то пошло, непросвещённым и наивным простаком. Вот придут они в Марканду — и там он совсем растеряется, когда окажется посреди хитросплетения улиц большого города, когда столкнётся с интригами при дворе пресвитера Иоанна!
Однако Балкис была вынуждена признать, что здесь, в далёких странах, Антоний ориентировался лучше её и вовсе не уступал ей в сообразительности. Да, она имела опыт дальних странствий, но и Антоний был не новичком в путешествиях по пустыне, он кое-что знал о тех местах, что им предстояло посетить, из разговоров с караванщиками. К тому же он был довольно хорош собой. Эта мысль пришла к Балкис сама собой. В самом деле, ей не нужно было долго вспоминать то странное тепло, что разгорелось в её груди, когда он впервые увидела Антония, то, как часто тогда забилось её сердце. Намного труднее ей было забыть об этом чувстве, потому что оно было ей слишком знакомо и напоминало то, что она переживала в обличье кошки в пору течки. Увы, стоило ей взглянуть на Антония — и это чувство вновь овладевало ею. Одного воспоминания о первой встрече было достаточно для того, чтобы сердце девушки забилось чаще.
Балкис решительно отбросила эти мысли, заставила себя разозлиться. Да как он вообще мог смотреть на другую женщину с желанием! Как он смел созерцать обнажённое женское тело! Да, да, у него не было иного выбора — но все равно! Пусть он отказался от утех, но все же…
Конечно, на неё в этом смысле он и надеяться не мог, но разве дело в этом? Если он был в неё влюблён, то любая Другая женщина должна была бы оставить его совершенно равнодушным.
Так ли?
Но тут Балкис пришли на память настоящие кошки в состоянии течки — то, как они были готовы спариться с любым котом. Она не могла избавиться от подозрения, что некоторые женщины могли вести себя точно так же и что только любовь к мужьям удерживала их от такого поведения.
И все же, несмотря на злость, Балкис все больше и больше поддавалась сомнениям. А сомнения эти проистекали из уверенности в том, что женщины-воительницы лучше её поняли Антония — поняли, что он влюблён в неё, влюблён глубоко и страстно. Мало того: как ни старалась Балкис уверить себя в обратном, она все сильнее убеждалась в том, что и сама питает к Антонию более серьёзные чувства, нежели хочет. Чем можно было ответить на эти сомнения — конечно, злостью.
Балкис сердито покачала головой и попыталась выбросить из головы все мысли, что мучили её. Тут-то она и увидела впереди реку.
— Антоний, посмотри! — воскликнула она. — Это наверняка граница! Перейдём реку — и покинем это царство ведьм! Нам не придётся пересекать всю страну!
— Перейдём? — Взгляд Антония наконец стал более или менее осмысленным. — Реку? — Он окинул взглядом широкую полосу серо-зеленой воды. Наконец то, что сказала Балкис, дошло до него. Он встряхнулся. — Граница…
Он обернулся и посмотрел на девушку. В конце концов он избавился от транса. Балкис была готова поклясться, что слышит, как включился в работу мозг её спутника, и постаралась мысленно убедить себя в том, что столь целительно на Антония подействовало не то, что он видит её, а мысль о том, что они могут покинуть Великую Феминию, прошагав по ней всего один день, а не сорок два.
— Точно! Мы уйдём из этой страны! Прекрасная мысль! — воскликнул Антоний и решительно зашагал к реке.
Потом он долго молча ходил по берегу, поглядывал на быстрый поток и хмурился — о чем-то сосредоточенно размышлял. Балкис начала нервничать и наконец не выдержала.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— О судьбе того бедолаги, которого мы встретили на дороге, — признался Антоний. — Как ему не повезло, что у него не было такой мечты, как у меня. Мечта спасла бы его.
Балкис чуть было не поинтересовалась, что это за мечта, но в последнее мгновение прикусила язык, испугавшись того, что в ответе будет упомянута она. Она задала спутнику другой вопрос:
— И ещё ты, наверное, думаешь, что и тебя могла ожидать такая же страшная судьба?
— О нет, этого бы ни за что не случилось, — с непоколебимой уверенностью ответил Антоний.
