Мужчина поблагодарил, опустил рукав и пошел прочь.
— Привет Мак, привет Джим, вот я, кажется, и освободился.
— У него и впрямь лишай?
— Да нет, поранил где-то руку, попала инфекция, вот и все. Они на царапины да порезы и внимания не обращают.
— Найди у нас доктор оспу, сразу бы открыл особую палату, установил бы карантин — и был бы рад- радешенек. Чем будете сейчас заниматься, док?
Док взглянул на Мака, в карих грустных глазах усталость.
— Похоже, на сегодня все; нет, нужно еще сходить проверить, как продезинфицировали туалеты. Я им все объяснил.
— По запаху судя — продезинфицированы что надо! А не лучше ли вам, док, соснуть? Ночью-то прошлой вы и глаз не сомкнули.
— Устал я, это верно, но спать не хочется. Мне вот что-то так захотелось пойти в сад, просто посидеть под яблоней.
— Нас с Джимом возьмете?
— С удовольствием, — Бертон поднялся. — Подождите, сейчас вымою руки. — Он тщательно намылил их зеленым мылом и долго оттирал в тазике с теплой водой. — Ну, теперь можно и в путь, — сказал он наконец, и втроем они не спеша пошли прочь от палаточного городка к темному саду. Под ногами шуршали, рассыпаясь, комочки сухой земли.
— Вы, Мак, для меня загадка, — устало заговорил Бертон. — Вы умело подделываетесь под речь собеседника. С Лондоном и Дейкином вы говорите под стать им самим. Вы актер.
— Нет, никакой я не актер. Просто каждый собеседник создает неповторимую атмосферу, я ее чувствую и отвечаю, все происходит само собой. Я не подделываюсь нарочно, я просто не могу иначе. Вы ведь, док, знаете, люди не очень доверяют тем, кто говорит не на их языке. Можно обидеть человека, даже употребив незнакомое ему слово. Он, вероятно, промолчит, а в душе возненавидит вас. То есть я не про вас лично это говорю, док. С вами все наоборот, док, вы и должны отличаться от нас, как небо от земли, иначе вам доверия не будет.
Они вступили на темную аллею, высоко над головой чернели ветви, густо обсыпанные яблоками. Стихли шорохи сонного лагеря. Вдруг над головой кто-то надсадно, скрипуче вскрикнул. Мак, Джим и Бертон вздрогнули — то пролетела сипуха.
— Это сова, Джим, — пояснил Мак, — на мышей охотится. — И тут же повернулся к Бертону:
— Джим житель городской, ему многое в новинку, а нам-то привычно. Давайте-ка присядем здесь.
Мак с доктором расположились прямо на земле, под раскидистой старой яблоней. Джим, скрестив ноги, сел напротив. Тихая выдалась ночь, ни ветерка; застыли чер ные листья в недвижном воздухе.
Мак говорил очень тихо, словно опасаясь чуткой, за таившей дыхание ночи.
— И вы для меня загадка, док.
— Я? Загадка?
— Да, да. В партии вы не состоите, а все время нам помогаете, хотя выгоды вам никакой. Не знаю, верите ли вы в наше дело, вы об этом ни разу не обмолвились, вы просто работаете на нас. Мы не первый раз встречаемся, но я что-то сомневаюсь, заодно ли вы с нами.
Доктор Бертон тихо рассмеялся.
— Право, не знаю, что и сказать. Кое-какими мыслями мог бы и поделиться, да боюсь, они вам придутся не по вкусу. Я почти уверен.
— И все же поделитесь.
— Вот вы говорите, я не верю в ваше дело. Легче не поверить, что на небе есть луна. Коммуны были и до вас и будут впредь. Но вы почему-то вообразили, что достаточно заложить фундамент, а здание вырастет само собой. Но все так переменчиво, Мак. Допустим, завтра вам удастся осуществить свой замысел, но сразу же он начнет претерпевать кое-какие изменения. Скажем, организуете вы коммуну, но постепенно она все меньше и меньше будет соответствовать вашей задумке. — Значит, вы считаете наше дело нестоящим?
