на Мадлен. С ней был старый толстый мужчина, и она знакомила его с Мэкстоном.
– Пойдем поищем Стивена, – сказала Анжела. – Я его сто лет не видела.
Глупо, что ей не по себе. Глупо, что она чувствует себя одинокой: в толпе были и ее знакомые; они подходили, улыбались, рассыпались в поздравлениях. Ральф заботился о ней. Чарли очень хотел, чтобы она разделила с ним удовольствие от «потрясной» еды и питья, но она чувствовала, что сын тоже не в своей тарелке.
– Пойдем, – сказала она.
Он схватил ее за руку.
– Смотри, вон он. Я приведу его.
– Не надо. Он с кем-то разговаривает; мы подойдем и присоединимся к ним.
Мадлен смеялась. Она ущипнула своего спутника за пухлую щеку и состроила ему гримаску.
– Ну, Бернар, мой милый, я знаю, что тебе не терпится пойти наверх и выиграть для меня немного. Ты ступай, а я подойду попозже и принесу тебе удачу. Только выпью бокал шампанского и явлюсь, ладно?
Ее пальцы оставили маленький красный след на его обвисшей коже. Он взглянул на уродливого мужчину с крючковатым носом и узким лицом и решил, что Мадлен можно спокойно оставить с ним на некоторое время. Бернару не терпелось начать играть, а она поощряла его. Она всегда поощряла его, что бы он ни делал, какую бы форму это ни принимало. И у нее такой прелестный смех, как у шаловливой девочки. Порочная девчонка, называл он ее, порочная, злая и неотразимая, как и демон азартной игры, снедавший его с такой же силой. Он оставил ее с уродливым англичанином.
– О, Dieu merci[22], – прошептала Мадлен, когда он ушел. – Какой же он нудный, Ральфи... и такая грязная старая скотина. Знаешь, чего он требовал от меня перед тем, как мы сюда пришли?
– Нет, – твердо сказал Мэкстон. – И знать не хочу. Для меня ты просто милое невинное дитя. Ну что, глотнем шампанского?
Она взяла его под руку и прижалась к нему.
– Давай, – сказала она. – А потом пойдем наверх, я возьму у него фишек, и мы развлечемся, да?
Они уселись на диван, задвинутый в стенную нишу. С Мадлен Ральфу было весело; она подбадривала его и поощряла в нем как раз ту фальшивую, циничную сторону характера, что так расстраивала Анжелу. С Мадлен он чувствовал себя в своей стихии. Оба они принадлежали к одному и тому же пустому, никчемному миру. Он наливал себе и пил не пьянея, только чувства его слегка притуплялись.
– Это твой босс? – Сильные пальчики Мадлен впились ему в запястье. – Я видела, как он здоровался с гостями в вестибюле.
– Да, а ты с ним не познакомилась?
– Нет. – Она с отвращением приподняла шелковистое плечико. – Мой старый пердун не пожелал становиться в очередь – ты же знаешь, что он за тип. Боже, Ральфи, разве он не красавец?
– Тебе видней, – сказал Мэкстон.
Стивен беседовал с супружеской парой, их Мэкстон как-то приглашал на виллу. Мужу приносила большую прибыль собственность на побережье. Анжела разговаривала с женой; конечно, ей больше по душе симпатичная французская матрона, чем сверкающая Нетти Орбах и ей подобные. Ральф понял, что злится на Анжелу за то, что она дала ему отпор. Он никогда не умел принимать критику; твой величайший недостаток, бушевал когда-то его отец. «Ты всегда прав, не так ли, мой мальчик? Что ж, да поможет тебе Бог, когда ты поймешь, что это не так».
Мадлен не сводила глаз со Стивена. Он знал этот взгляд: прищуренные глаза, полные, жадные губы приоткрыты, так что виден кончик сладострастного язычка.
– Можешь забыть о нем, – поддразнил ее Мэкстон. – Рядом с ним – его жена, та блондинка в белом платье.
– Ну и что? – спросила она. – В ней ничего особенного. Сын у него тоже красивый. Почему бы мне тогда не познакомиться с ним?
– Милая моя, ему шестнадцать. – Ральф ухмылялся. – Кстати, это его пасынок.
Мадлен повернулась к нему, теперь ее глаза широко раскрылись.
