Было введено еще одно правило, менее удивительное, но более трудновыполнимое, чем приказ банкометам и крупье «спасать души». Запрещалось фотографировать владельца и его семью. За это отвечал Ральф. На само празднество прессу не допустили, что вызвало, естественно, недовольство, учитывая, сколько шума уже было в газетах по поводу нового казино. Снимки знаменитых гостей сделает специально нанятый фотограф, и не произойдет никаких неприятностей. Мэкстон намекал, что причиной была щекотливая ситуация, в которой замешан член княжеской фамилии Монако. Он плел чушь о романтической любви и надеялся, что ему поверят. Если Стивен не желает, чтобы его фотографировали, Мэкстон, прекрасно обученный в жестокой школе Монте-Карло, сделает все, чтобы желание его хозяина было выполнено. Он сильно подозревал, что, если что-то окажется не так, он, Ральф, первый расстанется со своей хорошо оплачиваемой работой.
Владелец казино ждал в главном зале. Чарли должен был сопровождать мать. Стивен увидел Мэкстона и сказал:
– Они опаздывают. На пять минут.
– На улицах пробки, – успокоил его Мэкстон. Он быстро взглянул на часы. Красивый золотой «ролекс». Подарок от себя самого. Старые он заложил в свои «тощие годы». – Я вижу фары. – Он вышел через стеклянную дверь, что вела на крыльцо с колоннами. – Приехали, – сказал он. – Не волнуйтесь, Стивен.
Двое привратников в ливреях распахнули входные двери, и вошла Анжела с сыном.
– Ты красавица, – сказал Стивен и взял ее руки в своп. – Правда, твоя мама красавица? – обратился он к Чарли и, не ожидая ответа, продолжал: – Ты тоже отлично выглядишь, сынок. Белый смокинг – очень нарядно.
– Это мама выбирала, – сообщил Чарли. – Ух ты, какая красотища! Одни цветы и огни чего стоят.
Стивен повел их к лестнице.
– У нас есть пятнадцать минут до приезда гостей. Шампанское охлаждается наверху. Пойдемте. Выпьем за успех!
Мэкстон смотрел, как они поднимаются. Лестница была очень широкая, так что Фалькони обнял одной рукой жену, другой – мальчика и шел посредине. Ральф отвернулся.
На этот вечер Мэкстон нанял квартет модных музыкантов. Их усадили в холле в укромном местечке, заказав на первые полтора часа легкую популярную музыку. Он снова посмотрел на часы. Движение около казино регулировали дежурные полицейские; по обе стороны входа теснилась толпа зевак. Во дворе постелили красный ковер, он тянулся дальше, на лестницу; на случай дождя над ним водрузили длинный яркий навес. Привратников и официантов Мэкстон обрядил в красно-золотые ливреи и пудреные парики. Да, согласился он, когда Анжела стала протестовать, это очень вульгарно. Но клиенты будут в восторге. Интересно, подумал он, оценит ли его усилия этот самодовольный мерзавец... но тут же отмахнулся от глупой жалости к самому себе. Все это оттого, что его не пригласили присоединиться к семейному празднованию наверху.
Он послал лакея посмотреть, не приближаются ли автомобили. Большие шишки приедут поздно. Только выскочки прискачут вовремя. Он улыбнулся собственной остроте. На душе стало лучше. Надо будет сказать Мадлен. Она оценит. Он надеялся, что та не станет строить из себя гранд-даму и привезет своего дурацкого богатого любовника пораньше. Ему хотелось, чтобы кто-то был с ним рядом. Лакей вернулся.
– Автомобили уже близко, месье Мэкстон.
– Хорошо. Пойдите наверх, доложите месье Лоуренсу.
Тост произнес Чарли. Анжела вспомнила, что так было и в день их свадьбы. Она так гордилась мальчиком, а он Стивеном.
– Выпьем за сегодняшний вечер, папа. За удачу, за фортуну и за много прекрасных денег! – Они засмеялись и выпили.
– Спасибо, Чарли, – сказал Стивен. – Выпьем за la bella for tuna и за тебя, моя дорогая, ты ведь так много сделала для того чтобы все получилось. – Он взял руку Анжелы и поцеловал.
Чарли ухмылялся, глядя на них.
– Мама краснеет, – заявил он. Потом выглянул в окно и сказал: – Ух ты, сколько машин!
