поднимая свою рюмку, – он меня все же немного побаивался. Он бы никогда не посмел поступить со мной так, как поступил с Валентиной. Я бы прирезала Теодора в первую же брачную ночь, и отец прекрасно знал это. В конце концов он оставил меня в покое, позволив мне жить так, как я хочу. И мне такая жизнь чрезвычайно нравится. Так что мне замужество ни к чему.
– Знаете… – Де Шавель поднял на нее глаза, вино и коньяк подействовали на него сильнее, чем он предполагал, ему не хотелось смотреть на Валентину, ему хотелось разговаривать с сидевшей справа от него женщиной, у которой были такие независимые, не женские взгляды на жизнь. Она совершенно не привлекала его, а весь этот разговор о замужестве слегка разбередил старые раны.
– Знаете, – повторил он, – вы первая женщина, у которой такие же взгляды на этот отвратительный институт, что и у меня. Только мне кажется, что вы неправильно все это себе представляете. Нет, княжна, все преимущества в нем отданы женщине, женщине, обводящей вокруг пальца своих олухов-мужей – не все женщины, конечно, – сделал он жест в сторону Валентины. – Есть и такие мерзавцы, вроде Груновского, но, видит Бог, их не так уж много и уж гораздо меньше, чем женщин, обманывающих и одурачивающих своих мужей. Брак – это для идиотов, княжна. Мы с вами хорошо это понимаем! Давайте-ка выпьем за это!
– За нас, полковник. За разумных! – Александра осушила свою рюмку, она заметила, как побледнела ее сестра при этих словах. – Ты должна выпить с нами, – сказала она неожиданно ласковым голосом. – Свобода гораздо лучше, сестренка, а теперь ты свободна. Мы очень благодарны вам, полковник, мне бы хотелось особо поблагодарить вас за все. Вы привезли мне мою сестренку. Да благословит вас за это Господь.
– Я очень счастлив, – сказал он. – Счастлив, что она в безопасности. Здесь вас никто не побеспокоит. Это я вам обещаю.
– Да, пока крылья французского орла распростерты над нами, нам ничего не угрожает, – сказала Александра. Она наклонилась и погладила Валентину по руке. – Мы обе будем молиться за французскую армию, несмотря на все то, что я говорила тебе о своем нейтралитете.
– Я буду молиться за них непрестанно, – сказала Валентина.
Де Шавель не хотел смотреть на нее, он отвернулся, потому что и вино, и вся обстановка сильно действовали на него, а она сидела совсем рядом. Но что-то заставило его посмотреть на нее, и он увидел, что глаза ее полны слез.
– Я буду молиться за вас, – тихо сказала Валентина. – Чтобы вы вернулись целым и невредимым с этой войны. – Она подняла свой бокал и выпила, глядя ему в глаза. – За победу Франции, полковник!
Они выпили, и затем Александра спросила:
– Как долго вы сможете пробыть у нас?
– Боюсь, что лишь до утра, – ответил Де Шавель. – У меня разрешение лишь на то, чтобы доставить мадам до места назначения, а потом я сразу же должен вернуться. Приказ о наступлении может поступить в любую минуту. Завтра же я должен отправиться назад. Император уже выехал в Труро, чтобы воссоединиться с основными силами.
– Завтра? – спросила Валентина. – Вам надо ехать завтра? Неужели вы не можете пробыть с нами еще один день?
– Ни одного часа, – тихо ответил он. – Уверяю вас, больше всего на свете мне бы хотелось побыть здесь еще немного. Но я солдат, мадам, и не могу делать того, что хочется мне.
– Я не знала, – сказала Валентина. – Я не думала, что это будет так скоро.
– Когда вы отправляетесь в путь? – Александра поднялась. – Мы должны попрощаться с вами.
– Как только рассветет, – ответил он.
– Сандра, – неожиданно сказала Валентина. – Сандра, мне нужно поговорить с полковником наедине. Я хочу поблагодарить его и попрощаться с ним без свидетелей. Ты не оставишь нас?
К его удивлению, ее старшая сестра улыбнулась, на смуглом лице появилось озорное выражение. Она пожала плечами:
– Ну, конечно, сестренка. Прощайтесь без свидетелей. Увидимся завтра на рассвете, полковник, спокойной ночи.
