места.
Все это было очень интересно.
— Чем же кеты отличаются от местных народов? — спросил я.
— Да ничем! Такие же охотники, рыбаки, как и эвенки. Работают в колхозах, в артелях.
Теперь я с особенным интересом смотрел на рыбаков. Дядя Лука что-то рассказывал им. Рыбаки заразительно хохотали. Что уж там старик такое выдумывал?..
Вечером произошло смешное событие. Балагур Лука, прервав разговор с кетами, вдруг закричал:
— Мужики, глухарь летит!
Мы все, сколько нас было, взглянули в ту сторону, куда показывал старик. Из-за реки почти прямо на лагерь летел большой черный красавец. Несмотря на наши крики, он уселся на сосне, стоящей на высоком пригорке метрах в семидесяти от чумов. Что его привлекло сюда? Не огонек ли костра понравился ему?
Лука схватил ружье и, поспешно заряжая его, побежал к сосне. За ним ринулись Петька и Никола. Еще один из команды сплавщиков взял ружье.
Я бросился было к киноаппарату, но вспомнил, что быстро наступающая темнота не позволит снимать.
Нам хорошо была видна сидящая на сосне птица. Гордо вытянув шею, глухарь смотрел на наш лагерь, временами поворачивая голову. Охотники, пригнувшись к земле, медленно подкрадывались к дереву. Вдруг один из них громко закашлял.
Глухарь внезапно взмахнул крыльями и, резко снижаясь, словно падая, скрылся в тайге. Послышался ворчливый голос Луки:
— Все дело ты испортил, Петька! Такого упустили глухарину! Он, можно сказать, сам просился в котел!
Все сидящие у костра весело рассмеялись.
— А ведь мне жалеть надо больше, — сказал я. — За все путешествие я так и не сумел снять глухаря.
Гриша махнул рукой.
— Когда-нибудь заснимете... Ну, довольны вы своим путешествием по нашей реке? Расскажите, что вы засняли у нас?
— Что ж, я уже могу подвести итоги моей киноэкспедиции. Скоро будет четыре месяца, как я странствую по вашим краям.
Я стал припоминать детали своего путешествия.
— Поход с учеными к месту падения Тунгусского метеорита дал мне интересный киноматериал. Несколько дней с геологами на Чамбе — это тоже было интересно. Съемка луны, эпизоды у вечернего костра и ранним утром, съемка в дождь, киноохота и плавание с группой зоологов — это дало большой материал для экрана. Наконец, с вами, Гриша, заснят самый живописный участок Подкаменной Тунгуски: пороги, скалы. А сколько интересных людей я встречал в пути! Заснял я около шести тысяч метров цветной и черно-белой пленки. Материал для будущего фильма о Подкаменной Тунгуске собран. Теперь можно и заканчивать путешествие.
— Значит, лето и осень у вас не пропали даром.
— Нет, не пропали... Такого интересного путешествия с киноаппаратом я еще никогда не совершал.
Тем временем горе-охотники вернулись к костру, подшучивая друг над другом. Рыбаки-кеты еще долго смеялись над Лукой.
Последнюю ночь, несмотря на приглашение рыбаков переспать в чумах, мы решили провести в стоге сена, стоящем в стороне от лагеря.
...Утро было пасмурное. Темные тучи закрывали небо. Дул холодный ветер. Приближалась зима.
Меня разбудил Губенко:
— Поднимайтесь, на охоту пойдем. Слышите, глухарки квохчут.
Я оглядел лесистый пригорок над лагерем. В стороне от знакомой сосны в тайге царило оживление: с дерева на дерево перелетали крупные птицы.
— Копалух не хотите ли заснять? — спросил Григорий.
Я поспешно вылез из спального мешка и приготовил кинокамеру с телеобъективом. Умываться не стали: некогда. Гриша повесил на плечо ружье, я — тоже, и мы направились к лесу.
На пригорке перед нами с земли взлетели две большие птицы. Я не успел их разглядеть: они быстро скрылись за деревьями.
— Тьфу, черт! — выругался Губенко, — Это же глухари!
Мы постояли, прислушались.
— Так пойдем, — показал он в ту сторону, откуда доносились голоса копалух.
Шли осторожно, стараясь не ступать на сучья и не задевать кустов. Губенко часто останавливался и прислушивался.
— Раскудахтались, как куры!
Скоро мы подошли к деревьям, с которых раздавались птичьи голоса.
— Прицеливайтесь, — показал Григорий на лиственницу.
Я увидел копалуху. На соседних деревьях тоже сидели птицы, похожие на кур. При нашем появлении они заквохтали сильнее. Это был выводок молодых глухарок.
Мы замерли, стараясь не шевелиться. Птицы, вытягивая шеи, следили за нами. Одна из них, очевидно мать, беспокоилась больше других. Ее тревожное «квох-квох» разносилось по лесу.
Я заснял каждую птицу в отдельности. Но глухарки не собирались улетать. Мне надоело тратить пленку на неподвижно сидящую дичь.
— Почему они не улетают? — спросил я.
— Да они всегда так: когда их много, подпускают охотника близко. Но к одинокой копалухе без собаки подкрасться куда труднее!
Посмотрев на киноаппарат, Григорий спросил:
— Всех засняли? Может быть, одну птичку добудем на варево?
— Только не из этих, Гриша!
— Тогда я отойду в сторонку.
Григорий бесшумно, скрываясь за деревьями, ушел в тайгу.
На моем плече висело ружье, но я не дотронулся до него: стрелять в доверчивых птиц мне не хотелось.
Невдалеке раздался выстрел, и весь выводок копалух как рукой сняло — разом вспорхнули и улетели в чащу.
Вскоре показался Губенко с подстреленной глухаркой.
— Пойдемте готовить завтрак.
В тайге прозвучало несколько выстрелов.
— Не Лука ли это старается? — с улыбкой прислушался Григорий.
Мы вышли к лагерю. Там не было ни души: все ушли на охоту. Ждать спутников пришлось недолго. Первыми вернулись Петр и Николай и положили у костра по копалухе. За ними явились рыбаки-кеты с остальными сплавщиками. Возле костра выросла горка дичи.
Последним приплелся дядя Лука. У него на поясе болтался рябчик.
— Угостим кинооператора напоследок, чтобы не забывал нашу Сибирь! — Он бросил рябка в общую кучу трофеев.
Это был мой последний таежный завтрак на берегу Подкаменной Тунгуски, по-сибирски обильный и вкусный, в кругу хороших людей. Я мысленно прощался с каждым из них. Эти люди со всеми их недостатками и слабостями стали мне дороги...
Глядя на них, я вспоминал и других своих спутников: ученых из метеоритной экспедиции — Флоренского, Вронского, Палея, Янковского, проводников-эвенков Афанасия и Андрея, геологов на далекой Чамбе, зоологическую группу Сыроечковского, радиста Толю Савватеева. В памяти моей всплыли дни и ночи в тайге, беседы у костров, незабываемые походы по дремучим лесам.