Лакей постучал в дверь, и Стивен сказал:
– Пора спускаться. Ты готова, Анжелина? И ты тоже, Чар ли. Я хочу, чтобы ты был с нами.
Главный зал вскоре был заполнен, буфет и стойки с шампанским расставлены в комнатах для приемов на первом этаже, где набилось полно людей. Музыка тонула в приглушенной болтовне четырехсот человек, которые циркулировали между буфетными стойками, здоровались друг с другом, разыскивали фотографов. Стивен, пожимая всем подряд руки, уже не пытался расслышать имена; Мэкстон представлял важных гостей по мере их прибытия, и конечно, он оказался поблизости, когда, опираясь на руку высокого красивого мужчины, прибыла главная гостья.
Мэкстон шагнул вперед, взял ее руку, унизанную брильянтами, и поцеловал.
– Нетти, моя дорогая. Вы сногсшибательно выглядите! Пойдемте, я вас представлю.
Анжела увидела, как приближается эта женщина. Она была не просто красива. Там собралось так много прекрасных женщин, изысканно одетых и увешанных драгоценностями, что Анжела потеряла им счет. Но эта была особенная. Крошечного роста, она создавала вокруг себя особое пространство. Она все время оказывалась в центре внимания. Темные волосы с одной светлой прядью у левого виска, правильное лицо с огромными голубыми глазами, розовые, чуть вздернутые губы, на которых появилась очаровательная улыбка, когда она подошла к Стивену.
– Разрешите вам представить: месье Лоуренс. И мадам Лоуренс. Ее высочество принцесса Орбах.
Она на миг помедлила, задержав руку в ладони Стивена. Ее шея и грудь были увешаны сапфирами и брильянтами, огромные серьги качались и сверкали, когда принцесса поворачивала голову. Затем она остановилась рядом с Анжелой: «Мадам...» Она наклонила голову, по-прежнему очаровательно улыбаясь, но в голубых глазах было равнодушие. Она пошла дальше, а ее спутник, чье имя оказалось непроизносимым, поцеловал Анжеле руку, пробормотал: «Enchante»[21] – и поспешил за своей принцессой. Это была кульминация вечера.
– Ну что ж, – пробормотал Мэкстон. – По крайней мере, она явилась. Это уже что-то.
– Но ведь она приняла приглашение, – сказала Анжела. – Я видела ее имя в списке.
– Это ровно ничего не значит, – объяснил Ральф. – Она соглашается на все, что кажется ей занятным, но очень часто в конце концов не приходит. Ладно, посмотрим, как долго она здесь пробудет. Это важно. А как вам этот венгерский осел?
Анжела не выносила его смеха. Кудахчущий, визгливый, без тени добродушного юмора. Жестокий смех, подумала вдруг она, как будто он веселится только над неудачами и глупостью других.
– Не знаю, – сказала она. – Он, собственно, особо со мной не разговаривал.
– Не посмел, – сказал Мэкстон. – Тон задает она. Деньги-то у нее. Он думает, бедный недотепа, что она выйдет за него замуж, но ничего подобного. Она выжмет его как лимон, а потом вдруг сообщит подружкам, что он «такой зануда, дорогая моя, я просто ни минуты не могла больше терпеть...» – Он безжалостно передразнил ее. – А в здешнем так называемом светском обществе это все равно что смертный приговор.
Анжела не улыбнулась. Она сказала:
– Наверное, она ужасная женщина. Пойду поищу Чарли.
– Он там. – Ральф указал в направлении буфета. – Давайте я закажу вам что-нибудь поесть, – тихо сказал он. – Вы правы. Просто жуткая баба, но я так долго жил среди этих людей, что привык к ним. Благодарение Богу, что вы не привыкли.
– И надеюсь, никогда не привыкну, – сказала Анжела.
В половине двенадцатого открылись игровые залы. После ужина Мэкстон оставил Анжелу на попечение Чарли и поспешил к очень хорошенькой девушке, что подавала ему знаки из дверей.
– Я уже наелся, мама, – сказал Чарли. – Может быть, взять что-нибудь еще для тебя? Тут потрясный пудинг, называется «бомба-сюрприз». Хочешь попробовать?
– Нет, спасибо, сынок. Тебе весело?
– Да, здесь потрясно. А с кем это пошел Ральф? Какая хорошенькая, правда? – Он восхищенно смотрел