Бертон вздохнул.
— Извечный камень преткновения, все доводы о него разбиваются. Потому-то я и не люблю часто высказываться. Поймите меня. Мак, упрекаю я вас потому, что не способен многого увидеть и услышать, впрочем, выше головы не прыгнешь. Увидеть бы все дело ваших рук целиком, вот чего мне хочется. И не лепить всяких ярлыков вроде «стоящий» или «нестоящий», это — шоры, за ними не увидеть полную картину. Скажем, назову я какое-либо дело стоящим и сразу лишаю себя возможности как следует разобраться в этом деле, не дай бог в нам окажется нечто «нестоящее». Понимаете? Я хочу непредвзято рассмотреть полную картину.
Мак горячо возразил:
— А как же с социальной несправедливостью? Одни наживаются за счет других. Тут уж без оценки не обойтись!
Доктор Бертон запрокинул голову, посмотрел на небо.
— Мак, а вы обратите внимание, какая несправедливость царит в физиологии. Засилье болезней: столбняк, сифилис, а амебная дизентерия да она похлеще любого гангстера орудует! Вот так обстоят дела в моей области.
— Революция и коммунизм искоренят социальную несправедливость!
— Так же как дезинфекция и профилактика искоренят болезни.
— Нельзя смешивать деятельность людей и микробов. Есть большая разница.
— А я вот большой разницы, Мак, не вижу.
— Какого черта, док! — вспылил Мак. — Болезни на каждом шагу. Сифилис и в самых роскошных районах гнездится. Чего ж вы тогда здесь ошиваетесь, если вы в душе не с нами.
— Хочу разобраться, — ответил Бертон. — Вот вы порезали палец, в рану проникли стрептококки, рука распухла, болит. Что такое опухоль? Поле битвы, а боль? — Сама борьба. Кто победит — трудно сказать, но первое сражение — как раз в ранке. Победят стрептококки, пойдут дальше, и поле битвы охватит уже всю руку. И ваши мелкие забастовки. Мак, тоже инфекция. Она поразила людей, их будто лихорадит. И я хочу в этом разобраться, поэтому я там, куда поначалу проникла инфекция.
— Значит, по-вашему, забастовка — это как рана?
— Именно. Вашего «коллективного человека» вечно лихорадит. А сейчас случай тяжелый. И я хочу разобраться. Хочу присмотреться к «коллективному человеку», это какое-то новообразование, отличное от человеческой особи. Коллективный человек несет уже не свои черты, а черты организма, клеточкой которого является. И организм этот похож на вас не больше, чем, скажем, клетки вашего тела. И вот этот организм мне хотелось бы понаблюдать, понять что к чему. Недаром говорят: толпа безумна и непредсказуема. Почему ж толпу рассматривают как целое, а не как общность разных личностей? И с точки зрения толпы, она всегда разумна.
— А какое отношение это имеет к нашему делу?
— Возможно, вот какое: когда «коллективный человек» готовится к действию, он выдвигает лозунг, например, «Господь повелевает нам освободить Святую Землю», или «Мы боремся за торжество демократии в мире», или «Коммунизм уничтожит социальную несправедливость». Но самому коллективу, толпе наплевать на землю обетованную, и на демократию и на коммунизм. Толпе главное — действовать, бороться, а лозунги — для успокоения личностей. Впрочем, это лишь мое предположение. Мак.
— К нашему делу оно не применимо! — воскликнул Мак.
— Я и не утверждаю, высказываю свое мнение, и только.
— Ваша беда, док, в том, — продолжал Мак, — что вы по взглядам даже левее, чем коммунисты. Намудрили вы с «коллективным человеком». А кто такие мы, те, кто организует, направляет? Так что неувязка у вас полу чается.
— В вашем случае причина и следствие тесно переплетаются. Вы, с одной стороны, выражаете взгляды «коллективного человека», то есть являетесь особо важной клеточкой этого организма, вы черпаете силу у него же, с другой стороны, вы направляете «коллективного человека». Как глаз: он и
