Сиракава обожала внука и стремилась оградить его от всех бед и печалей. Она и предположить не могла, что этот ребенок будет так много значить для нее. Первоначальная жалость к обездоленному малышу переросла в горячую, преданную любовь. Такао был сыном Митимасы, который вызывал у всех ужас и неприязнь, но это не оттолкнуло Томо от внука – наоборот, голос крови пробудил в ней трогательную и трепетную нежность.
Томо поражалась: какой же холодной, непреклонной матерью была она своим родным детям! Разве можно сравнить ту раздраженную озабоченность, которую она испытывала по отношеню к сыну и дочери, с всепоглощающей, слепой любовью к Такао?! Привязанность к внуку заставила Томо по-новому взглянуть на окружавших ее людей. Она внезапно почувствовала ответственность за судьбу не только Митимасы, но и Мии, и Сугэ.
Сугэ, чудесный бутон, сорванный, смятый безжалостным господином Сиракавой… Мия, которую отвращение к мужу-психопату толкнуло в объятия заботливого свекра… Томо осознала, что обе молодые женщины вызывают в ней жалость и скорбь. Она не испытывала к ним ненависти, ибо поняла, что виновниками всех бед в ее семье являются муж и сын, мужчины, с которыми она связана неразрывными узами. Это окрытие повергло ее в состояние шока. Она ощущала себя беспомощной песчинкой в жерновах судьбы.
В памяти Томо всплыл образ мученицы Вайдэи. Какое трагическое сходство! И неожиданно имя будды сорвалось с ее губ: «Амида! Амида…»
Она изнемогала под бременем своих чувств и переживаний. Слепая всепоглощающая любовь к Такао пугала ее. Невозможность вырваться из черной вязкой трясины исковерканных семейных отношений, в которой увязли все – она сама, Юкитомо, сын, невестка, – камнем лежала на сердце. Не по своей воле Томо тащила непосильную ношу. Освободиться же от рабского ярма она была не в состоянии.
Неприятности сыпались одна за другой. Как-то раз Томо приехала в дом сына в Цунамати. Мия, сильно располневшая после родов, оживленно болтала о пустяках. Засунув в ротик своему пятому ребенку, маленькой Намико, блестящую соску, она неожиданно спросила:
– Матушка, говорят, Сугэ замуж собирается… Это правда?
– Ерунда какая! Сугэ замуж собралась? С чего это ты взяла? – Томо ничем не выдала своего волнения, но ее сердце тревожно заныло.
– Отец так считает. Он сказал: «Сугэ явно неравнодушна к молодому Конно. Разница в возрасте ничего не значит. Вот закончит Конно институт, и я думаю поженить их. Помогу им обустроиться на новом месте, в собственной аптеке…»
– Поразительно! Какие странные речи! Я уверена, он пошутил. Ты сама подумай: Конно на десять лет младше Сугэ, – натянуто улыбнулась Томо.
Мия, хитро поблескивая щелочками глаз, залилась смехом, точно свекровь изрекла что-то чрезвычайно забавное.
– Да, конечно, но в данном случае это совершенно не важно. Что в этом такого, если они любят друг друга? Как бы там ни было, отец будет очень переживать – расстаться с Сугэ после стольких лет… – Голос Мии звучал беспечно, словно грядущие перемены нисколько ее не касались.
– Думаю, нам всем будет тяжело. Все так сложно… Придется опять подыскивать какую-нибудь женщину в дом, и вообще… Нет-нет, мне кажется, тут что-то не так. Сугэ по-дружески относится к Конно, опекает его. Но она не увлечена им, нет, – твердо заявила Томо и вышла из комнаты.
С тех пор она стала внимательно следить за Сугэ и Конно, подмечать все особенности их поведения.
Любовные похождения Юкитомо причиняли его жене горестные муки. Но страдания каким-то необъяснимым образом обострили ее интуицию, развили внутреннее видение. Окруженная толпой незнакомых людей, она теперь могла почти безошибочно вычислить тайных любовников – определяла их шестым чувством, по блеску глаз, жестам, позам.
Сугэ и Конно? Нет, интрижкой здесь и не пахнет. Томо знала это абсолютно точно. Да, Сугэ во всем поддерживала юношу, помогала ему, заступалась за него. С Юкитомо она была, как всегда, мила и приветлива, а хозяин, похоже, искренне радовался дружескому сближению молодых людей.
