— Мамочка, мамочка, почему я весь мокрый?
Вдруг Мирек умолк, и мне показалось, что он засмеялся. Тут раздался страшный удар, и при свете мелькающих фонарей я увидел, как Мирек сбил с ног толстяка, который наступил ему на руку, и как этот толстый мужчина валится на Ченду.
Мы с Чендой в отчаянии прижались к стене, а толстяк упал на лысого мужчину с фотоаппаратом, и оба рухнули на пол.
— Помогите! Разбойники! — завопил лысый, а малыш, который жаловался матери, что он мокрый, радостно завизжал:
— Нападение гангстеров на Тихоокеанский экспресс!
При следующем мелькании фонарей я заметил, как толстяк пытается подняться и при этом поднимает на себе лысого мужчину с фотоаппаратом.
Едва лысый коротышка, обхватив здоровенного толстяка за шею, оказался наверху, мелькнул свет фонаря, и мать малышей взвизгнула:
— Ты что это делаешь, почему ты взлетаешь?
И свалилась на Ченду, который, упав на Мирека, вылил на него остаток своего лимонада.
Мне стало ясно, что, если туннель в ближайшее время не кончится, я лишусь либо лимонада, либо здоровья — меня поминутно кто-нибудь ударял. Я попытался отодвинуться от места злополучной стычки, но наткнулся на что-то твердое и живое, а оно как взревет! Да так громко, что я от испуга выронил стаканчик.
Тут мы как раз выехали из туннеля, и я увидел, как выглядит облитый лимонадом проводник.
Я вежливо извинился и протянул ему билет. Проводник с отсутствующим видом пробил его и вяло двинулся дальше, хотя выглядел он далеко не так плохо, как лежащий на полу толстяк и мокрые от лимонада малыши.
Толстяк лежал на полу, потому что, как объяснил проводнику лысый, он по ошибке хватил его фотоаппаратом по голове, полагая, что толстяк хотел оскорбить его.
Мать карапузов беспрестанно повторяла, что это сущая правда, потому как ее муж Арношт взлетел на воздух.
В общем, дорога в Карлштейн оказалась увлекательной. У меня даже не осталось времени смотреть в окно. Мирек расчесывал слипшиеся волосы, а Ченда злился, что понапрасну выбросил деньги за лимонад. Все люди в вагоне возмущались, за исключением проводника, которого я облил. И толстяка, который еще не пришел в себя и продолжал лежать на полу.
А проводник сохранял невозмутимость и, даже улыбаясь, напевал.
Позже Ченда уверял меня, что он пел что-то вроде «Едет поезд маленький, уголовничков везет». Но так говорил Ченда.
Я же, когда мы выходили и толстяк наконец пришел в себя, точно слышал, как проводник кричал:
— Млечный путь! Малая и Большая Медведицы! Конечная остановка! Всем сходить!
Стало быть, мы приехали в Карлштейн.
Я немало размышлял, почему люди любят посещать старинные дворцы и замки. Думаю, от зависти. Копят деньги на дачу, машину, путешествия, накупят всего и довольны, поглядывают на других свысока. А когда приедут в старинный замок вроде Карлштейна, приходят просто в замешательство, потому что такое им и не снилось. Вот они и таращат глаза да робеют при виде королевской роскоши. Еще бы! Королям не надо было платить за аренду, не боялись они и подорожания бензина, поскольку обходились лошадьми и каретами.
В замках, конечно, можно увидеть много интересных вещей. Например, латы и старинное оружие. Одежда и чучела зверей меня не особенно интересуют, а что мне жаль, так это то, что нигде не показывают комнату пыток, хотя она есть в любом замке, ведь прежде полиции не существовало, а были жандармы, они с бедным людом не очень-то церемонились, как говорит наша учительница.
Но комнаты пыток в замках не показывают, это факт, а жаль, это очень поучительно.
Когда мы вышли из поезда и потащились в толпе туристов к Карлштейну, Ченда выразил надежду, что в Карлштейне продают прохладительные напитки, потому как он хочет пить.
