неравными. Гитлеровцы давили их своей массой, теснили к окопам.
«Ну, все, разобьют нас, подлюги, прорвут оборону полка… Нет, не так, совсем не так надо было!..» — отстреливаясь от наседающих гитлеровцев, с горечью думал командир отряда. Хотя, пожалуй, вряд ли кто смог бы с уверенностью сказать, как именно следовало поступить в таком безвыходном положении, в котором оказался Пастухов со своими людьми.
— Смотрите за ходами сообщения!.. И в тыл… в тыл не пускайте их! — напрягая голос, кричал Степан Данилович, а сам все с надеждой посматривал влево: не покажется ли помощь оттуда?..
Но там никого не было.
Гитлеровцы заняли почти всю первую линию окопов и по ходам сообщения стали просачиваться в тыл. Вот они уже приблизились к землянке, где лежали еще не отправленные в санроту раненые. Катюша не знала, что ей делать, как спасти беззащитных людей и помочь бойцам отряда. Она совсем забыла про винтовку, про то, что неплохо умеет стрелять.
Из землянки, помогая друг другу, стали выходить раненые бойцы.
— Ой, куда же вы?.. Перебьют вас!.. — дрожащим голосом кричала им Катюша.
— А в землянке, думаешь, помилуют? — ответил высокий пожилой боец с рябым лицом и рыжими, сильно прокуренными усами. Это был Гордей Прохорович Иванов. Он был ранен в бедро и не мог подняться на ноги. С трудом выбравшись из землянки, Иванов сел недалеко от двери, прислонился спиной к стене и не спеша стал стрелять из винтовки по гитлеровцам, пытавшимся приблизиться к медпункту.
— Вы же в своих попадете! — с тревогой снова воскликнула Катюша.
— Не бойся, дочка. Я стреляю на выбор… — ответил Иванов. — А ты что стоишь? В тире так хорошо стреляла, а тут…
Эти спокойные слова пожилого рабочего отрезвляюще подействовали на девушку. Она вбежала в землянку, схватила винтовку, подсумок и, возвратившись назад, встала за ствол сосны и начала выпускать по немцам пулю за пулей. Но вдруг она перестала стрелять.
— Ты чего? — удивился Иванов.
— Смотрите… — тихо прошептала она, указывая рукой влево. С той стороны с винтовками наперевес бежало человек сто красноармейцев. — Да это же наши!.. — На-ши-и-и!!! Гордеич, родненький, смотрите! Это Иван Антонович идет к нам на помощь…
— Ур-р-ра-а-а!.. — донесся до бойцов отряда громкоголосый, перекатистый боевой клич.
Немцы заколебались и, что-то крича, повернули обратно. Резервная рота во главе с комиссаром полка и ободренные подошедшей помощью бойцы отряда смяли немецких автоматчиков. Только отдельным гитлеровцам удалось спастись бегством.
Вконец выбившиеся из сил ополченцы с благодарностью пожимали руки красноармейцам, которых привел с собой Воронов.
Степан Данилович подошел к комиссару.
— Ну, спасибо, Антоныч! Выручил. Если бы ты не подоспел, худо бы нам пришлось.
— Подоспел, да не вовремя. Раньше бы надо…
— Да ведь не все делается так, как хочется.
К Воронову и Степану Даниловичу приблизилась большая группа пленных с немецкими автоматами и русскими винтовками. Это были в основном те, которые по команде Пастухова сразу же припали к земле. Широкоплечий, приземистый человек, с забинтованной шеей и свежим, кровоточащим шрамом на правой щеке, выступил вперед:
— Старший лейтенант Прохоров. Разрешите обратиться, товарищ батальонный комиссар?
Получив разрешение, Прохоров доложил, что советские военнослужащие, которых немцы использовали в качестве живого щита во время сегодняшней атаки, в одиночку и мелкими группами были взяты в плен в районе Смоленска.
