Сокровища непобедимой Армады

и их вассалы получили от испанцев много мушкетов и мушкетонов» (чиновник Генри Дъюк ). «Как только галеас отошел от берега, Максуини убил сорок человек из оставшихся» (донесение Ричарду Бингэму от 2 ноября ). Надо думать, из экономии — не кормить же столько ртов до бесконечности! Вот что писал его сосед, некто Джон О'Догерти, жалуясь лорд- наместнику 3 ноября: «Максуини кормил у себя три тысячи испанцев (!), а теперь, когда они уплыли, он направил оставшихся на меня, и они грабят мои земли, потому что Максуини меня ненавидит».

Шли дни. Минула неделя, потом десять дней. Куда подевался галеас? Из Шотландии никаких вестей; в Дублине, в Лондоне, в Испании теряются в догадках.

Лишь 5 ноября в субботу поздно ночью в замок лорд-наместника доставили первые сведения. Милорда подняли с постели. Генри Дьюк писал: его «лазутчик, посланный на север», сообщил, что «26 октября означенная галера, вышедшая из известного порта со всеми испанцами, которых могла взять, направилась к Шетландским островам, но наскочила на скалы Бонбойс, где корабль затонул, а все люди погибли, за исключением пятерых, которые добрались до земли, и из них трое явились сегодня, 27-го числа сего месяца, в дом Сорли Боя Макдоннела, где и рассказали о крушении. Скала Бонбойс находится рядом с домом Сорли Боя».

Сорли Бой Макдоннел владел землями на северо-востоке Ольстера. Его предки-викинги бороздили побережье Ирландии, Шотландии и Норвегии. Сам Сорли Бой был известен как ярый враг англичан. И не без причины. Тринадцатью годами раньше во время карательного похода граф Эссекс с челядью убил жену Макдоннела и его младших детей. Дом, о котором писал Генри Дьюк, на самом деле был замком Дунлус, в котором жил старший сын Сорли Боя — Джеймс Макдоннел.

Не успел лорд-наместник снова лечь, как прибыло подтверждение: «Испанский корабль, стоявший у Максуини, был замечен на траверзе Дунлуса и погиб в бурю. На берег было вынесено 260 мертвых тел и несколько бочонков вина, которые Сорли Бой взял себе» (капитан Мерримен, 5 ноября ). А де Лейва? О нем речи не было. Но ведь уцелело же пять человек, может, де Лейва среди них? Никакого подтверждения. Королевский Совет обеспокоен: если дон Алонсо жив, вся Ирландия в опасности.

Минул еще месяц, принося разноречивые слухи. Де Лейву «видели» то в одном, то в другом месте. В январе 1589 года в письме, доставленном из Франции в Эскориал, промелькнул лучик надежды. Посол Мендоса сообщал Филиппу: «Из Шотландии донесли, что дон Алонсо де Лейва высадился с 2000 человек в Ирландии, в провинции Макуин, и население встретило его ликованием» (27 декабря 1588 года ). Так хотелось верить в это, но сообщение было двухмесячной давности… К тому же Филипп хорошо знал цену достоверным сведениям дона Бернардино де Мендосы. Тем не менее на полях этого послания он нацарапал: «Разыскать, что за провинция, и доложить».

По воле судьбы вечером того же дня 27 декабря, едва Мендоса отправил королю донесение, к нему явился флаг-штурман Армады Маролин де Хуан, оставленный в Кале. Он сказал, что накануне в Гавр вошли шотландские суда с тридцатью двумя испанскими солдатами и несколькими матросами Армады, потерпевшими крушение у берегов Ирландии.

Эти матросы были с венецианского корабля «Валенсера». Дон Алонсо де Лейва, сообщили они, на галеасе «Хирона» попал в сильную бурю, которая сломала руль и бросила судно в полночь на скалы… Из 1300 человек на борту лишь девятерым удалось спастись. Они и рассказали эту историю прибывшим сюда матросам. Матросы с «Валенсера» уже жили у Джеймса Макдоннела в замке Дунлус, когда случилась беда, и были первыми слушателями рассказа о третьем и последнем крушении «Хироны».

