думаешь…
— Это я знаю, — презрительно сказала Наташа. — Для таких людей, как ты, нет ничего святого.
— А что святого есть у тебя?! Самое святое — это моя жизнь, и я не хочу… Не хочу! Не хочу!..
Шлейхер хотел вмешаться в разговор, но Берендт остановил его:
— Шлейхер, молчите! В чем дело, фройляйн? Почему вы не переводите его слова?!
— Нечего переводить, господин полковник. Этот человек сошел с ума.
Берендт глазами удава смотрел на Наташу.
— Вы, фройляйн, наверное, считаете, что не только он сошел с ума, но и мы… — сквозь зубы, с ехидством процедил полковник, встал из-за стола и подошел к Ермаковой. Ему захотелось наотмашь ударить по ее красивому лицу, сбить с ног, топтать ногами, но тут до его слуха неожиданно донеслись звуки внезапно вспыхнувшего боя.
Все прислушались. Берендт и Шлейхер — с удивлением, Хмелев — со страхом, Наташа — с надеждой. Она догадывалась, что высота Березовая и перекресток дорог, в районе которых был расположен штаб немецкого полка, сегодня будут атакованы подразделениями Кожина и партизанами. Она верила, что Александр где-то здесь, рядом. Что вот-вот распахнется дверь и он ворвется в блиндаж, спасет ее, вырвет из лап этих ненавистных людей…
Но, видно, не суждено было осуществиться тому, чего так страстно желала Наташа. В ту же минуту в блиндаж вбежал высокий майор в эсэсовской форме. Наташа знала его, не раз видела в кабинете Берендта, в Березовске. Это был начальник контрразведки резервного полка.
— Господин полковник, штаб полка с трех сторон атакуют русские!..
Наташа заметила, как изменилось лицо полковника. Обернувшись к Шлейхеру, он приказал:
— Уберите их отсюда.
— Выходи, — указывая на дверь, прохрипел капитан.
Когда Наташу и Хмелева вывели за дверь, Берендт спросил майора:
— Какие русские? Уж не те ли, за которыми гоняются два наших батальона?
— Не знаю. Может быть.
— А следовало бы знать… Вы с Гюнтером искали русских где-то в стороне, а они сидели у вас под носом и выжидали удобный момент для нападения на ваш штаб! — с гневом выговаривал полковник. — Сделано хоть что-нибудь для отражения их атак?
— Да. Подполковник Гюнтер по тревоге поднял третий моторизованный батальон.
— А где находятся два других батальона?
— За Горелым лесом. Они тоже скоро будут здесь. Так что вряд ли русским удастся…
— Не будем гадать на кофейной гуще. Черт побери, они удачно выбрали момент для нападения!
— Но я не понимаю, зачем им это? Ведь не думают же они, что смогут разгромить целый полк и перехватить наши коммуникации?
И словно бы в ответ на это где-то на востоке, за Березовском, как невиданный горный обвал, загрохотала русская артиллерия. Берендту показалось, что от этих мощных залпов под его ногами заколебалась земля.
— Вот и ответ на ваш вопрос, майор.
В землянку вбежал Шлейхер.
— Господин полковник, русские прорвались к штабу полка. Они уже совсем рядом… Здесь опасно оставаться! — в страхе выпалил он.
— Где переводчица? — хладнокровно спросил Берендт. Даже в такой критический момент он не забыл о деле. Он решил допросить эту фройляйн еще раз сам лично, любым путем вырвать у нее признание. Узнать, с кем была связана, что успела сделать.
— В машине. Под присмотром Краузе.
Берендт быстро оделся, попрощался с майором и поспешно вышел из землянки вслед за своим помощником.
8
Подполковник Гюнтер, невысокий, полный человек с багровым лицом, был в ярости. Ему пришлось- таки оставить перекресток дорог и отойти в лес вместе с остатками полуразгромленных подразделений полка. «Бог мой, откуда же мне было знать, что русское командование забросило к нам в тыл такие большие силы!» Он, Гюнтер, теперь готов был поклясться, что утром его штаб атаковала целая русская дивизия. Он так и доложил генералу Мизенбаху. Доложил и сам пожалел об этом. Командир армейской группы обрушил на его голову весь свой гнев.
Гюнтер понимал, что Мизенбах имел все основания сердиться на него. На фронте русские перешли в решительное контрнаступление. Генералу крайне нужны были дополнительные силы на передовых позициях, а они оказались скованными здесь, в тылу. Кроме всего, эти прорвавшиеся русские части перекрыли основную шоссейную магистраль на этом направлении и тем препятствовали подвозу к фронту снарядов, горючего, продовольствия.
В конце этого бурного разговора по телефону командир резервного полка заверил генерала Мизенбаха, что сегодня же советские части будут окружены в районе перекрестка дорог и уничтожены.
Мизенбах на том конце телефонного провода молча положил трубку. Он знал, что Гюнтер слов не бросает на ветер. Командир полка в кратчайший срок сумел собрать в один кулак все свои подразделения и начать операцию.
Гюнтер был уверен, что не пройдет и часа, как советские части в районе высоты будут стерты с лица земли. Но вот уже полдень, а высота и перекресток дорог еще не взяты, хотя поле боя сплошь покрыто воронками, снег пожелтел от пороховой гари и выброшенной земли. Подполковнику казалось, что в районе перекрестка не осталось ни одной живой души, что уцелевшие русские уже давно должны были сложить оружие, сдаться…
А они не сдавались.
Майор Кожин разместился на том же наблюдательном пункте, который занимал около двух месяцев назад и который пришлось оставить в октябре врагу и отступить, уйти на восток.
Кажется, тут ничего не изменилось с тех пор. Так же настойчиво и тревожно зуммерили полевые телефоны. Так же в углу над походной рацией склонился очкастый Гришин и, держа перед собой микрофон, повторяет одни и те же слова: «Буря»! «Буря»!.. Я — «Ястреб»!.. Я — «Ястреб»!.. Перехожу на прием. Прием…»
«Ничего не изменилось…» Разве только то, что в октябре рядом с его частью стояли и другие полки. Стояла дивизия, армия. А сейчас ничего этого не было. Были только немцы — кругом немцы. С каждым часом их становилось все больше. Они подходили с запада и с ходу вступали в бой, усиливали Гюнтера. А сводной группе Кожина надо было сдерживать их, хоть на один-два дня не выпускать из своих рук дороги.
Наблюдая за ходом боя и отдавая распоряжения, Кожин нет-нет да и оборачивался назад, к другой смотровой щели, с затаенной надеждой поглядывал в сторону Березовска. Судя по всему, там шел еще более жестокий бой. От разрывов тяжелых снарядов и авиационных бомб земля вздрагивала даже здесь, за полтора десятка километров.
Когда перестрелка вокруг перекрестка усилилась еще больше, Кожин вышел из блиндажа в ход сообщения, чтобы лучше оглядеть поле боя.
Всюду, куда он ни бросал взгляд, — вокруг перекрестка дорог и высоты Березовой — громоздились подбитые и дымящиеся танки, лежали на снегу убитые немецкие солдаты. Было немало убитых и у Кожина. Их пока не убирали. Некому было заниматься этим. Все, кто еще держался на ногах, крутились, как в кромешном аду: пулеметчики броском меняли позиции; артиллеристы подносили снаряды, заряжали, наводили орудия в цель, стреляли; гранатометчики ползком выдвигались вперед и выжидали удобного момента, чтобы метнуть гранаты под гусеницы танков.
Невдалеке от наблюдательного пункта залегли пулеметчики Озеров и Чайка. Они прикрывали свой