Это успокоило Балкис, и она проговорила немного резко:
— Почему же? Ты так уверен, что не потерял бы счёт дням?
— Нет, — покачал головой Антоний. — Я уверен в другом: я бы и не начал их считать. — Он умолк, задумался. — Конечно, я не догадывался о том, какая кара может ожидать меня за отказ, но оказалось, что это не кара, а награда. Так что все к лучшему.
Балкис смотрела на него, не мигая, потрясённая тем, с какой лёгкостью он произнёс эти слова. Скорее всего в то время Антоний и не помышлял ни о наказании, ни о награде. Что же заставило его столь решительно отказаться, если он даже не подумал о последствиях?
Она решила, что не желает знать ответ, и требовательно вопросила:
— Что ты ищешь?
— Мост или брод, — ответил Антоний. — Нашёл!
Балкис посмотрела туда, куда показывал юноша, и увидела место, где дно реки подступало к самой поверхности по всей её ширине.
— Вроде бы там порог. Как думаешь, глубоко там?
— Фут-два, наверное. Главное — не сильно отклоняться влево и вправо, — сказал Антоний. — Видишь, по обе стороны вода намного темнее? Мы пойдём там, где мелко. — Он обернулся и посмотрел на девушку с такой искренней, обезоруживающей улыбкой, что она не смогла обвинить его в задней мысли, когда он спросил: — Может, перенести тебя?
Но Балкис за последние часы столько передумала, что мгновенно встревожилась.
— Спасибо, мой добрый спутник, — сказала она, — но я вполне могу перейти сама.
— Как хочешь, — пожал плечами Антоний, уселся на песок, стащил сапоги, закатал штаны до колен, встал и спросил: — Пойдёшь первой? Если оступишься, я смогу поддержать тебя.
Всего днём раньше Балкис не имела бы ничего против того, чтобы идти впереди Антония, подняв подол юбки до середины бёдер. Пожалуй, она бы даже радовалась тому, что он с восторгом смотрит на её ноги. Но сейчас от одной мысли об этом девушка содрогнулась.
— Спасибо, но лучше я пойду за тобой. Если ты угодишь в яму или поскользнёшься, я пойму, что туда ступать нельзя.
— Неплохо придумано, — смущённо проговорил Антоний. — Мне стоило подумать об опасности. — Он вошёл в воду.
Балкис покачала головой, сняла шлёпанцы, подобрала подол сорочки и вошла в реку. Она старалась идти по следам Антония.
Выбравшись на противоположный берег, Антоний сел на траву, прислонился спиной к стволу дерева и устало вытянул ноги.
— Если ты не против, я посижу немного. Ноги обсохнут — тогда надену сапоги.
— Это ты правильно решил, — проговорила Балкис и села рядом с ним, но не слишком близко. К счастью, соседнее дерево росло футах в шести от того, под которым устроился Антоний. Девушка тоже решила обсушить ноги, но накрыла их подолом чуть ниже колена. Отчаянно думая, о чем бы заговорить, она вымолвила:
— Я думала, что такие широкие реки тебе не знакомы. Ведь у вас в горах только ручьи текут.
— Один из этих ручьёв шириной в десять футов, — объяснил Антоний. — А весной он разливается шире, наполняясь талыми водами. Нам от этого потока никуда не деться, потому что он течёт между нашим домом и верхним пастбищем. Утром и вечером мы перегоняем через эту речку коров, и потому я привык искать броды и переходить на другой берег, следя за течением.
— Наверное, там течение быстрее.
— Это точно, — кивнул Антоний. — Особенно весной.
Вот так, легко и ненавязчиво, за разговором они вернулись к прежним дружеским отношениям, но все же в их непринуждённой болтовне нет-нет да и проглядывало что-то потаённое, чего не было раньше, осознание иных чувств, чувств друг друга. Балкис поняла, что теперь они никогда не смогут остаться просто друзьями, спутниками.
Когда ноги у них высохли, они обулись и отправились дальше по дороге, уводившей от реки. Луг вскоре сменился лесом, а когда потемнело, Балкис произнесла заклинание, призванное не подпустить к ним
