одеты и вооружены другие стражники, вот только одежды на них были чёрные, серые и коричневые, а на привратнике — голубые. По всей вероятности, этот цвет был знаком его командирской должности.
То, что сказал привратник, удивило девушку. Удивительным было не только то, что местные жители улеглись спать прохладным утром, но и то, что страж говорил на языке Мараканды — правда, с жутким акцентом, но сомнений не было — это был язык царства пресвитера Иоанна.
Антоний без труда переключился на этот говор. У него акцент оказался не менее варварским.
— Ты говоришь на языке караванщиков!
Привратник усмехнулся.
— Это язык Мараканды, юноша, и рано или поздно ему обучаются все странники и торговцы. В этих краях все платят дань пресвитеру Иоанну, пользуются его покровительством и говорят на языке его страны.
— Стало быть, вы принадлежите к его империи, — спросила Балкис.
— Наши властители более двух столетий спорили за место за его столом, — ответил страж. — Пусть его язык — не родной для нас, но мы неплохо освоили его и можем говорить со странниками, чужеземцами. В этой долине иначе нельзя: в каждой крепости обитают люди, что родом из разных царств. Все мы присланы сюда, чтобы собирать золото, добытое муравьями, и отправлять его пресвитеру Иоанну. Чтобы выжить здесь, мы должны поддерживать добрососедские отношения, действовать сообща. В наши крепости мы впускаем всех, независимо от того, к какому бы народу ни принадлежал человек — иначе он станет добычей муравьёв.
— Слава Небесам за то, что это так! — пылко воскликнул Антоний.
Стражник кивнул и чуть удивлённо улыбнулся.
— Думаешь, иначе мы бы вас так быстро не впустили, да? Однако здесь муравьи — наши главные враги, а прочее соперничество почти забыто. — Он обернулся и негромко позвал стражника в серых одеждах: — Ахмед! Отведи этих странников на кухню. Они, наверное, голодны!
Вернувшись взглядом к Балкис и Антонию, привратник коснулся кончиками пальцев лба, губ и груди и поклонился:
— Мир вам, друзья.
— Мир вам и спасибо за ваше гостеприимство. — Антоний не слишком ловко повторил жест стражника, но все же Балкис догадалась, что он не впервые так приветствует человека.
Сама она изящно коснулась лба, губ и груди и, проговорив:
— Мир вам, — повернулась и направилась следом за Ахмедом.
— Он — мусульманин! — шепнул ей Антоний.
— Думаю, тут все мусульмане, — отозвалась Балкис.
— Но ведь пресвитер Иоанн — христианский царь!
— В его империи все могут исповедовать свою веру, — сказала Балкис. — Среди тех, кто населяет державу Иоанна, есть буддисты и даже такие племена, которые поклоняются духам камней и деревьев. Конечно, пресвитер Иоанн посылал к ним миссионеров, но он ни за что не станет принуждать хоть кого-то веровать так, как он сам.
— Необычайно благоразумный правитель, — задумчиво проговорил Антоний. — Наверняка его подданные взбунтовались бы, если бы решили, что он хочет избавиться от их божеств.
Балкис взглянула на юношу одобрительно. Антоний был умнее, чем хотел казаться, чем она сама думала поначалу.
Стражник провёл их по просторной трапезной в огромную кухню, где повара и уборщики как раз закончили прибирать после утренней трапезы и сами сели перекусить. Они гостеприимно усадили гостей за стол.
Антоний удивлённо воззрился на поставленную перед ним тарелку: мясо, лапша и овощи были смешаны и приправлены ароматным соусом.
— Какой плотный завтрак!
Куховары рассмеялись — негромко, конечно.
— Как это странно! — воскликнула Балкис, но взяла со стола палочки и принялась без малейшей растерянности орудовать ими.
Антоний спросил:
— Днём солнце здесь такое же жаркое, как в пустыне?
В ответ вновь раздался дружный смех, а старушка сказала:
— Нет, юноша! Все дело — в муравьях! Из-за них мы здесь, но работать нам приходится по ночам, потому что ночью они остаются в земле, в глубине своих нор.
— Понятно, — задумчиво отозвался Антоний. — Стало быть, в тёмное время суток они не вылезают на поверхность? Прячутся?
— Не прячутся, — поправил его толстяк, сидевший рядом с ним. — По ночам они трудятся. От заката до третьего часа нового дня муравьи выкапывают из земли чистейшее золото и выносят его на поверхность. А когда солнце поднимается выше и согревает землю, они отправляются на охоту.
— Поэтому днём вы должны оставаться за крепостными стенами, — понимающе проговорил Антоний. — И если рассвет застанет вас далеко от собственной крепости, вам приходится искать приют в другой, ближайшей.
Местные жители дружно кивнули, а толстяк сказал:
— Вот почему здесь мы живёт дружно, без вражды, как бы жарко и кровопролитно ни воевали между собой властители наших царств.
— А по ночам, — спросила Балкис, — вы можете покидать свои укрепления?
Остальные согласно кивнули, а старушка объяснила:
— В это время мы работаем. По очереди отправляемся на сбор золота, а другие в это время трудятся в кухнях, занимаются починкой домов и стен.
— Никто не дерзнёт выйти за стены крепости, когда муравьи наверху, — добавил ещё один из куховаров. — Они очень сильны и свирепы.
— Стало быть, если бы мы поднялись на крепостную стену днём, мы бы увидели, как бродят по долине муравьи? Но крепости они не осаждают?
— Бывает, — вздохнула старушка. — Знаешь, всегда найдутся несколько таких, которые усядутся, словно собаки подле хозяйского стола, в надежде, что им достанется угощение — косточка или кусочек мяса. И все же большинство муравьёв понимает, что это бесполезно. В ту пору, когда в долине поселились наши предки, насекомые пытались взбираться на стены, но падали вниз и вскоре оставили эти попытки.
После завтрака Антоний и Балкис из любопытства поднялись на крепостную стену. И действительно: несколько муравьёв слонялись у ворот, надеясь заполучить добычу. Балкис посмотрела на нахмурившегося Антония и спросила:
— Что тебя тревожит?
— Вот этот муравей, — ответил Антоний и указал на того, что был ближе других к воротам. Казалось, он ощупывает бревна своими усиками, проверяет на прочность. — Понимаю, это глупо, но никак не могу избавиться от ощущения, что это — именно тот, который застиг меня, когда я брал его золото. Тот самый, что первым погнался за нами.
Балкис взяла юношу за рукав и с трудом удержалась от улыбки.
— Да-да, сказал же: я понимаю, что это сущая чепуха, — смущённо улыбнулся Антоний. — Их не отличить друг от дружки. И с чего это я прицепился к этому муравью, а не к какому-нибудь другому?
— Я так думаю, у тебя разыгралось воображение — которого, как ты утверждаешь, тебе недостаёт, — пошутила Балкис, взяла друга за руку и перестала сдерживать улыбку. — Однако нам пора отдохнуть. Вряд ли нам удастся тронуться в путь на закате. Пойдём разыщем отведённые нам гостевые комнаты и ляжем спать.
Внизу тянулись цепи барханов. Тень Стегомана пересекала их, похожая на утюг, которым ведут по мятой ткани. Но вот Мэт заметил на дороге ещё одну тень.
— Путник, — сообщил он Стегоману. — Давай-ка сделаем привал и расспросим его о том о сём.
