— Если это не запрещено, — осторожно добавил Генри.
— Отнюдь. Мы должны получше узнать друг друга, не так ли? Начну с… вы ешьте, ешьте этот чудесный рыбный мусс, а я буду говорить. Мой отец, водитель одного из этих огромных шестнадцатиколесных трейлеров, появлялся дома раз в неделю, чтобы сказать как ужасен Техас, Иллинойс или какое-то другое, богом забытое место. Моя мать всегда убеждала меня, что он лжет, что у него везде есть женщины, а ругает он эти места лишь для того, чтобы она думала, будто вне дома он лишь водит трейлер, ест, спит и думает о ней. По моему разумению, он не думал о матери, даже когда бывал дома. Да, он брился, обедал, а затем уводил ее в спальню. Но, будь на ее месте любая другая женщина, он поступал бы точно так же. Для него спариться… о, извините, доктор Браун. Я…
— Ничего страшного, — успокоила его Маргарет. — Продолжайте.
— Когда мне исполнилось тринадцать, он предложил взять меня с собой в одну из поездок, но мать сказала, что я не могу пропустить неделю занятий в школе. На самом деле она волновалась из-за того, что я мог бы увидеть на дороге. Если подумать, действительно ужасное место. Я имею в виду автобусные остановки, закусочные, компании шоферов и лицезрение бесконечной ленты асфальта, исчезающей под колесами с утра и до вечера. Меня это не устраивало. Я хотел наслаждаться жизнью. Я частенько убегал на берег с другими мальчишками. Сначала только по субботам и воскресеньям, потом и в будни, если мы не могли дождаться уик-энда. Отдыхающие оставляли автомобили на стоянке около пляжа, и мы предлагали стеречь их, пока они будут загорать и купаться. За четвертак или пятьдесят центов, в зависимости от модели. Они предпочитали платить, чтобы, вернувшись, не найти спущенную шину. Но как только у нас набиралось по пять долларов на брата, мы забывали про наши обязанности и уходили на другую часть пляжа. Загорали, купались, перехватывали что-то из еды, а потом шли по бабам.
Клит искоса глянул на Маргарет, ожидая ее реакции.
Ее лицо осталось бесстрастным, а вот Генри явно хотел услышать продолжение, хотя она и не могла понять, по какой причине.
— Предпочтение мы отдавали женщинам постарше нас.
— А сколько вам тогда было лет? — спросил Генри.
— Тринадцать, может, четырнадцать.
— И женщин какого возраста вы считали постарше себя?
Клит рассмеялся.
— Любых. От семнадцати до сорока, это не имело значения. Вам доводилось видеть самолеты, которые медленно летят вдоль побережья, таща за собой полотнище с рекламой какого-нибудь продукта или компании? Мы рекламировали себя по-своему. Обычно нас было четверо или пятеро, и мы шли вдоль берега там, где песок встречается с водой, чтобы привлекать побольше внимания, с… как бы сказать потактичнее… с вставшими навытяжку концами, обтянутыми плавками. Поверьте мне, нас замечали. Какая- нибудь телка окликала нас, слово за слово, и мы уходили с пляжа, иногда с девицей на каждого, иногда с одной на всех. Мы кое-чему научились и уже знали, что в Калифорнии полно женщин, в том числе и симпатичных, которым иной раз хочется сменить вибратор на что-то другое. Бывало, нам совали деньги, но мы вполне могли обойтись и без них. Мы достаточно зарабатывали на охране автомобилей.
Клит откусил кусок гамбургера.
— Я думал, в Калифорнии моден виндсерфинг, — продолжил разговор Генри.