– Что за глупости! Какой еще пасынок! Они же похожи как две капли воды. Явно отец и сын.
Раньше Ральф никогда этого не замечал. Он присмотрелся к ним, впервые за долгое время присмотрелся по-настоящему. Мадлен права. Совершенно права. Те же волосы, глаза, одинаковые черты лица, жесты, выражения – как в зеркале. Они говорят – пасынок, и никому в голову не приходит приглядеться.
– Какая ты, черт возьми, умненькая! – пробормотал он. – Востроглазенькая, верно, милая? Черт возьми, ты права. Конечно, мальчишка – его сын.
Она улыбнулась и снова сжала его запястье.
– Неужели они обманывали Ральфи? А Ральфи все проглотил? О-о, как не похоже на тебя, милый. Ты же чуешь ложь за милю.
– Потому что обычно это моя собственная ложь, – возразил он. – Я вру людям, а они врут мне в ответ. Ну, пойдем, посмотрим, что затевает твой толстый приятель. Может быть, он даст тебе несколько франков на игру.
Она поднялась, взяв его под руку, и пошла рядом с ним, вызывающе вихляя бедрами; мужчины так и таращились на нее. Она чувствовала, что он рассержен. Бедный Ральфи, обманутый обманщик. Мадлен хихикнула. Вот ведь умора. Он действительно злится, она видела это по складке у его некрасивого рта.
Поднялись наверх, в salon prive. Бернара нашли за игрой в баккара. Он проигрывал и, когда она дотронулась до его плеча, поднял хмурое лицо.
– Где ты была? Ты же сказала: один бокал шампанского, – проворчал он.
– Извини, мой дорогой, но я же уже здесь. И не волнуйся. Сейчас я принесу тебе удачу.
Так оно и случилось; Мэкстон стоял рядом с ней и смотрел, как он делает ставки и выигрывает. Через час она потребовала и получила десять тысяч франков. Вместе с Ральфом она отправилась играть в рулетку. Этой ночью ей везло. Кучка фишек рядом с ней росла, и она возбуждалась все больше.
Интересно, кладет ли она деньги в банк, подумал Мэкстон. Внешность и фигура не вечны, особенно если он прав насчет ее марокканской крови.
– Я бы на твоем месте сейчас остановился, – сказал он.
Она подняла голову; на щеках у нее были красные пятна.
– Почему? – Она понизила голос до шепота. – Это жульническая рулетка, да?
– Ничего подобного, – ответил он. – Мы играем по закону средних чисел. Никакого мошенничества. А согласно этому закону, ты сейчас начнешь проигрывать. Но это твое дело, милая.
– Я всегда тебя слушаюсь, – объявила она. – Я всегда считаю, что мужчине виднее. – Она кокетливо подмигнула ему, собрала выигрыш и вышла из-за столика. – Пойду к Бернару, – решила она. – Не скажу ему, что я выиграла. Тогда, если ему повезет, он сделает мне подарок. Когда мы увидимся, Ральфи?
– А когда он уезжает домой?
Она обменяла фишки на деньги, сложила купюры в толстенькую пачку и засунула в вечернюю сумочку. Довольно большая сумочка, не какая-нибудь крошечная модная фитюлька. Держу пари, что она кладет в банк все до последнего пенни, подумал он. Что ж, тем лучше для нее.
– Я тебе сообщу, – пообещала она. Поднявшись на цыпочки, легко поцеловала его в щеку. – С тобой так весело, милый, – сказала она. – Я так люблю, когда мы вместе. Я позвоню тебе. – И скользнула прочь, крепко держа под мышкой сумочку с деньгами.
– Дорогая, – сказал Стивен, – если ты устала, почему бы тебе не поехать домой? Такой длинный вечер. Я вызову машину, и Чарли может отправиться с тобой. Он доволен?
– Да, ему понравилось все. Но он еще молод для таких вещей. Я не разрешила ему играть. Он был очень разочарован.
– Я поговорю с ним, – сказал Стивен. – Ты подожди здесь, я пришлю его к тебе. Ты права. Я ему так и скажу.
Он не сразу нашел Чарли. Мальчика не оказалось в буфете, где подавали завтрак. Он исчез, наверное обиженный, и оставил мать одну. Никаких оправданий, подумал Стивен. Должен научиться заботиться о