Как-то раз Конно получил письмо от родителей. Они мечтали приехать к сыну и погулять по Токио. Юноша показал послание Сугэ, а та передала его хозяину. Господин Сиракава пригласил стариков остановиться в его доме.
Родители Конно были покорены радушием хозяина. Им показали фейерверк на реке, традиционные пляски на празднике Бон, свозили на прогулку в Иносиму и Камакуру. Сугэ каждый раз сопровождала гостей, была с ними вежлива и обходительна, как будто действительно намеревалась в скором времени выйти замуж за Конно.
Сугэ стала больше внимания уделять своей внешности, по-особому укладывать волосы, носить тонкие летние кимоно в стиле акаси. Она знала, что выглядит великолепно, и чувство гордости переполняло ее. Однако эти чары, похоже, не действовали на Юкитомо. Он не обращал на нее внимания, поддерживал светскую беседу с гостями, вежливо интересовался датой отъезда, расспрашивал о прелестях деревенской жизни. Простодушные провинциалы восторгались всем подряд, а господин Сиракава вызывал в них глубочайшее уважение. Необычайно польщенный, Юкитомо переполнялся гордостью и чувством собственного превосходства.
А ведь когда-то все внимание этого человека было приковано только к молоденькой наложнице. Его охватывала ревнивая злоба, стоило Сугэ взглянуть на другого мужчину или заговорить с ним. Неужели за эти годы Юкитомо так сильно изменился, и кокетство Сугэ, которая любезничала с жалким, ничтожным студентиком, лишь забавляло его? Или же обладание другой женщиной, желанной Мией, делало его холодным и безразличным к Сугэ, и он надеялся избавиться от нее?
Томо продолжала свои наблюдения за молодыми людьми, но так и не смогла проникнуть в тайну их взаимоотношений. Она пыталась предостеречь Сугэ от опрометчивых поступков, но та при первом же упоминании о Конно замыкалась, уходила в себя, оберегая свои тайны. В конце концов Томо решила: будь что будет.
Неужели бедную Сугэ настигла нежданная любовь и пустила корни в ее сердце? Чем мог привлечь ее этот малопримечательный и пустой человек? Звезд с неба он не хватал, силой духа и характера не обладал… Одно было очевидно: увлечение Сугэ до добра ее не доведет.
Томо не могла оставаться в стороне и списывать все на глупость молодой женщины. Она страдала от собственной беспомощности и личной причастности к трагической судьбе Сугэ, не могла заглушить в себе голос совести и предаться спасительному забвению. У нее перед глазами стояло измученное лицо матери Сугэ. Она помнила скорбный взгляд и слезы старушки, не забыла, как поклялась заботиться о ее дочери.
Однажды, когда Сугэ отправилась за покупками, Томо вызвала Конно и с невинным видом поинтересовалась его планами на будущее, спросила, собирается ли он жениться на Сугэ.
– О небесные силы! Нет! Во-первых, госпожа Сугэ старше меня на целых десять лет! А потом, она физически недостаточно выносливая, чтобы быть нормальной женой. Для меня брак – это дети, дом, внуки. Нет, мне не нужна бесплодная немощная женщина, большое спасибо, – ответил Конно, и по губам его скользнула презрительная улыбка. Всем своим видом он давал понять, что никогда не строил матримониальных планов относительно наложницы господина Сиракавы.
– А-а, понятно… Ну, значит, нет причин для беспокойства. Вы, господин Конно, должны подумать о своем будущем, понимаете? Если между вами и Сугэ что-то было, необходимо немедленно положить этому конец. Все это, наверное, болезненно и неприятно для вас обоих. Хозяин выглядит беспечным и благодушным, но его спокойствие обманчиво. С некоторыми вещами он ни за что не станет мириться.
Томо ни словом не обмолвилась о размышлениях самого Юкитомо по поводу возможного замужества Сугэ. Говорила она спокойно, в упор глядя на Конно. Удостоверившись, что он не влюблен в Сугэ, Томо отважилась на довольно бесцеремонный шаг, действовала властно и решительно. Как она и предполагала, Конно дрогнул под ее натиском. Щеки его покрылись мертвенной желтизной, глаза испуганно заморгали за стеклами очков, застывшее лицо внезапно сморщилось и превратилось в безобразную маску подобострастия.
После разговора с хозяйкой Конно старался держаться от Сугэ подальше. Он помалкивал о
