лелио улыбался Аруэтто, однако это явно был вызов. Ученый тоже улыбнулся в ответ и сказал:
— А ты никогда не слыхал, что в стихах и не должно быть смысла, что они просто должны быть — и этого достаточно?
Лелио замер с вытаращенными глазами, да и вся молодежь вместе с ним.
Паскаль наконец нарушил молчание и запротестовал:
— Но там есть смысл! Эта песня повествует о том, как и что я чувствовал, когда работал, о том озарении, что вдруг снизошло на меня, о единении с землей, с Фламинией, со всеми остальными!
— Верно, обо всем этом, — согласился Аруэтто. — И если мы сядем и внимательно прочитаем слова песни, то мы непременно отыщем этот смысл и выразим его ясно и доходчиво, но гораздо приятнее наслаждаться стихами как шедеврами чувственности и в процессе наслаждения впитывать смысл.
— Но разве в таком случае кто-то не сумеет убедить нас в чем-либо, с чем бы мы в открытом и честном споре никогда не согласились? — возразила пухленькая девушка.
— Прекрасно сказано, Берилла, — воскликнул Лелио.
— Это возможно, — отвечал девушке Аруэтто. — Вот почему стоит изучить стихотворение, прежде чем вы будете его многократно слушать. Однако не лишайте себя радости выслушать стихи безо всякого разбирательства хотя бы раз, а то и не один.
— Кто вы такой? — требовательно спросил Лелио.
— Лелио! — одернула его испуганная Берилла.
— Нет, я должен узнать, — не унимался Лелио. Он склонился к столу и, нахмурив брови, уставился на Аруэтто. — По той же самой причине, по которой вы только что посоветовали нам не подвергать разбору стихи, мы должны знать, чьи слова мы только что слышали, чтобы затем могли судить о правоте ваших мыслей на основании всей вашей философии. Так кто вы такой?
— Я не философ. Я всего лишь бедный ученый. Мое имя Аруэтто.
Молодые люди словно окаменели. Наконец Берилла промямлила:
— Но вы... Но вы... Вы не тот Аруэтто, который перевел для нас Овидия и Вергилия?
— Не тот ли вы Аруэтто, который написал «Историю Рэма» — книгу, которой пользуются все учителя?
— Не тот ли вы Аруэтто, без «Географии» которого не отправляется в путь ни один купец?
— Вынужден признаться во всех этих преступлениях, — вздохнул Аруэтто, однако глаза его сверкали победно и весело.
— Стул ученому! — прокричал Лелио, вскочил и тут же подвинул Аруэтто свой стул, а Эскрибо бросился за еще одним.
— Вина ученому! — Берилла наполнила вином бокал и подвинула к Аруэтто.
— Для ученого — все, чего бы он ни пожелал, — сказала одна из девушек чуть хрипловатым грудным голосом.
— Что ж, я желаю единственного — общества людей с пытливыми умами, их вопросов, полных задора молодости.
— О, этого у вас будет в изобилии! — заверил Аруэтто один из парней. — А это правда, что вы умеете читать по-гречески, но пока не перевели Гомера?
— Да, пока я на эту дерзость не отважился, — подтвердил Аруэтто.
— Но вы должны это сделать! Ведь если вы этого не сделаете, мы никогда не прочитаем его поэм, а про них ходят такие рассказы!
— Но я еще не могу истинно оценить дух афинян, — возразил Аруэтто.
— Пусть не истинно, но как-то можете! А мы совсем не можем, мы даже ни одной книги не прочли, написанной греками!
— Ну а Пифагор? — Эскрибо поставил стул рядом с тем, что подал ученому Лелио, и уселся. — Можете вы объяснить, почему он был одновременно и математиком, и музыкантом?
— Ах! Вот вы о чем, молодой человек. Как ваше имя?
— Эскрибо, сэр.
— Эскрибо, Пифагор был, и прежде всего прочего, мистиком, который ничего так не искал в жизни, как того, чтобы понять устройство вселенной и природу существования человека! Музыка и математика для него были средствами к пониманию этого, вот и все.
— Музыка? Средство для понимания вселенной? — Фламиния наклонилась вперед и внимательно уставилась на старика. — Как это возможно?
И Аруэтто начал рассказывать...
Савл подошел поближе к Мэту и спросил:
— Ну, как себя чувствуешь, позабытый, позаброшенный?
— Обидно немножко, — признался Мэт, — но, учитывая обстоятельства, я нисколько не возражаю.
— Вот как? Почему же?
— Потому что я вроде бы придумал, как проникнуть во дворец Бонкорро и втереться к нему в доверие.
Савл удивленно глянул в сторону оживленно протекавшего семинара и перевел глаза на Мэта.
— Только не надо их втягивать во что-нибудь такое, что может кончиться печально, ладно?
— Не буду, — медленно ответил Мэт. — Думаю, печального конца не предвидится.
Друзья смотрели на молодых людей с восторгом, их посещали приятные воспоминания о студенческих годах, и вдруг наконец Паскаль выпрямился и воскликнул:
— Господи Боже! Позднота-то какая! А нам завтра пахать!
— Ничего, все и без нас растет, слава Богу, — успокоил его Эскрибо. — За один день с растениями ничего не случится. А вот другой возможности поговорить с настоящим ученым у нас скорее всего не будет.
— Только нельзя его переутомлять, — предупредила Берилла.
