— Не спрашивай, я не знаю.
— Где ты проводишь дни?
— Дни? Я… Я ухожу под утро, потому что… Так надо, Джош. И вечером я…
— Да-да, но где ты днем? Это ты должна помнить, верно?
— Помнить… Должна, да. Ты прав, но почему ты меня мучаешь? Мне с тобой хорошо даже здесь, под этим ужасным огромным небом, я почти перестаю… а ты задаешь вопросы…
— На которые ты не хочешь ответить!
— Господи! Ты ревнуешь? Ты думаешь, что днем я с кем-то…
— Да! То есть я так не думаю, это просто смешно так думать, но ведь днем с тобой происходит что-то такое, о чем ты не хочешь говорить, неужели ты не понимаешь, как важно мне знать…
— Зачем? Я хочу тебе рассказать, Джош, правда, я, конечно, прекрасно помню, что делаю, когда здесь день и светит солнце, но…
— Что?
— Не знаю… Я хочу рассказать, но… не умею… я… вот сейчас… открываю рот, чтобы сказать, как я… и не могу произнести ни слова…
— Может, это гипноз?
— Гипноз?
— Тебе знакомо это слово? Или ты забыла слова, чье значение тебе знать не положено?
— Я не знаю, что такое гипноз, Джош. Это слово… Оно страшное.
— Не плачь, Кэтти, ты опять плачешь. Перестань, пожалуйста, я больше не буду тебя ни о чем спрашивать. Если ты не хочешь говорить, вспоминать…
— Хочу! Если бы ты знал, как я хочу этого!
— Да-да, верю. Ты хочешь. Давай поговорим о другом.
— О другом? Давай.
— Сэм обещал, что твой замок будет готов раньше, чем наступят холода. И прежде, чем окончательно ляжет снег, ты сможешь…
— Мне не холодно, Джош. Но я должна…
— В замке ты будешь чувствовать себя лучше, верно?
— О! Не то слово, Джош! В замке… Ты понимаешь… Я обязана приходить туда, где нашла свою смерть!
— Разве так приятно вспоминать об этом?
— Это не воспоминание, Джош, это… совсем другое. Связь, понимаешь? Долг. Пуповина. Да, именно пуповина. Два мира связаны. Мир до и мир после. Что у них общего? Только граница, Джош. Умирая в одном мире, рождаешься в другом…
— И ничего не помнишь ни о том мире, ни об этом…
— Что ты сказал?
— Ничего…
— Умирая здесь, рождаешься… тоже здесь, но иначе. И это «здесь» становится границей, понимаешь? Только приходя сюда, ощущаешь себя…
— Кем? Человеком? Призраком? Женщиной? Ты ощущаешь свое тело? Чувствуешь, как у тебя бьется сердце? Или оно не бьется? Ты дышишь или тебе не нужен воздух? Ты можешь любить, значит, чувства у тебя остались, настоящие человеческие чувства, то, что ощущает женщина, когда видит мужчину?
— Столько вопросов…
— Господи, Кэтти, я спрашиваю тебя об этом каждую ночь, и ты еще ни разу…
— Зачем нам говорить об этом, почему мы не говорим о главном?
— Я люблю тебя, Кэтти, это ты хочешь услышать?
— Да, повтори еще, пожалуйста…
— Я люблю тебя, но разрази меня гром, если я понимаю, как это со мной получилось! Это бред, и меня в конце концов отправят в бедлам, подумать только — полюбить женщину, которая…
— Ну? Почему ты замолчал?
— А ты, Кэтти? Я каждую ночь говорю тебе о любви, о том, что не могу без тебя… Ты знаешь, что жена от меня ушла, не хочет даже по телефону сказать мне пару слов, и я ничего не знаю о дочери, совсем ничего…
— Дочь… Я тоже была чьей-то дочерью. Да? Наверно. Почему родители не защитили меня? Почему позволили меня убить? Почему?
— Теперь ты задаешь мне вопросы, Кэтти. Что я могу сказать? Может, когда здесь будет замок и ты увидишь знакомые стены, знакомые комнаты… Может, тогда ты вспомнишь? Я слышал, что привидения точно знают, как это происходило… Ну, то есть…
— Как их убивали?
— Да… И помнят, кем они были в этой жизни. Я не очень-то много читал, но рассказы о призраках… Я взял книги у Арчи, а еще есть фильмы, и я взял несколько кассет, только я их не смотрю, фильмы полны фальши, а в книгах… в книгах все так скучно… но я точно знаю, что призраки помнят, и ты вспомнишь, когда…
— Ты опять об этом, Джош! Почему все время ты переводишь разговор на…
— Извини, Кэтти, должно быть, я не могу не думать об этом. Я люблю тебя и хочу, чтобы тебе было хорошо. И здесь, и там. И чтобы ты никуда от меня не уходила.
— Это невозможно…
— Да, я понимаю. Господи, как я боюсь, что…
— Чего ты боишься, Джош?
— Что однажды утром ты исчезнешь и никогда больше не появишься. Господи, пусть скорее здесь будет замок. Тогда…
— Ты думаешь, что замок привяжет меня к этому миру? Я тоже надеюсь… Это должно быть так.
— Скажи, Кэтти, что ты меня любишь. Ты так редко говоришь это, а ведь женщины обожают, когда…
— Женщины обожают слышать эти слова от мужчин.
— А сами, значит…
— Я люблю тебя, Джош. Если бы не ты…
— Что, Кэтти?
— Не знаю, Джош. Я не была бы такой, какая сейчас.
— У тебя есть друзья, Кэтти? Там, где ты…
— Не знаю, не спрашивай. Мне хорошо только с тобой. Здесь.
— Я люблю тебя, Кэтти. Протяни руку… Так. А теперь стой неподвижно. Мне кажется, что я чувствую на своей руке твои пальцы. Такие нежные…
— Как сон?
— Как дуновение ветра. Как прикосновение крыльев бабочки… Как…
— Мне пора, Джош.
— Нет! Почему ты решила… Еще совсем темно.
— Мне пора. Это ощущение, Джош, оно изнутри, ты спрашивал о биении сердца, так это, как биение, что-то бьется все сильнее, и я ничего не… Все расплывается, ты уходишь куда-то…
— Я никуда не ухожу, Кэтти. Это ты становишься такой прозрачной…
— Прощай, Джош.
— Не говори «прощай»!
— О, это всего лишь слово… Как запятая в длинном предложении.
— До вечера, Кэтти…
— До ве…
Когда Мейсон зашел в аптеку за таблетками от головной боли, Маковер обслуживал другого покупателя. Он кивнул Мейсону и что-то шепнул посетителю, на что тот как-то странно улыбнулся, как-то странно дернул плечом и как-то странно покосился на Мейсона. Когда покупатель вышел, Мейсон
