— Что там еще? — негромко спросил Лондон.
— Звали, командир? — в палатку просунулся часовой.
— Кто кричал?
— Сейчас-то? Вы разве только что услышали? Да это старик, тот, что ногу сломал. Совсем спятил. Дерется, кусается — ребята едва удерживают. Сейчас, наверное, рот заткнули.
— Ты, никак, Джейк Педрони? Да, похоже. Вот что, Джейк. Док говорил, если старику время от времени не ставить клизму, он свихнется. Я к нему пойти сейчас не могу. Сходика ты, скажи, чтоб сделали все как надо.
— Понял.
— Ну вот и хорошо. Ступай. Куда ему драться со сломанной ногой! А как тот парень, что ногу вывихнул?
— Его кто-то угостил виски. Так что с ним полный порядок.
— Если что — зови меня, Джейк.
— Лады!
Лондон растянулся на матраце рядом с Джимом. Далекий поезд все набирал скорость. Снова затеяли перекличку петухи: теперь начал старый, а молодой подхватил. Лондон почувствовал, как сон тугой пеленой обволакивает его. Но он все же приподнялся на локте, взглянул еще раз на Джима и лишь после этого окунулся в тяжелый сон.
14
Только-только начала рассеиваться ночная мгла. В палатку заглянул Мак. Лампа на шесте посередине все горела. На матраце рядом спали Лондон и Джим. Как только Мак вошел, Лондон дернулся, резко привстал, сощурился, вглядываясь.
— Кто это?
— Я. Только что пришел. Как Джим?
— Заснул я, — признался Лондон. Зевнул, почесал лысину.
Мак подошел, наклонился над Джимом. Усталые морщинки на лице разгладились, напряженность и озабоченность исчезли.
— Выглядит он много лучше. Отдых ему на пользу.
Лондон поднялся с матраца.
— Который час?
— Не знаю. Уже светает.
— Костры еще не разводят?
— Кто-то там крутился. Вроде и дымом пахнуло. А может, это с андерсонова пепелища ветром принесло.
— Ни на минуту его не оставлял, — кивнул на Джима Лондон.
— Молодец.
— А ты сам-то когда спать ляжешь?
— Бог его знает. Пока вроде и не хочется. Вчера ото спался, точнее, позавчера, А кажется, будто неделю назад. И Джоя только вчера похоронили, ведь только вчера.
Лондон снова зевнул.
— Небось, на завтрак опять говядина с фасолью. Эх, вот бы чашечку кофе сейчас!
— Иди в город. Там тебя и кофе, и яичницей с ветчиной угостят.
— Брось шутки-то шутить! Ладно, пойду поваров потороплю. — И, пошатываясь со сна, он вышел.
Мак подвинул ящик под самую лампу, достал из кармана газету, развернул.
— Я уже не сплю, — услышал он голос Джима. — Куда ты ходил?
— Письмо нужно было опустить. Вот, на газоне подобрал газету. Посмотрим, как события разворачиваются.
— Мак, вчера вечером я себя небось последним идиотом выставил.
— Ничего подобного, Джим. Ты такого шороха навел! Мы с Лондоном перед тобой щенками себя чувствовали.
— На меня что-то нашло. Никогда такого не было.
— А сегодня-то как самочувствие?
— Отлично. Но той внутренней силы, что вчера, уже нет. Вчера я бы и корову на руках вынес.
— Нас-то ты «вынес» чисто! И неплохо с парами машин придумал. Только вот понравится ли затея хозяину той машины, что должна заграждение разнести. Ну, посмотрим, что новенького в городе. Ух ты, заголовки такие, что вырезать да оставить на долгую память
«Вчера в десять часов вечера пожар уничтожил дом на окраине, принадлежащий Уильяму Хантеру. Полиция утверждает, что это — дело рук бастующих садовых рабочих. Заподозренный в преступлении был схвачен, но, ранив задержавшего его, бежал. Пострадавший — помощник шерифа по особым делам Олаф Бингем — находится при смерти».
А дальше вон еще:
«Несколькими часами раньше по недосмотру или по злому умыслу забастовщиков сгорел амбар на ферме Андерсона. Некоторое время тому назад Андерсон дал забастовщикам разрешение разбить палаточный лагерь на своей земле».
— Тут, Джим, много понаписано. Хочешь — почитай, он перевернул страницу. — Это надо ж! Слушай редакционную статью!
«Мы полагаем, настало время действовать. Пришлые сезонные рабочие парализовали важнейшую отрасль экономики в округе. Бездомные бродяги, которых ведут и науськивают платные агитаторы из-за рубежа (это мы с тобой, Джим), сжигают дома, совершают акты вандализма, внедряют нравы красной России в тихой, мирной Америке. Наши граждане уже опасаются ездить по дорогам, боятся, как бы и их дома не запылали от рук смутьянов. И поэтому мы считаем, что нельзя долее сидеть сложа руки.
В нашем округе заботятся о людях, но забастовщики здесь чужие. Они попирают законы, покушаются на жизнь людей и их собственность. Сами как сыр в масле катаются благодаря поддержке тайных доброхотов. Наша газета никогда не уповала и не уповает на жесто кость, но коль скоро закон не в силах обуздать мятежников и убийц, мы призываем граждан самих взяться за дело. Головорезам никакой пощады! Изгнать из наших краев продажных смутьянов! Наша газета призывает граждан разобраться, из каких источников поступают забастовщикам всяческие разносолы. По сообщениям, вчера в лагере забастовщиков были забиты три племенных быка».
Мак швырнул газету на землю.
— А призыв газеты обернется так: сегодня вечером ватага местных обывателей — обычно они в бильярдной просиживают — забросает камнями окна тех, кто хочет перемен к лучшей жизни.
Джим резко сел на матраце.
— Господи, Мак! Неужто вся вина на нас ложится!
— А то как же!
— Я не понял, кого там видели убитым.
— Это работа Сэма. Его схватили. Как убежать-то? У них ружья. А у него только ноги.
Джим снова лег.
