Англии только для того, чтобы на них никто не напал... А может быть, дипломаты?
Эта идея понравилась больше. В конце концов в мифе об основании Рима Ромул начал возводить вокруг города стену, а Рэм смеялся над ним и перепрыгивал через стену, чтобы показать, насколько она бесполезна. А потом Ромул убил его...
А здесь Ромул проиграл. И его город был основан потомками человека, который не верил в нужность крепостных стен.
— Значит, вокруг Рэма нет крепостной стены?
— Стены? Вокруг Рэма? — Манни уставился на Мэта так, словно тот тронулся умом. — А на что она сдалась горожанам? Это же не Вавилон тебе и не Ниневия!
— Мы вроде бы о нравственности беседовали? Но что же тогда случилось с городом, когда на него напали этруски, если у Рэма не было стены?
— Этруски? Напали? Это слишком сильно сказано о двух шайках молодняка, которые занимались тем, что крали друг у дружки девушек?
Мэт не мигая смотрел на мантикора.
— Но как же... как же... Ларе Порсенна* [12]. Как же Гораций на мосту?* [13]
— А-а-а! Про Горация я слыхал. Это он усадил Ларса Порсенну и других этрусских вождей за стол переговоров со старейшинами этрусков, на широкой равнине на берегу Тибра. Это он унял их вражду, показал латинянам, как выглядят их набеги, если поглядеть на них глазами этрусков, а уж Ларс Порсенна, чтобы не ударить в грязь лицом, объяснил своим, как выглядят их набеги, если на них, соответственно, глянуть глазами латинян. И они действительно выстроили мост, мост, так сказать, взаимопонимания между народами. И очень жаль, — добавил он вдруг печальным тоном. — Мантикорам жилось куда привольнее, когда в стране кипели войны. — И Манни облизнулся, наверное, припоминая вкус человечьей крови.
Мэту пришлось срочно отказаться от этой темы.
— Ну и как же они поступили с набегами?
— А решили, что каждое племя будет держать свою молодежь в ежовых рукавицах, однако если молодые люди хотели поухаживать за девушками, как полагается, пожалуйста. А чтобы удовлетворить любовь молодых к дракам на мечах и к славе, соорудили цирк, где молодые могли сражаться тупыми мечами, зарабатывать себе известность и даже кое-какие денежки, поскольку оба племени вкладывали деньги в призовой фонд.
— Так гладиаторы были свободными людьми? — выпучил глаза Мэт.
— А как же! — с упреком глянул на него Манни сверху вниз. — А ты думал, они кто были? Рабы, что ли? Да как бы они дрались-то, если бы их заставляли?
Пожалуй, в этом было куда больше здравого смысла, чем в том, как решали эту проблему римляне из мира Мэта.
— Значит, рэмляне этрусков не покорили, они заключили с ними союз?
— Да, и из этого союза выросла великая империя Латрурия, и ее воины пошли по всему цивилизованному миру, чтобы защитить его от жутких орд варваров.
А вот это уже больше похоже на то, как было при римлянах.
— Ну да. И они защищали все другие народы настолько здорово, что в конце концов завладевали ими.
Манни покачал головой:
— «Завладевали» — это слишком сильно сказано. Они лидировали, они учили греков и египтян драться по-латрурийски, а у них учились драться по-местному, они учились всему, чему могли, у любого племени, которое брали под свою защиту, они создавали из местных жителей легионы. Но чтобы «завладевали»... Нет. Каждое племя просило, чтобы его приняли в Федерацию латинян и этрусков, и Латрурия была рада принять их, поскольку варвары плодились со страшной силой и оттачивали свое военное искусство. Однако требовать, чтоб каждое племя внесло свой слог в название государства, это было бы уже слишком, поэтому Латрурия так и оставалась Латрурией и не превратилась в Латруригреегиптлибибери...
— Я понял, — поспешно оборвал мантикора Мэт. — Стало быть, возникла Федерация государств, управление которой велось из Рэма, так?
Манни пожал плечами.
— Так уж вышло, что мост взаимопонимания впервые был построен Горацием, именно его соотечественники прославились как учителя и дипломаты, да и на поприще торговли не подкачали. Конечно, Сенат заседал в Рэме, и, конечно, всякий провинциальный аристократ стремился при жизни хоть раз побывать в Рэме.
— Причем все добровольно и исключительно в целях просвещения, — добавил Мэт, чувствуя, что вот- вот лишится дара речи. — Ну а как насчет Иудеи?
— Ты про этих упрямых фанатиков? — уточнил Манни, осуждающе фыркнув. — Тем, кто не просил рэмлян о помощи, рэмляне ее не навязывали, но когда мидийцы...
— Мидийцы? — нахмурился Мэт. — Я считал, что Восточной империей правили персы.
— Нет. Персов давным-давно поставил на колени Александр Македонский. Там правили мидийцы.
Мэт пожал плечами.
— Что мидийцы, что персы, все равно. Ну, так и что они сделали с иудеями?
— Как что? Покорили их, конечно же. Захватили их примерно так же, как сделали бы латрурийцы. Наверное, иудеям стало обидно, что их покорили какие-то члены Федерации, и тогда уж они приняли ту помощь, которую им предлагал Рэм.
— Ясное дело... ведь членам Федерации запрещалось воевать друг с другом. — У Мэта голова шла кругом. — Видимо, мидийцы пользовались римскими законами и мерами наказания?
— Не только они. Все члены Федерации. — И Манни удивленно поджал губы. — А почему ты спрашиваешь?
— Просто пытаюсь догадаться, что случилось с человеком, которого обвинили быв богохульстве. Распятие существовало как вид наказания, так ведь, хотя применяли его не римляне, да?
— Рэмляне!
— Ну да, прости, — вздохнул Мэт. — Рэмляне. А с карфагенянами они как поступили?
Манни осклабился:
— Как-как... Победили их, естественно. И не раз. А карфагеняне и слышать не желали про объединение. Но вот как-то раз, после очередного поражения, прозорливый государственный муж по имени Ганнибал убедил своих соотечественников, что раз уж они не могут победить рэмлян, то лучше всего им вступить с ними в союз. И он отправил в Рэм посольство с богатыми дарами...
— И слонов в том числе?
— Значит, ты слышал об этом?
— Нет, но очень похоже. Итак, Карфаген остался Карфагеном, но присоединился к Федерации.
— Истинно так, и стал могучей силой, поддерживающей империю золотом и серебром...
— Да... коммерческий колониализм тут начался преждевременно, — печально проговорил Мэт. — Трудно представить, что такая империя когда-нибудь распадется.
Манни пожал плечами:
— А она разве распадалась? Да нет — просто сделала слишком много успехов. Она окультурила варваров вокруг своих границ и даже гуннов, когда они немного остыли и призадумались о жизни. Но сначала они, конечно, нападали на рэмлян, но легионы их одолели, сурово наказали вождей и отправили остальных домой с богатыми дарами для их царей.
Мэт выпучил глаза.
— Что, и гунны вошли в империю?!
— Нет, но они были проучены и кое-что поняли. Они перестали кочевать по степям со своими стадами. Они так и остались пастухами, но в своих поместьях, конечно, если это можно назвать поместьем, когда на многие мили тянутся луга и поля, засеянные овсом.
— Я бы сказал, что это «ранчо», — кисло проговорил Мэт. — Но если рэмлянам удалось проделать такое с гуннами, что же тогда случилось с галлами и германцами?
— О, эти стали такими рэмлянами — еще лучше, чем сами рэмляне! Даже тот глупенький народец с