У дверей она обернулась и сказала:
– Сестра устала. Я надеюсь, вы не задержите ее надолго.
Она открыла дверь, и Де Шавель довольно невпопад произнес:
– Можно я налью себе еще этого превосходного коньяка?
– Разумеется. – Валентина отошла от него и приблизилась к камину, неожиданно она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. – Вы, наверное, считаете меня бесстыжей за то, что я так сказала и захотела с вами поговорить наедине?
– Нет, – медленно произнес он. – Но я думаю, это неблагоразумно. Разве вы забыли, что произошло, когда мы последний раз остались вдвоем?
Она покачала головой. Завтра он уезжает. Завтра.
– Мне бы хотелось забыть обо всем, – сказала она. – Мне бы хотелось завтра утром попрощаться с вами вместе с Сандрой и больше никогда не вспоминать о вас. Но я не могу. Что-то между нами произошло.
– Вы ошибаетесь, – возразил он. – Между нами ничего не произошло и не произойдет, сейчас я допью коньяк, и вы, моя милая сентиментальная девочка, пойдете к своей сестре!
Она подошла и посмотрела ему прямо в глаза. Она была неестественно спокойна. Завтра он уезжает. Возможно, она больше никогда его не увидит.
– Я вас люблю, – сказала она. – Я не знаю даже вашего имени. Я полюбила вас еще в тот самый первый вечер, во время приема. Даже потом, когда вы чуть было не овладели мной силой, я хотела отдаться вам. Я и сейчас готова на это, если вы еще желаете этого, любовь моя.
Он не собирался касаться ее, он даже не понял, каким образом она оказалась в его объятиях – он ли потянулся к ней, или она сама прильнула к нему, но в мгновение ока она прижалась к его груди, его губы прильнули к ее губам, он чувствовал, как трепещет все ее тело, и повлек ее к дивану, закрыв глаза, как бы в ослеплении. Теперь не нужно было применять силу, ее желание полностью отвечало его сдерживаемой до этого страсти. Она на секунду оторвалась от него и прошептала снова и снова:
– Я люблю тебя, люблю тебя всем сердцем.
И именно это и остановило его, пока еще не было слишком поздно и она не покорилась ему окончательно. «Я люблю тебя», – было той самой лживой фразой, которую в минуты наивысшего наслаждения шептала ему каждая женщина и которая значила не больше, чем их вскрики и стоны. «Я люблю тебя, мой дорогой», – не раз шептала ему на ухо Лилиан, хотя лишь за несколько часов до этого принимала ласки другого, и он даже не догадывался об этом. Женщины, чьих имен он не помнил, шептали эти слова, отдаваясь ему, и теперь их повторяет эта охваченная страстью девушка. Она была единственной, кому он поверил.
Она открыла глаза и посмотрела на него, голова у нее кружилась, а сердце, казалось, вот-вот разорвется.
– Но почему, – прошептала она, – почему…
– Я не люблю вас. – Он с трудом произнес эти слова. – Я не могу пользоваться своим положением. Вы должны мне быть благодарны за это. Завтра я уеду. Мы больше никогда не увидимся. А теперь, умоляю вас, ради всего святого, идите к себе!
– Мне казалось, что я что-то значу для вас. – По ее лицу бежали слезы, но она не замечала этого. – Я думала, что вы чувствуете ко мне хотя бы частично то, что я чувствую к вам. Я не могу поверить, что вы не…
– Я желаю вас, – сказал он. – Я не могу отрицать этого. – Он довольно резко отстранил ее от себя. Он не мог выносить ее слез, от этой своей слабости он еще не избавился. Это и его чувство чести не позволили ему соблазнить ее. – Вы прекрасны, и я хочу обладать вами. Но это не любовь, Валентина. А вам нужна любовь. Я не могу дать вам ее. Я не способен больше никого любить. Когда-то у меня была жена, я любил ее, и она меня предала. Она изменяла мне с моими же собственными офицерами, с моими друзьями, со всеми, кто подворачивался под руку, – даже с Мюратом. Для меня с любовью покончено. И я не настолько низок душой, чтобы воспользоваться простодушием наивной девочки, как бы ни была она уверена, что хочет этого. А теперь, умоляю вас, идите и ложитесь спать, дитя мое. Забудьте все эти глупые романтические мечты.
