удастся с ней связаться и что он сможет вызволить ее оттуда. Они не могут арестовать герцога, пока не получат эти проклятые высочайшие санкции. Они убьют ее, Бен. Я знаю это. Я должен немедленно вылететь туда.
– Я знаю, что ты чувствуешь, – сочувственно произнес Бен. – Но я не могу нарушать правила. Даже если бы ты и вылетел, судя по тому, что сказал мне Натан, вероятно, уже слишком поздно. Если не поздно, Рафаэль непременно с ней свяжется. Ты ничего не можешь сделать.
Карпентер держал трубку, ничего не отвечая. Слишком поздно. Пока сегодня утром они держали под арестом Тейлора, Свенсон уже успел уехать в Италию, в Маласпига. Катарина, возможно, уже мертва, пока они посылают свои телеграммы и рассуждают, как ее спасти.
– Я вылетаю, – сказал Карпентер. – Беру отпуск и вылетаю. В свое свободное время, неофициально. – Он не стал ждать ответа и положил трубку. Набрал номер агентства ТВЛ [20]и заказал билет на последний рейс в Рим: вылет в одиннадцать часов вечера. На его счастье, кто- то сдал два билета первого класса. Он заехал к себе на квартиру, взял заранее собранную сумку и поехал в аэропорт Кеннеди, отдавая себе полный отчет, что все это может оказаться пустой тратой времени, перчаткой, брошенной в лицо судьбы. Как сказал Харпер, он скорее всего опоздал.
До виллы Романи был час езды; старая герцогиня осталась дома под предлогом сильной жары; по предложению герцога Джон и Франческа поехали в отдельной машине. И Катарина никак не могла этому воспрепятствовать; она была так же бессильна противостоять его желанию ехать вдвоем с ней, как и его жена – помешать этому. Ее предложение ехать всем вместе, в одной машине, было демонстративно отвергнуто.
– Что особенного в этой вилле Романи? – тщетно допытывалась Катарина по дороге.
Герцог остановил машину у пропускного пункта, уплатил тысячу лир дорожного налога, и машина рванулась вперед.
– В свое время увидите. – Он слегка повернулся, и она увидела обычную холодную надменную улыбку, которая теплела, только когда предназначалась ей. У нее болела голова, и ее чуть не тошнило от этой бешеной скорости, на которой они ехали.
– У вас, видно, особая любовь к тайнам. Сперва вы не хотели мне рассказать об этой каменной комнате, где любил бывать этот ужасный герцог, ваш предок, а теперь не хотите рассказать о вилле. Вы заставляете меня чувствовать себя глупым и наивным ребенком.
На мгновение его рука оторвалась от рулевого колеса и притронулась к ее руке, лежавшей на коленях.
– Я и сам чувствую себя ребенком. Вольным, счастливым и радостным при мысли, что покажу вам то, что знаю и люблю сам. Чуточку терпения, Катарина. Вот уже много лет я не был в подобном настроении.
На эти его слова она не могла найти никакого ответа. Они остановились в конце подъездной дороги, обсаженной высокими, темнеющими на фоне голубого неба кипарисами, оставив автостраду в семи милях позади себя. Герцог вышел из машины, заплатил входную плату сторожу, который появился из сторожки, и провел ее через калитку в массивных, окованных железом главных воротах.
Окруженная сверкающей массой камелий, с зеленым газоном впереди, вилла Романи напоминала фантастический свадебный пирог. Белая и розовая штукатурка, фасад с классическими статуями, внушительный, выложенный мозаикой герб, столбы, и арки, и дуги; не хватало лишь невесты и жениха и гигантского меча, чтобы рассечь этот пирог на куски. О вилле нельзя было сказать «красивая», она была какая-то уморительно хорошенькая. Герцог взял Катарину за руку и повернул на боковую тропу.
– Эта вилла была построена в восемнадцатом столетии графом Романи, – сказал он. – Впоследствии эта семья разорилась и теперь занимает лишь малую часть виллы. Остальное они показывают туристам. Сама вилла довольно безобразна, и мы не будем ее осматривать. Мы пойдем в парк. – Он окинул ее хитрым, насмешливым взглядом и повлек за собой вперед.