— Да, конечно, — промычал с полным ртом Клит. — Извините, — салфеткой он вытер губы. — Когда жуешь, лучше не говорить. К югу от Лос-Анджелеса, где я тогда жил, мы не позволяли хорошим волнам оставаться в девственницах. Сначала мы сложились на одну доску, но вскоре у каждого была своя. Когда одному из парней исполнилось шестнадцать, он купил автомобиль-развалюху, мы привязывали доски на крышу и ехали на пляж за деньгами, к девушкам и волнам. У нас, правда, возникли трудности в школе. С ответственным за посещаемость. Чего он только не наговорил моей мамаше. Что я постоянно прогуливаю уроки, а я пропустил их гораздо меньше, чем он насчитал, что мы пристрастились к наркотикам, а мы их в глаза не видели. Когда отец приехал домой, моя мать выложила ему все эти басни, запричитала, что я попал в плохую компанию, и так далее, и тому подобное. Папаша, не долго думая, снял ремень. В талии штаны были ему широки, и он попытался высечь меня, придерживая их второй рукой. Я вырвался, выхватил ремень и стеганул его самого. Видели бы вы, как завопила мамаша.
Клит переводил взгляд с Генри на Маргарет, чтобы понять, какое впечатление произвел его рассказ.
— После этого пришлось уносить ноги. Иначе мне бы не поздоровилось. На следующий день, когда мать ушла в магазин, я вернулся, чтобы взять чемодан и кое-какие вещи. Не мог же я уехать с голой задницей, не так ли?
— Полагаю, это произошло лет восемь тому назад, — предположил Генри. — Я прав?
— Близко к этому.
— И чем вы занимались все это время?
— За мной постоянно кто-то гонялся. То полицейские, то владельцы магазинов, если замечали, что я взял какую-нибудь безделушку. А больше всего я натерпелся от гомиков. Могу я говорить откровенно?
Официантка принесла кофе, и разговор на мгновение прервался.
Клит проводил официантку взглядом.
— Должен вам сказать, здесь работают очень симпатичные девицы. О да, гомики. Вы же знаете, есть люди, я хочу сказать, мужчины, которые просто ищут мальчиков, сбежавших из дома. Не только в Калифорнии, я думаю, их полным-полно и в городе, откуда вы приехали. Когда ты голоден, полагаю, можно на многое закрыть глаза. Черт, а закрыв глаза, как определить, кто под тобой, мужчина или женщина.
— Я думаю, нам пора вернуться в номер, Клит, — Маргарет встала.
— Вам не понравилось то, что я вам рассказал?
— Это трогательная история, Клит. Очень жаль, что вам пришлось столько пережить.
Тут Маргарет заметила, что тревога, с которой она садилась за стол, исчезла без следа, уступив место умиротворенности, полной расслабленности.
Рассказ Клита не мог оказать столь магического воздействия.
Значит, они подмешали что-то в еду. Маргарет посмотрела на Генри. Его глаза блестели, как после двух-трех рюмок, выпитых одна за другой. Но они не прикасались к спиртному.
— Мне надо в туалет, — обратилась она к Клиту.
— Это там, — указал Клит.
Маргарет ему не понравилась. Она смотрела на него свысока, как и евреи. Не имея на это права.
В туалете Маргарет застала двух женщин. Одну лет тридцати, очень симпатичную, вторую поседевшую, ее возраста.
— Я доктор Браун, — представилась она. — Мы только что приехали.
Женщина постарше молча вышла из туалета.
— Она боится, — пояснила более молодая.
— Я же ничего не сказала.
— Новенькие всегда пытаются задавать вопросы.
— В еду что-то подмешано?
В глазах женщины мелькнул страх. Она быстро кивнула.
— В рыбный мусс? — Клит только попробовал его, а ел гамбургеры с картошкой. — Что именно?
Женщина прикусила губу и устремилась к двери, но Маргарет положила руку ей на плечо.
— Что они туда кладут?
— С фермы, — прошептала женщина. — Пожалуйста, отпустите меня.
Под глазами, прекрасными темно-карими глазами женщины, чернели мешки.
— Давно вы здесь?
— Больше четырех месяцев. Пожалуйста, ни о чем не спрашивайте меня.
— Четыре месяца? С вами кто-то был?
Женщина молчала.
Маргарет взяла ее за руки.
— Пожалуйста, скажите мне!
— Мой муж.
