— Вы брали со школьников по двадцать пять центов в месяц за охрану шкафчиков в раздевалке?
Урек взглянул на Томасси. Тот едва заметно кивнул.
— Да, сэр, — ответил Урек.
— Эту обязанность возложила на вас администрация школы?
— Нет, сэр.
— Что происходило в том случае, когда школьник отказывался платить?
— Они все платили.
— Все? — настаивал Кантор.
Урек вновь взглянул на Томасси, но не понял, какого ответа ждет адвокат.
— Джафет не платил.
— Вы угрожали Джафету? Вы говорили, что он пожалеет о своем отказе?
— Нет, сэр. Я никому не угрожал.
— Не могли бы вы вернуться к интересующим нас событиям? — вмешался судья, начиная терять терпение. — Ваши вопросы только уводят нас в сторону.
Кантор чувствовал, что вероятность вынесения обвинительного приговора стремительно приближается к нулю.
— Вы сказали, что залезли в машину мистера Джафета только для того, чтобы погреться?
— Да.
— Вы дождались, пока за вами приехали?
— Нет, мы пошли пешком.
— Разве вы не собирались идти пешком с самого начала?
— В такой снегопад?
— Ваш отец собирался заехать за вами?
— Не помню точно, кто из наших родителей обещал приехать к школе. Они могли и забыть об этом.
— Если я вызову в суд ваших отцов и спрошу, собирался ли кто-то из них…
— Мистер Кантор, — остановил его судья, — я предупреждал вас.
— Я снимаю этот вопрос. Ваша честь, откровенно говоря, я очень расстроен. Очевидцы происшедшего, младший Джафет, его подруга Лайла Херст, медицинская сестра Гинслер, все те, кто должен был давать показания…
— Мистер Кантор, — прервал прокурора судья Брамбейчер, — вы не хуже меня знаете, что повторное рассмотрение дела возможно лишь после подачи апелляции. Все мы крепки задним умом, и я понимаю ваше раздражение. Но, исходя из моего многолетнего опыта, я хочу заверить вас, что наибольшее впечатление на присяжных производит заключительная речь, в которой разрозненные показания свидетелей должны слиться в единое целое. Не нам изменять сложившиеся традиции судопроизводства, и вам следует сосредоточиться на том, чтобы максимально использовать предоставленные возможности.
Кантор задал еще один вопрос:
— Я напоминаю, что вы принесли присягу и должны говорить правду. Это означает, что, солгав, вы можете получить срок заключения вне зависимости от исхода этого процесса. Итак, вы напали на Эда Джафета после танцев, да или нет?
Урек закрыл глаза.
— Вы напали на Эдварда Джафета после танцев, да или нет? — повторил Кантор.
— Нет, — ответил Урек.
— У меня больше нет вопросов, — заключил Кантор, заранее зная, что скажет ему Ферлингер, когда они останутся наедине.
— Защита закончила представление свидетелей. — Томасси, улыбаясь, оглядел членов жюри.
Судья Брамбейчер объявил перерыв до двух часов.
26
На ленч Джафеты пошли в ресторан Говарда Джонсона. Мистер и миссис Джафет ели с аппетитом, а Эд едва притронулся к еде.
— Знаете, — неожиданно сказал он, — секрет успеха моих фокусов надо искать в психологии.
Ему ответили недоуменные взгляды родителей.
— Я хочу сказать, рука не может быть быстрее глаза. Просто людям нравится, что их обманывают. А фокусник помогает им в этом, отвлекая внимание. Зрители не замечают манипуляций фокусника, потому что не хотят их видеть. Многие без труда разгадали бы секреты фокусов, если бы приложили минимум усилий. Во всяком случае, для себя я уже сделал определенные выводы.
— Какие же?
— Я собираюсь передать свои фокусы Армии спасения или другой благотворительной организации.
— Почему бы тебе не обдумать это решение в более спокойной обстановке? — спросила его миссис Джафет.
— Я все обдумал, мама. Фокусы не идут ни в какое сравнение с тем, что мы видели сегодня.
— Ты расстроен, — заметила миссис Джафет.
— О, мама, ты все упрощаешь. Папа, ты можешь честно ответить мне на один вопрос? Кто из них хуже, Томасси или Урек?
Мистер и миссис Джафет промолчали.
— Я понял, что Томасси — истинная звезда этого представления. Я им восхищен. Меня волнует только одно: что произойдет, если Урек выйдет на свободу? Тебе придется нанять мне телохранителя, папа. — Эд попытался засмеяться. — Или сразу же переехать в другой город.
— Даже не думай об этом, — возразила миссис Джафет. — Улики слишком весомы.
— Женщины всегда живут надеждой, — вздохнул мистер Джафет.
Томасси начал заключительную речь, подойдя к барьеру, отделявшему членов жюри.
— Леди и джентльмены, я вам искренне сочувствую. Вы слышали много противоречивых сведений. Давайте попробуем распутать этот клубок. Давайте разберемся, что удалось доказать уважаемому прокурору.
Начнем с очевидцев правонарушений, представленных обвинением. Отец пострадавшего, мистер Джафет. Я могу понять слепую ярость, охватившую его при виде драки, в которой Эдвард Джафет оказался слабее противника. Я даже могу понять, почему он набросился на Урека, хотя это обстоятельство не позволяет назвать его беспристрастным свидетелем. Вы слышали показания мистера Джафета. Он солгал, дав клятву говорить только правду. А ведь тогда ему не приходилось защищать интересы сына. Здесь же он давал показания, будучи лицом заинтересованным. Очень может быть, что он вновь солгал. Возможно, что и нет.
А остальные очевидцы? Обвинение вызвало школьного сторожа, старика. Он беспробудный пьяница. И в тот день пил с самого утра. Он даже не помнит, сколько работает сторожем, пять лет или десять? Представляете? Я бы сказал, что его слова не внушают доверия.
Кто же еще? Доктор. Он признал, что Эдварда Джафета направили в отделение реанимации для уточнения диагноза. И это все свидетели обвинения. Еще раз хочу остановиться на так называемом смертоносном оружии. Это важно, так как оно стало единственной, повторяю, единственной причиной того, что дело Урека рассматривается в суде округа, а не города Оссининга. И что же сделал подсудимый с велосипедной цепью? Он обмотал ее вокруг шеи Джафета? Никто об этом не говорил. Он засунул цепь в горло Джафета? Об этом также не упоминалось. Однако повреждения обнаружены именно в области шеи! Видите, как легко запутаться в, казалось бы, простых вещах. Мы можем сказать наверняка, что уничтожена частная собственность ценою сто семьдесят пять долларов, к тому же застрахованная. То есть ее стоимость возмещена владельцу страховой компанией. И я спрашиваю вас, можем ли мы приговорить кого-нибудь к