Он рассказал, что всех их около месяца гнали за наступающей немецкой армией, почти не кормили, избивали до полусмерти, а вот сегодня устроили неслыханную подлость…
Данилыч вместе с Вороновым молча слушал старшего лейтенанта, а потом спросил:
— Как же это вы не выполнили команду?.. Или не все слышали?
— Слышать-то все слышали. Но не сразу сообразили, что к чему. Мы вот… — он указал рукой на пленных, которые стояли позади него, — сразу поняли, упали на землю, а остальные… те поступили по- своему. Вот и поплатились жизнью. — Он замялся и с волнением добавил: — У нас только одна просьба к вам, товарищ батальонный комиссар. Только одна: дайте нам оружие и разрешите участвовать в бою с фашистами.
Иван Антонович стал расспрашивать каждого из них о том, при каких обстоятельствах попал в плен, какую должность занимал в Красной Армии, проверял документы, у кого они сохранились.
— Да вы не сомневайтесь, товарищ батальонный комиссар. Мы не подведем, — сказал кто-то из пленных. — Вы только примите нас в свою часть и дайте оружие.
В это время вдали появились немецкие танки. Их было не менее двадцати.
— Танки справа! — крикнул Николай Сычев.
— Товарищ комиссар… — снова обратился к Воронову Прохоров. — Разрешите… Вас же очень мало. Дайте хоть гранаты!..
— Степан Данилович, прикажи выдать товарищам оружие, — распорядился Воронов и, подбежав к телефонисту, спросил: — Связь работает?
— Только что восстановили.
— Вызови штаб полка. Скорей!..
13
Полковник Полозов находился на своем наблюдательном пункте. Он стоял у дощатого столика и, положив руку на телефонный аппарат, мучительно думал о создавшемся положении.
В оборону его дивизии глубоко вклинились немецкие танки и пехота. Опи заняли Сосновку, потом, повернув на юг, двинулись к автостраде. Подразделения Кожина оказались в полном окружении. Чтобы преградить путь врагу, командир дивизии выслал навстречу немецким танкам разведывательный батальон и один артиллерийский дивизион гаубичного полка. Но немцы вводили в бой все новые силы. Создалась угроза прорыва всей глубины обороны дивизии. Для того чтобы задержать гитлеровцев, требовались новые силы, а их не было.
Здесь же, в блиндаже, находился и комиссар дивизии Михаил Георгиевич Мартынцев. Мартынцев был под стать Полозову — высокий, подтянутый, с твердой походкой. Разница между ними заключалась лишь в том, что у Владимира Викторовича лицо было округлое, с мягкими чертами и широко открытыми голубыми глазами. Он всегда был сдержан, корректен. Михаил Георгиевич — сухощав, с продолговатым лицом и крутым характером.
Мартынцев весь день находился на правом фланге дивизии, в третьем полку, где немцы также бешено атаковали позиции соединения, пытаясь продвинуться вдоль южного берега реки Москвы к Березовску. Но, узнав о прорыве противника в тыл через позиции второго полка, он возвратился на наблюдательный пункт командира дивизии.
Когда Полозов рассказал ему о случившемся, он решил сейчас же направиться к месту прорыва и сделать там все, чтобы спасти положение, но комдив попросил его задержаться на несколько минут. И он, не снимая с головы каски и не выпуская из рук автомата, стоял посреди блиндажа и нетерпеливо ждал, что еще скажет ему Полозов. Он догадывался, что Владимир Викторович сейчас тоже думает над тем, откуда взять дополнительные силы, чтобы, бросив их против гитлеровцев, ликвидировать прорыв и восстановить положение.
— Надо просить помощи у командующего, Владимир Викторович, — не выдержав наконец тягостного молчания, предложил Мартынцев. — Другого выхода нет.
Полозов поднял глаза, посмотрел на своего друга так, будто он впервые видел его.
— У нас с тобой сорок километров фронта, а у командующего? — вместо ответа спросил