Мирек дотронулся до слипшихся от лимонада волос и буркнул, что предпочел бы чистую воду.
Я молча нес рюкзак и наблюдал за людьми, обгонявшими нас, чтобы очутиться в замке как можно раньше. Они, наверное, думали, что, оказавшись наверху первыми, смогут отхватить от Карлштейна кусочек или что-нибудь в этом роде.
Возле Карлштейна прохладительные напитки продавались, но там оказался целый класс с учительницей. Стояла изрядная жара, и ребятишки уговаривали учительницу позволить им купить лимонад, но та была непреклонна: перед обедом пить никто не будет, а обед ждет их после осмотра Карлштейна.
Мы кинулись к киоску, купили себе лимонад и с удовольствием наблюдали, как ребятишки, изнемогая от жажды, нам завидуют.
— Школьные экскурсии — жуткая скучища, — сказал Ченда.
— Это самое настоящее ограничение свободы личности, — произнес Мирек и сделал большой глоток.
— Чудесный лимонад, — причмокнул я, а ребятишки строгой учительницы просто позеленели от зависти.
— Не смотреть на этих хулиганов! — скомандовала учительница, окинув нас неприветливым взглядом. — Теперь стройтесь по двое и идем в замок.
Конечно, пока ребятишки строились по двое, мы их опередили и скоро оказались в замке. Нам очень нравилось, что можно было осматривать что угодно и не торопиться, как на экскурсии с классом.
Я завел разговор с экскурсоводом, и он подарил мне бляшку для трости с изображением Карлштейна, только у меня ведь трости нет, и потому я отдал бляшку Ченде, а Ченда — Миреку. Мирек сунул бляшку в карман и сказал, что вечером в клубе мы прибьем ее к стене — на память о поездке.
Осмотрев замок и выйдя на улицу, мы вытащили из рюкзака еду и начали спорить о Карле IV, потому как только что прошли по выставке, открытой в связи с днем его рождения, да и на уроках в школе мы изучали эпоху Карла IV.
— Будь с нами Алеш, — сказал Ченда, отрезая кусок колбасы, — он наверняка сообщил бы нам, что Карл IV построил в Праге Голодную стену.
Только Ченда это сказал, мы сразу помрачнели: нам стало жаль, что Алеш исключен из компании.
— С этой Голодной стеной странная история, — быстро заговорил Мирек. — Зачем Карл IV приказал ее строить, раз она ни на что не пригодна?
— Чтобы дать бедному люду работу, — проявил я свое знание истории.
— Все равно это довольно глупая затея, — пожал плечами Мирек. — Если у людей не было денег на еду, то Карл мог бы дать им эти деньги, а не заставлять ради этого строить стену. И мог бы дать даже больше, чем они заработали, потому что сэкономил бы на материале.
— Точно, — согласился Ченда, — или построил бы что-то нужное. Скажем, еще один дворец на Петршине[12].
— Это сложно, — сказал я. — Скорее всего, Карл не собирался ничего строить, просто хотел помочь людям. А деньги не дал, потому что, как говорится, хочешь есть калачи — не лежи на печи. Если б люди получали деньги за ничегонеделанье, они бы к этому привыкли, и последующие поколения остались бы без исторических памятников — их бы просто не строили.
— Ага, вполне возможно, — согласился Мирек. — Но я думаю, Карл мог поступить умнее. Раз в стране полно бедняков, нужно было собрать их в войско и завоевывать новые территории. Стали бы мы тогда великой державой; глядишь, сегодня каждый пятый человек в Европе говорил бы по-чешски.
— В ту пору мы и так были великой державой, — возразил Ченда, — только все завоевания Карла последующие правители разбазарили. Одним словом, прогресс.
— К тому же, Карл IV был просвещенный монарх, он основал университет, — добавил я.
— Прогресс! — скривился Мирек. — Посмотрите на Жижку[13],
