После того как Люсьен таким образом немного покривил душой, ему уже нечего было сказать г-же де Вез. Он прибавил несколько учтивых слов, оставил ее покрасневшей до корней волос и поспешил запереться у себя в кабинете.
«Я забываю о жизни, — подумал он. — Это дурацкое честолюбие отвлекает меня от единственной вещи на свете, имеющей для меня значение. Смешно жертвовать своим сердцем в угоду честолюбию, не будучи вовсе честолюбивым… Я ведь не чудак какой-нибудь. Я просто хотел выказать мою признательность отцу. Но хватит этого… Они подумают, что я обижен, не получив ни повышения, ни креста.
Мои враги в министерстве, пожалуй, станут утверждать, что я отправился в Нанси повидаться с республиканцами. После того как телеграф сослужил мне службу, он теперь обернется против меня… Зачем прикасаться к этой дьявольской машине?» — почти смеясь, подумал Люсьен.
Приняв решение съездить в Нанси, Люсьен почувствовал себя человеком.
«Надо дождаться отца, он возвращается на днях. Это мой долг, и, кроме того, мне весьма хотелось бы узнать его мнение о моем поведении в Кане, которое вызывает такие нарекания в министерстве».
Вечером, чтобы не показаться обиженным, он был особенно блистательным у г-жи Гранде. В маленькой овальной гостиной, где собралось около тридцати человек, он стал центром беседы; все другие разговоры прекратились по крайней мере на двадцать минут.
Этот успех наэлектризовал г-жу Гранде. «Два-три таких момента каждый вечер — и мой салон станет первым в Париже». Когда гости переходили в бильярдную, она случайно очутилась рядом с Люсьеном, в стороне от других. Между тем как мужчины разбирали кии, она, стоя рядом с Люсьеном, обратилась к нему:
— Что делали вы по вечерам во время поездки в провинцию?
— Я думал об одной молодой женщине в Париже, в которую я страстно влюблен.
Он впервые говорил подобные вещи г-же Гранде, и эта фраза пришлась весьма кстати. Г-жа Гранде минут пять наслаждалась ею, пока не вспомнила о роли, которую сама навязала себе в свете. В ней властно заговорило честолюбие, и, ничуть не насилуя себя, она гневно взглянула на Люсьена. Нежные слова ничего не стоили Люсьену: он был полон ими с тех пор, как решил поехать в Нанси.
Весь вечер Люсьен был крайне нежен с г-жой Гранде.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
Из Авейрона, где его выбрали депутатом, г-н Левен возвратился в самом радужном настроении.
— Воздух там теплый, куропатки великолепные, чудесные на вкус, а люди презабавные. Один из моих почтенных доверителей поручил мне прислать ему четыре пары хорошо сшитых сапог. Я должен начать с изучения достоинств парижских сапожников: ему требуется обувь изящной работы, но вместе с тем не лишенная солидности. Когда я наконец найду этого безукоризненного сапожника, я вручу ему старый сапог, который соблаговолил мне доверить господин де Мальгра. Мне надо также добиться ответвления шоссейной дороги на одно с четвертью лье в сторону дачного дома господина Кастане, разрешение на которое я поклялся получить у господина министра внутренних дел. Всего у меня пятьдесят три поручения, не считая тех, которые мне обещали еще прислать по почте.
Господин Левен рассказывал г-же Левен и сыну о ловких приемах, при помощи которых он добился большинства в семь голосов, доставившего ему победу.
— Словом, я ни минуты не скучал в этом департаменте и чувствовал бы себя совершенно счастливым, если бы со мною там была моя жена. Уже сколько лет я не говорил так много и перед таким множеством скучных людей! Зато я пресытился официальной скукой и теми пошлостями по адресу правительства, которые приходилось там высказывать. Ни один из этих дураков-умеренных, повторяющих, не понимая, фразы того-то или того-то, никакими деньгами не может возместить мне смертельную скуку, которую внушает мне его присутствие. Расставаясь с этими людьми, я чувствую себя одуревшим еще час или два. Я скучен самому себе.
— Будь они более хитры или менее фанатичны, — заметила г-жа Левен, — они не были бы так скучны.
— А теперь расскажи мне о своих похождениях в Шампанье и в Кане, — обратился г-н Левен к сыну.
— Рассказать вам подробно или вкратце?
— Подробно, — сказала г-жа Левен. — Твоя история очень позабавила меня. Я с удовольствием выслушаю ее вторично. Мне интересно знать, — обратилась она к мужу, — как вы к ней отнесетесь.
— Ну что ж, — с видом шутливой покорности согласился г-н Левен, — сейчас без четверти одиннадцать; пусть приготовят пунш, а ты рассказывай.
Госпожа Левен знаком приказала лакею закрыть дверь.
В пять минут Люсьен рассказал об оскорблении, которому он подвергся в Блуа, и о выборах в Шампанье.
— В ваших советах я особенно нуждался в Кане.
И он обстоятельно рассказал обо всем, о чем мы не менее обстоятельно поведали нашим читателям.
В середине рассказа г-н Левен начал задавать вопросы.
— Побольше подробностей, побольше подробностей, — говорил он сыну. — Все своеобразие и вся правда только в подробностях.
— Так вот как обошелся с тобою министр после твоего возвращения сюда! — воскликнул г-н Левен в половине первого ночи.
Он, по-видимому, был сильно задет.
— Хорошо я действовал или плохо? — спросил Люсьен. — Говоря по правде, я и сам не знаю. Но после сражения, в пылу действий, мне казалось, что я тысячу раз прав, здесь же сомнения одолевают меня.
— А у меня на этот счет нет никаких сомнений, — заметила г-жа Левен. — Ты вел себя так, как мог бы вести себя самый отважный человек. Будь тебе сорок лет, ты был бы сдержаннее с этим писакой- префектом, ибо ненависть писателя так же опасна, как ненависть священника, но зато в сорок лет ты был бы менее деятелен и менее смел в отношении господ Дисжонваля, Леканю, и т. д., и т. д.
Госпожа Левен, казалось, выпрашивала одобрение у г-на Левена, который хранил молчание, и защищала сына.
— Мне придется выступить против моего адвоката, — сказал Люсьен. — Что сделано, то сделано, и я от всей души смеюсь над простаком с улицы Гренель. Но моя гордость не на шутку встревожена: какого мнения я должен быть о самом себе? Стою ли я чего-нибудь? Вот что я хочу у вас узнать, — обратился он к отцу. — Я не спрашиваю у вас, любите ли вы меня и как вы будете отзываться обо мне в обществе. Но я мог, передавая факты, исказить их в свою пользу и тем самым бессознательно оправдать принятые мною меры. Уверяю вас, что господин Кофф совсем не скучен.
— Он производит на меня впечатление злого человека.
— Вы ошибаетесь, мама: он всего-навсего отчаявшийся человек. Будь у него четыреста франков годового дохода, он поселился бы где-нибудь среди скал Сент-Бома, в нескольких лье от Марселя.
— Почему он не идет в монахи?
— Он полагает, что бога нет или, если бог существует, он зол.
— Это не так глупо, — заметил г-н Левен.
— Но это очень дурно, — возразила г-жа Левен, — и только укрепляет меня в моем отвращении к нему.
— Это крайне неловкий шаг с моей стороны, — сказал Люсьен, — ибо я хотел, чтобы отец согласился выслушать рассказ о проведенной мной кампании из уст этого верного адъютанта, который часто придерживался другого мнения, чем я.
Но я никогда не добьюсь от отца согласия на это, если вы вместе со мною не попросите его, — добавил Люсьен, обращаясь к матери.
