— А, моя провожатая! — радостно воскликнул он, но осёкся: Адонитей и её подчинённые были одеты в точности так же, как другие женщины. В белых коротких туниках они смотрелись намного более женственно и привлекательно. Теперь можно было не сомневаться: обитательницы розовых покоев и вправду были в увольнении. Вот только время они проводили как-то не по-военному.
— Наши сестры хорошо приняли тебя? — спросила Адонитей.
— О, пожалуй, даже слишком хорошо, — ответил Мэт, но улыбнулся, чтобы капралша не обиделась. Увы, улыбка подействовала на Адонитей, как некий знак.
Она протолкалась к ванне и забрала у одной из женщин мыльную тряпицу. Та отдала тряпицу крайне неохотно.
— Подними ноги, — предложила Адонитей, — чтобы мы могли вымыть их.
Мэт опасливо выставил из пены ногу. Женщины тут же защебетали, стали восхищаться его мускулатурой, формой голени, умеренным количеством волос, а потом принялись намыливать пальцы, ступни, лодыжки, икры, колени. Кожу приятно пощипывало, но погруженные в воду части тела Мэта неизбежно реагировали на прикосновения. Как только женщины вздумали намылить его ноги выше коленей, Мэт поспешно проговорил:
— Все, все, благодарю, хватит. Дальше я сам.
— Но нам хочется сделать это для тебя, — проворковала Адонитей.
— Спасибо большое, но я вообще люблю во всем полагаться на себя, — промямлил Мэт, взял мыльную тряпицу и торопливо закончил мытьё. — А теперь, если вы отвернётесь, я выйду из ванны.
— О, но сначала испей ещё вина, — взмолилась та, что поднесла ему кубок. Край кубка тут же прижался к губам Мэта, и он заметил, что сосуд вновь полон до краёв.
Стараясь не сердить женщину, Мэт выпил половину налитого в кубок вина.
— А теперь отвернитесь, ладно?
— Как пожелаешь, — вздохнула Адонитей, и все женщины отвернулись — кроме одной, которая развернула большое банное полотенце, но подняла его высоко — так, что его край прикрыл её глаза.
Мэт выскочил из ванны и бросился к полотенцу. Увы, он был не слишком проворен, и женщины все же подсмотрели за ним. Они гортанно рассмеялись, принялись перешёптываться, а Мэт, заворачиваясь в полотенце, был готов сгореть со стыда. Он начал вытираться, но его плеч и спины тут. же коснулись другие полотенца — мягкие и нежные, а негромкие голоса зашептали:
— Позволь, мы поухаживаем за тобой, о отважный странник.
С этим Мэт ещё готов был смириться. Больше его заставляли нервничать те полотенца, которыми женщины вытирали его лодыжки.
— А… О… Спасибо большое, дорогие девушки, но я, пожалуй, завернусь в большое полотенце, как в саронг, и обсохну.
Он ухитрился проворно обернуть бедра полотенцем, но Адонитей, в это время сидевшая у его ног, капризно надула губы и с укором проговорила:
— Почему ты отвергаешь нас, Мэтью? Таков закон Великой Феминии: всякий мужчина, дерзнувший пересечь границу нашей страны, может испытать здесь любые наслаждения, каких только ни пожелает. Если же мужчины отказываются от этого, женщины-воительницы перестанут появляться на свет. Позволь же нам ублажить тебя!
— О, я вам чрезвычайно благодарен, — неловко вымолвил Мэт. — Но я не знал о вашем законе, и когда согласился воспользоваться вашим гостеприимством, вовсе не имел в виду… все это.
— Но почему нет? — Адонитей смотрела на него с искренним изумлением, как и большинство женщин. Правда, некоторые откровенно разозлились. — Разве мы не хороши, не желанны? Или тебе неловко, что раздет, а мы одеты? Если так, то сейчас мы станем равны!
С этими словами она ловко сбросила тунику. Мэт ахнул.
— По-поверь мне, дело вовсе не в том, что вы не хороши собой! Вы все очень, очень привлекательны!
— Я так и думала, что ты нас оценишь по достоинству. — Адонитей коснулась бедра Мэта. — Если так, то что же ты медлишь?