Печаль охватила старого, почти слепого посла, которого с презрением третировал французский двор с тех пор, как флот его повелителя был разбит. Он умолял Филиппа принять его отставку. И вот теперь именно ему пришлось сообщать трагическую весть королю: «Матрос, находившийся в замке, подле которого погиб дон Алонсо и 1300 его людей, узнал многих вынесенных мертвыми на берег. Из пояса одного из них он взял 300 дукатов».

Испания погрузилась в траур по дону Алонсо. Говорят также, что «Король оплакивал его смерть горше, чем потерю всего остального флота».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЗОЛОТО ПОД ВОДОЙ

Я видел сотни кораблей погибших!

И потонувших тысячи людей,

Которых жадно пожирали рыбы;

И будто по всему морскому дну

Разбросаны и золотые слитки,

И груды жемчуга, и якоря,

Бесценные каменья и брильянты;

Засели камни в черепах, глазницах, -

Сверкают, издеваясь над глазами,

Что некогда здесь жили, обольщают

Морское тинистое дно, смеются

Над развалившимися костяками.

Шекспир. Ричард III

Останки под двумя звездочками

Году, кажется, в 1952-м мне в руки попали книги Ризберга. Этот американский автор весьма лихо нагнетал страсти, описывая немыслимые битвы с единорогами, спрутами и акулами, сторожившими «поглощенные морской пучиной сокровища». В конце произведения отважные герои неизменно привозили из экспедиций «в Южные моря» сундуки с дукатами и дублонами. Книги читались взахлеб. В последующих изданиях их иллюстрировали цветными фото (снятыми в океанариумах) «золотых слитков» из гипса и «доколумбовых золотых идолов» из папье-маше.

Я не верил ни одному слову Ризберга, но, закрыв последнюю страницу, вдруг понял, что не могу отделаться от прочитанного.

Мне только исполнилось восемнадцать лет, и я учился в Высшей школе политических наук и дипломатии в Брюсселе. Предметы, которые я штудировал там, были далеки от поисков затонувших кораблей. Но новая страсть захватила меня без остатка. Я всерьез увлекся подводной работой и историческими изысканиями. Отложив в сторону книги Ризберга, я заполнил первую карточку в своем досье. (Сейчас картотека занимает целую комнату.)

В 1954 году я впервые принял участие в охоте за сокровищами. Было это в Испании, в бухте Виго, в провинции Галисия. Мы искали галионы «Золотого флота», затонувшие здесь в 1702 году. В книге об этой экспедиции, которая вышла под названием «Золотые россыпи» и которую теперь нельзя перечитывать без улыбки, я писал: «Лишь коснувшись рукой борта галиона на дне бухты Виго, я понял, что такое подлинная страсть. Действительно, можно потратить все свои дни без остатка на поиски полусгнивших кусков дерева. И если бы меня спросили, где я хочу быть, я бы ответил — в Виго на галионе».

Прошу прощения у читателя за эту цитату из юношеского сочинения, но она предельно ясно обрисовывает тогдашнее мое состояние. Я оставил институт, а с ним и надежды на дипломатическое поприще. Два года неудач не отбили у меня охоты продолжать начатое. Я стал профессиональным водолазом.

В 1964 году, познав уже сладкий вкус побед, но куда больше горечь разочарований, я писал в предисловии к «Книге потерянных сокровищ»: «Окружающие дружным хором убеждали меня в неразумности принятого решения, в необходимости „делать карьеру“. Но я видел, к чему ведет их опыт так называемой реальной жизни: он напрочь скрывал единственную живую реальность — море. Вместе с глотком воздуха, доходившим до меня с поверхности, я жадно вкушал на дне свободу, возможность жить без железной узды, пронзительное чувство настоящего дела».

Под этими строчками я был готов подписаться и в 1967 году, когда в Лондоне начал охоту за «Хироной». К тому времени подводный опыт сместил направление моих интересов в сторону археологии. Систематического образования я не получил, оставшись самоучкой, но богатая практика до некоторой степени компенсировала пробелы в теории. Сокровища «Хироны» обещали куда больше археологических радостей, чем материальных выгод.

Я исписывал кипы блокнотов, стараясь докопаться до истоков — собственноручных донесений,