Хор не очень охотно подпел Мэту при повторе последней строки — все, кроме сквайра Бесценини. Этот побагровел и буркнул:
— Ты, менестрель, видать, решил тут всех отправить в могилы!
Стало тихо-тихо. Все семейство смотрело на сквайра.
— Прошу прощения, ваша честь, — извинился Мэт. — Вот не знал, что у вас есть сын.
— Нету у меня никакого сына! Только ты явно намекал на человека моего возраста!
Мэт улыбнулся с нескрываемым облегчением:
— О нет, добрый сквайр. О возрасте там не было и речи!
И пока сквайр не успел опомниться, Мэт ударил по струнам и громко пропел последнюю строку. Молодежь вопреки его ожиданиям дружно подхватила: «Увижу ль тебя я...», — продемонстрировав редкостное единодушие. Мэту показалось, что молодые не прочь позлить сквайра Бесценини. Тот уже, весь лиловый от злости, приготовился в очередной раз что-то возразить, однако по лицу хозяина было видно, что его гораздо больше забавляет согласие в семействе — судя по всему, вещь редкостная для этого дома. Паскаль и Панегира тем временем отправились к занавеси, за которой скрывался коридор, и Мэт решил, что пора как следует занять хозяев и дать им почву для размышления.
Мэту удалось целиком и полностью завладеть вниманием аудитории. Вот только выражения лиц слушателей ему не очень-то нравились — такого он не ожидал. Но песня была в самом разгаре, и он не мог взять и бросить ее на самой середине, а Паскаль с Панегирой уже исчезли за занавеской, поэтому Мэт счел за лучшее допеть до конца. Балладу он допел, причем уничтожению обоих семейств посвятил больше подробностей, чем их имелось в оригинале.
Как только Мэт поведал слушателям о том, как папаша Хэтфилд, после смерти попавший в ад, встретился там с чертом, все явственно задрожали и принялись пугливо оглядываться. Когда Мэт закончил повествование, сквайр-хозяин поинтересовался:
— Стало быть, менестрель, Паскаль рассказал тебе историю нашего дома?
— Нет, дядя, я ничего не рассказывал, — откликнулся Паскаль, который на последних строчках баллады появился в зале в сопровождении Панегиры.
Та зарумянилась и была чем-то очень довольна. А вот у Паскаля вид был такой понурый, что сердце у Мэта ушло в пятки. Паскаль явно нуждался в моральной поддержке, и Мэт поторопился:
— Да-да, ты мне, Паскаль, не рассказывал, что у вас здесь водятся призраки.
Паскаль глянул на Мэта, но не понял, к чему тот клонит.
— Призраки? Ну... а как им тут не быть? В старых домах они всегда водятся.
Мэту было ужасно любопытно, что же такого сказала Паскалю Панегира, но он, конечно, не мог вот так взять и спросить друга об этом. Пришлось продолжать разговор о призраках.
— Это понятно, вот только признаюсь, большинство из тех призраков, про которых мне рассказывали, не были злобными, их просто неправильно понимали.
Паскаль вздрогнул и мигом стряхнул угрюмое настроение.
— Что ты! Только не здешний призрак? Он, наверное, самый ужасный из всех призраков на свете!
— Верно, — довольно-таки спокойно проговорил сквайр. — И к тому же ты его не видел, ты только слыхал о нем. — Он повернулся к Мэту: — Мы считаем, что это призрак моего предка Спиро, того самого, который выстроил этот дом. Наверное, он думает, что он до сих пор тут хозяин.
— Что, не желает уходить?
— Ушел бы, если бы смог. Но он приколдован к той комнате, где умер.
Мэт усмехнулся:
— К той самой, куда вы хотели меня отправить ночевать, если бы я провинился, да?
— О нет, на самом деле я бы, конечно, не сделал этого! — прижал руки к груди хозяин, но Мэт ему ни капельки не поверил.
Оказавшись в конце концов в отведенной ему комнате, Мэт не сумел ни к чему придраться. Похоже, комната действительно предназначалась для гостей, поскольку тут явно впопыхах прибирались, а копоти в камине собралось столько, что ее слой просто-таки просился на радиоуглеродное датирование. Древние гобелены на стенах, казалось, того и гляди рассыплются, но вышивка была чудесная — стоило полюбоваться. На одной стене висела неплохая картина, вот только обнаженные красавицы, на вкус Мэта, смахивали на женщин из каменного века. Поразмыслив о том, почему его выселили из комнаты Паскаля, Мэт решил, что, вероятно, это было сделано по просьбе Панегиры. Мэт, в общем, не возражал, поскольку Паскаль во сне довольно внятно похрапывал. Только Мэт принялся раздеваться, как послышался стук в дверь. Мэт замер, не успев расстегнуть первую пуговицу, и тихо спросил:
— Кто там?
— Паскаль, — послышался приглушенный голос. — Впусти меня, умоляю!
Вот называется выселили! Мэт подошел к двери, отодвинул защелку и впустил Паскаля.
— А я думал, что ты собирался провести ночь в другом месте.
— Мэтью! — возмущенно вытаращил глаза Паскаль. — Неужели ты подумал, что честная девушка Панегира могла бы...
— Нет-нет, про нее я ничего не думал, я думал, что вот ты мог бы... — И Мэт, защищаясь, поднял руку, дабы предотвратить поток протестов. — Но теперь я вижу, что ошибся. Нет-нет, конечно, как ты мог бы сделать такое... с ней, я хотел сказать. Ну а о чем же вы говорили?
— Увы! — выдохнул Паскаль и мешком опустился на кровать, обхватив голову руками. — Она призналась, что я ей не противен, я ей даже нравлюсь, но она не нарушит волю отца!
— Значит, она не согласна бежать с тобой, да?
— Да, не согласна и говорит, что содрогается при мысли о жизни в нищете даже те несколько лет, покуда я смогу заработать и создать для нас достаток.
Мэт полагал, что на это уйдет больше, чем несколько лет, — по крайней мере для создания такого достатка, который Панегира считала бы приемлемым.
— Значит, она любит пожить на широкую ногу?
Паскаль отрывисто кивнул.
— Не сказать, чтобы она обожала роскошь, но мысль о нищете ее пугает, и еще она боится за меня — что, дескать, будет со мной, если ее отец нас изловит.
