— Только он?
— И ребенок. Мальчик.
Маргарет показалось, что женщина вот-вот разрыдается.
— Детей я здесь не видела.
— Их забирают в детскую.
— На весь день?
Женщина испуганно глянула на Маргарет.
— Я должна идти.
— Когда вы в последний раз видели своего сына?
— По приезде сюда. Четыре месяца тому назад.
Маргарет обняла женщину.
— О господи. Простите меня.
Дверь открылась, в туалет вошла оранжево-синяя девица.
— Лесбиянские штучки здесь не допускаются.
Маргарет отпустила молодую женщину и шагнула к девице.
— Где ее ребенок?
Девица зыркнула на собеседницу Маргарет.
— Так вы разговаривали! Выходите.
Молодая женщина сжалась от страха. Посмотрела на Маргарет, вышла из туалета.
— Вы тоже, — девица перевела взгляд на Маргарет.
— Легче на поворотах, — фыркнула Маргарет и прошла в кабинку. Она видела ноги оранжево-синей, ожидающей ее у дверцы кабинки.
Сделав свои дела, Маргарет вымыла руки и прошла к столику. Девица проследовала за ней.
— Держи с ней ухо востро, — посоветовала она Клиту. — Могут быть трудности.
— Я бы не хотел, чтобы о вас шли такие разговоры, — заметил Клит после ухода оранжево- синей.
Маргарет оглядывала обеденный зал в поисках темноволосой женщины, имя которой так и не узнала. Наконец нашла. Та ела одна, за маленьким столиком. Куда же делся ее муж?
— А где дети? — спросила Маргарет Клита.
— Детей здесь нет, доктор Браун.
— А для чего тогда детская?
— Нет у нас никакой детской, — и Клит резко изменил тему. — Между прочим, ваш муж и я сравнивали Нью-Йорк и Калифорнию.
— Клит никогда не покидал Калифорнию, — вставил Генри.
— И не жалею об этом, — продолжил Клит. — Калифорния большая и разная. Мне тут нравится. И вокруг много хороших людей. Я говорю не о евреях из Голливуда или студентах, а о тех, кто осознает, что есть истинные ценности. Живет здесь одна семейная пара, они заменили мне отца и мать. Они не только говорят и делают, но выдвигают идеи, которые необходимо реализовать. От них я узнал о жизни куда больше, чем в школе.
— Кто же эти люди? — спросил Генри. Его радовало, что Клит разговорился. С другой стороны, он не понимал, почему Маргарет сидит с каменным лицом.
Глаза Клита блеснули.
— Мистер и миссис Клиффорд. Они собрали нас на своем ранчо, человек пятнадцать, кормили, давали лошадей, учили тому, что нам следовало знать. У мистера Клиффорда есть и связи и деньги. Благодаря ему и удалось купить землю и начать строительство. Потому-то курорт и назвали в его честь. «Клиффхэвен». А теперь, мистер Браун, пока мы пьем кофе, расскажите мне о себе.
Долгое время Генри не вспоминал случившееся с ним в Форт-Беннинге, штат Джорджия, в самом конце войны. Все курсанты, проходящие офицерскую подготовку, жили в двух казармах. На нижнем этаже первой разместили тех, чьи фамилии начинались с первых букв алфавита, от Аккера до Филдинга. Напротив его койки, через проход, стояла койка Купера,[9] высокого, с чуть тронутым оспой лицом парня из южного Иллинойса. Как-то вечером тот принес в казарму заряженную обойму для карабина М-1, все в это время чистили оружие, встал на койку, абсолютно трезвый, загнал обойму в карабин и, глядя на Генри, объявил во весь голос: «Единственная ошибка Гитлера заключалась в том, что он не перебил всех паршивых евреев».
По койкам их распределяли в алфавитном порядке, так что рядом с Генри спал Браунелл, который как-то признался Генри, что до призыва в армию никогда не встречался с евреями. Именно Браунелл поднялся, медленно пересек проход, вырвал карабин из рук Купера, разрядил его и бросил на койку.
— Это не игрушка, — громко, чтобы слышали все, кто это видел, сказал он.
На том все и закончилось.
Генри, правда, на следующий день обратился к командиру отделения, лейтенанту из Виргинии, и рассказал ему об этом происшествии.
— Зачем вы мне все это говорите? — спросил лейтенант.
— Купер мог кого-нибудь застрелить.
— Он не имел права приносить в казарму заряженную обойму. Если вы и Браунелл поднимете шум, прошу учесть, что через две недели никто из вас погонов не получит. На вашем месте лучше забыть о том, что вы приходили ко мне.
Две недели спустя постановлением Конгресса Купер, Браунелл и Генри Браун стали офицерами и джентльменами, младшими лейтенантами пехоты в армии Соединенных Штатов Америки.
— О чем это вы так задумались? — прервал затянувшееся молчание Клит. — Я попросил вас рассказать о себе.
Генри поднялся, отодвинул стул Маргарет, помог ей встать. Вместе они направились к выходу. Некоторые предпочитали не смотреть. Другие не могли оторваться от знакомого спектакля, главные роли в котором в день приезда исполняли практически все новенькие.
Клит, не торопясь, следовал за ними, в десяти или пятнадцати футах.
Выйдя на улицу, Генри решительно зашагал по усыпанной белыми камушками тропинке. Он знал, что делает. Он уходил из «Клиффхэвена».
Маргарет едва поспевала за ним.
— В еду что-то подмешано, — прошептала она, но Генри пропустил ее слова мимо ушей. — Этим они стараются держать нас под контролем.
Оказавшись на дороге, Генри еще ускорил шаг.
— Не отставай, — бросил он Маргарет, туфельки которой никак не подходили для быстрой ходьбы.
Клит тоже прибавил скорости, но лишь для того, чтобы держаться на прежнем расстоянии.
Шли они в полной темноте.
— Я не могу идти так быстро, — шепнула мужу Маргарет.
Генри пошел медленнее, оглянулся, чтобы посмотреть, не догоняет ли их Клит. Тот никуда не спешил, показывая своим видом, что в действиях Генри для него нет ничего неожиданного.
После первого поворота Генри различил впереди какой-то предмет, перегораживающий дорогу. Подойдя ближе, они увидели жилой фургон. На крыше сидели четверо парней, не старше Клита, в оранжевых футболках. У одного на поясе висела кобура.
Заговорил именно он.
— Мистер Браун, пожалуйста, вернитесь в свой номер. Клит покажет вам дорогу.
Генри всмотрелся в их лица. Обычные парни, ничем не отличающиеся от американцев того же