Великолепные, даже в сравнении с роскошным парком Виллы Маласпига, здешние сады были сильно запущены. Они спустились по отгороженной перилами лестнице из мягкого серого камня, вдоль которой стояли высокие, в человеческий рост, статуи, спереди и сзади замыкавшиеся двумя нимфами, держащими на обоих плечах большие раковины. Кругом была невысокая, аккуратно постриженная живая изгородь и прекрасные карликовые растения, столь любимые итальянскими садовниками, тут тоже везде были статуи: кентавры, богини, сатиры с ухмыляющимися физиономиями, нимфы с открытыми ртами. К ним подошел другой сторож, в выцветшей голубой крестьянской одежде, видимо узнавший Алессандро. Герцог отвел его в сторону, что-то тихо ему сказал, и тот рассмеялся. Он заковылял прочь и через несколько минут исчез за лестницей. Затем герцог вернулся к Катарине и посмотрел на самый верх лестницы, где стояли, опираясь на перила, Джон Драйвер и Франческа Маласпига. Но герцог не махнул им рукой, не позвал их. Он крепко взял ее за руку.
– Пошли, – сказал он. – Вот сюда.
Ей показалось, будто разразился внезапный ливень. Со всех сторон с сильным шумом на них хлынула вода. Вода била струями из нижних ступеней лестницы, не позволяя вернуться наверх, она извергалась из земли, цветочных клумб, статуй. Каждая статуя превратилась в фонтан: вода била изо рта, глаз, морских раковин. Алессандро, смеясь, тащил ее за собой. Со всех сторон их окружали струи воды, только впереди было сухо, и они кинулись бежать в ту сторону. Под мостом в дальнем конце аллеи была аркада; туда они и забежали, уже сильно промокшие.
– Сюда, внутрь, – выкрикнул герцог. – Быстрее. За аркадой был грот, который Катарина сначала не могла разглядеть в сумрачном, почти зеленом свете. Забежав в него, они остановились. В его глубине стояла массивная каменная статуя Нептуна с поднимающимися из волн морскими конями. С потолка свисали сталактиты, статуя была сильно обезображена белыми чешуйками.
– Ну, как вам нравится парк Романи? Видели ли вы когда-нибудь что-то подобное? – Капли воды сверкали на его лице и одежде; она чувствовала, что и в ее волосах застряли большие капли. – Дорогая, – сказал он, – вы промокли.
Она предвидела, что должно случиться, но не могла сдвинуться с места. Он крепко прижал ее к себе, и она не могла уклониться от его поцелуев. И только видела, что с обеих сторон входа в грот бьет вода, сплошной пеленой закрывая его от посторонних глаз. Она попробовала его оттолкнуть, но он был очень силен. Он не причинял ей никакой боли, но не отпускал. На какой-то миг рот ее оказался свободным.
– Перестаньте сопротивляться, – сказал он. Ее глаза сомкнулись, а губы разомкнулись в ожидании его поцелуев. Она почувствовала, как его хватка крепнет, а затем слабеет. Она запрокинула голову, ее глаза застлали слезы.
– Не делайте этого! Отпустите меня!
– Я люблю тебя, – сказал он.
Фонтаны, закрывавшие вход в грот, перестали бить так же внезапно, как и начали. У входа сверкала широкая лужа. Алессандро все еще держал Катарину, глядя на нее с выражением, какого она никогда еще не видела на его лице.
– Я никуда вас не отпущу, – сказал он спокойно. – Вы моя, только моя. Я знал это с первой нашей встречи.
Она отступила назад, оттолкнув его руки.
– Я не желаю вас слушать. Вы умело воспользовались водяной феерией, но все уже закончилось, пора отправляться домой. – Она вышла из грота, прямо через лужу, откинув мокрые волосы назад. Все ее тело била дрожь: в гроте было холодно и сыро. Он нагнал ее и пошел рядом.
– Ты поцеловала меня, Катарина, – сказал он. – Что бы ты ни говорила, ты меня поцеловала. Но я сделал ошибку. Я должен был сперва поговорить с тобой.
– Нам не о чем говорить, – сказала Катарина. Она видела, что Джон Драйвер и герцогиня наблюдают за ними с верхней площадки. – Я поеду домой вместе с ними.
– Ты поедешь вместе со мной.
– Я попрошу Джона взять меня с собой. Он остановился и поймал ее за руку.
– Только попробуй, – сказал он. – И я выброшу его на улицу. То, что он путается с моей женой, их собственное дело. Но я не потерплю, чтобы он вмешивался в наши с тобой отношения.
Они вместе поднялись по лестнице; герцогиня была очень бледна. Джон стоял со смущенным