Мэт окинул её взглядом, и у него мелькнула совершенно неадекватная мысль: о том, что военные учения способствуют гармоничному телосложению у женщин. Его дражайшая супруга, красавица королева, была сложена примерно так же. Он всегда догадывался, что дело именно в воинской закалке, и теперь порадовался тому, что не ошибался.
Мысль об Алисанде спасла его. Да, он по-прежнему был возбуждён, его пронзала дрожь, но теперь все его чувства устремились к другой женщине, которой не было здесь.
— Я растерян, потому что женат, прекрасная дева. Женат давно и навсегда. Но верность супруге не означает, что любовь и порядочность волшебным образом защищают мужчину от чар всех других женщин. Есть ещё такая малость, как сила воли. Верный супруг замечает красавиц вокруг себя, и их красота очаровывает его, но он все же желает сохранить верность жене.
Адонитей несколько секунд смотрела на Мэта не мигая. Другие женщины зароптали. Одни сердито ворчали, другие разочарованно постанывали.
А потом Адонитей натянула тунику и поднялась. Её лицо стало бесстрастным.
— Я понимаю тебя и готова рукоплескать твоей решительности. Мы — воительницы и ценим верность во всех её проявлениях. Верность и честь. Мы много раз слыхали о браке, но большей частью знаем о супружестве по тем мужьям, которые являлись сюда, дабы нарушить свой брачный обет. Редко, очень редко сюда приходят те, что готовы сохранить верность жене, невзирая на все наши чары.
Мэт вдруг почувствовал себя виноватым.
— Вряд ли мужчины слишком часто попадают в ваше царство случайно.
— Да, такое бывает редко, — насмешливо скривившись, отвечала Адонитей. — Просто нам сильно не повезло, что за неделю попалось двое таких.
— Двое? — переспросил Мэт, но тут же вспомнил о недавнем разговоре. — Ах да — ты говоришь о молодом человеке, который отказался от своего счастья.
— Как и ты, — сухо проговорила Адонитей.
— Пожалуй, что так, — смущённо ответил Мэт. — Мне очень жаль, что я вас так разочаровал.
— Да уж, обманщик, — сверкнула глазами Адонитей. — Что ж, странник, возвращайся к своей жене и передай ей наши поздравления, ибо ей достался не супруг, а бриллиант чистой воды. Мало кому удаётся отказаться от услад, предлагаемых обитательницами Великой Феминии. Не сомневайся: ни одной из нас, пожелавшей родить младенца и доказавшей своё право на это, не пришлось долго ждать возможности зачать. — Она обвела взглядом своих сестёр, каждая из которых напоминала сейчас грозовую тучу. — Но похоже, этим придётся ещё некоторое время подождать. — Она снова обратилась к Мэту: — Ступай своей дорогой, и если тебе придётся идти по нашей стране хоть целый месяц, ничего не бойся. Никто не тронет тебя, ибо мы должны вознаграждать по заслугам тех мужчин, которые знают, как хранить верность.
Балкис шла рядом с Антонием. Она смущённо молчала и старательно гасила раскалённые угольки гнева. Не так уж сильно она злилась, конечно, — да и злилась только потому, что Антоний, молча шагавший рядом с ней, все ещё выглядел как пришибленный — смотрел перед собой и словно ничего не видел. Балкис догадывалась, какое безумное искушение ему довелось испытать, как, наверное, его телу хотелось поддаться этому искушению!
Но ещё она думала о том, какой силой воли надо обладать, чтобы отказаться.
Конечно, если воительницы сказали правду и если Антоний прежде никогда не возлежал на ложе с женщиной, то отказаться он мог из страха перед неизведанным. Да, да, конечно, только из страха он не уступил изголодавшимся по любовным утехам женщинам-воительницам — так думала Балкис. Уж наверняка не настолько глубока была в его сердце любовь к ней, чтобы только из-за этого чувства он отказался от услад.
Так она шла и пыталась справиться со злостью, и всеми силами гнала от себя воспоминания о том, что ей говорили воительницы, — о том, что Антоний по уши влюблён в неё — настолько влюблён, что не в силах был совершить ничего такого, что причинило бы ей боль.
Вернее — причинило бы ей боль, если бы и она была влюблена в него. Но ведь она не давала ему повода думать так! Наверняка не давала! Он был всего-навсего неотёсанным деревенским парнем, если на
