Русские диверсанты против «кукушек»

человек, после проведенной боевой и специальной подготовки при школе Республиканского штаба партизанского движения были направлены на пополнение действующих партизанских отрядов.

Кроме того, осенью 1942 года в Карелию прибыли 420 добровольцев из Свердловской, Иркутской областей, Красноярского края, Узбекистана и других мест СССР.

Прибывшими доукомплектовали действующие подразделения, а из членов ВЛКСМ создали новый партизанский отряд — «Комсомолец Карелии».

Ветеран отряда Ж. И. Асылбаев рассказывал:

«В 1942 году нам было по 18 лет, работали мы на заводе № 161, эвакуированном в Уфу из Москвы. Завод выпускал военную продукцию для авиации. Нам, молодым рабочим-комсомольцам цеха № 1 стало известно, что в обкоме комсомола идет набор комсомольцев в школу по подготовке подрывников для действующих партизанских отрядов. А вскоре нас, Дорофеева H., Кочемасова Б., Титова А., Глухова Н. и меня, пригласили в обком к секретарю по военным вопросам — Клюкину. После короткой беседы мы были зачислены в группу комсомольцев из Башкирии, направляющихся в школу особого назначения, которая находилась в Подмосковье. Всего нас было 12 человек, 5 из Уфы с завода № 161 и 7 из районов»[148].

H. И. Парохин, бывший боец отряда, дополняет предыдущий рассказ:

«В Москве наш отряд комсомольцев из Омска принял первый секретарь ЦК ВЛКСМ H. А. Михайлов. Он рассказал об обстановке на фронтах и пожелал боевых успехов. Центральный штаб партизанского движения направил нас на Карельский фронт. В г. Сегежа к отряду присоединилось еще 43 человека, это небольшие группы из Карелии, Башкирии, Москвы, Горького, Красноярска, Иркутска.

Отряд был многонационален, средний возраст — 17–18 лет. Его непосредственным организатором стал секретарь ЦК комсомола Карелии Юрий Владимирович Андропов. На общем собрании решили назвать отряд „Комсомолец Карелии“.

После двухмесячной подготовки в Сегеже комсомольцы приняли „Партизанскую присягу“ и приступили к боевым действиям»[149].

Как и в первый год войны, особенностью партизанских отрядов, оперирующих на севере, состояла в том, что постоянным местом их базирования были не леса в глубоком тылу врага, а базы на своей территории. Фактически они представляли собой не партизанские отряды в классическом понимании, а разведывательно-диверсионные подразделения, обычно численностью до двух рот.

Просачивание большого подразделения через линию фронта по пересеченной местности представляло трудную задачу, но, например, отряд «Полярник» практически всегда успешно справлялся с этим. Для достижения зоны боевых действий отряд преодолевал пешим маршем от 200 до 400 км. Рейд рассчитывался на 40–50 суток, так что все продовольствие, вооружение, взрывчатку и средства подрыва бойцы несли на себе, а это составляло 50–55 кг на каждого в начальном этапе пути. В вещмешке каждого партизана-диверсанта было по 300–500 штук автоматных патронов, 4 гранаты, 3 бутылки с горючей смесью, термитные шары, тол, веревка, топор, плащ-палатка, котелок. Пополнение по воздуху и эвакуация не предусматривались.

Важно отметить следующий момент: во время войны обе стороны, и СССР и Финляндия, по многим вопросам соблюдали или, по крайней мере, старались соблюдать правовые положения Женевской конвенции 1929 года. Из имеющихся данных следует, что массовых нарушений прав военнопленных в ходе боевых действий не было, хотя, разумеется, военнослужащие обеих армий нарушали иногда «кодекс гуманизма». Наибольшее число нарушений было связано с действиями партизанских отрядов, проводившими операции за линией фронта. Впрочем, было бы неверным утверждать, что только советские партизаны совершали противоправные деяния в отношении военнопленных. Имеющаяся в распоряжении исследователей информация и архивные документы позволяют утверждать, что подобным образом поступали и военнослужащие финской армии[150]. Это в равной степени касается и советских, и финских партизанских отрядов и диверсионных групп.

Так, довольно распространенными были расстрелы пленных, если они не представляли особой ценности в плане получения разведывательной информации, если рейд партизанского отряда или диверсионной группы не посвящен был добыче «языка». Имеются как прямые, так и косвенные доказательства этих фактов, например, данные Военного архива Финляндии (Sota-arkisto) — учетных карточек пропавших без вести солдат и офицеров финской армии.

Есть и другие источники по данному вопросу. Например, протокол допроса, а точнее, рапорт, составленный по дневнику помощника командира по оперативной части партизанского отряда «Красный Партизан» лейтенанта государственной безопасности Новикова (командир отряда — Журих, комиссар — Королев), о расстреле военнопленного Хилтунена Онни[151]:

«Попал в плен раненым… Расстрелян партизанами 18.06.42… Захваченный Хилтунен мною был коротко опрошен. На дороге чего-либо ценного пленный не показал, а так как отряд еще продолжал движение в сторону своего места базирования в тылу противника, то, естественно, его пришлось уничтожить путем расстрела из винтовки „Гек“… После недолгого еще разговора с ним комиссар отряда дал приказание расстрелять пленного»[152].

Остались также протоколы допросов финских военнопленных, в которых нет точных сведений, были ли эти пленные затем расстреляны или нет, но в картотеке учета пропавших без вести в Военном архиве Финляндии указаны приблизительные даты смерти этих военнослужащих. Так, например, в результате атаки партизанского отряда «Красный онежец» на гарнизон в деревне Кимасозеро были захвачены в плен 7 военнослужащих финской армии. В распоряжении исследователей имеются краткие протоколы их допросов. Однако в них допущены ошибки при транскрибировании финских имен, причем эти ошибки не были исправлены. В протоколе допроса, подписанного комиссаром отряда Бесперстовым отмечено, что «при разгроме Кимасозерского гарнизона отрядом „Красный онежец“ были взяты… пленными… ХЕЛЕНГУС СУЛО-ЮХАНУС, КАРЬЯЛАЙHEH УНО-ЭРККИ, ПЕЛТОНЕН ЭМИЛЬ-ИОГАННЕС, СЕНТЕРИЭЙНО-КАЛЛА, ХИИТИ АЛЬБЕРТ, САЛМЕЛА ВИЛЬЕ-ЭРНСТ, МЯКЕЛЯ»[153]. Затем в документах отмечено, что пленные отказались назвать номера, имена командиров и вооружение частей финской армии на этом направлении, мотивируя это своим незнанием. Соответственно, вероятнее всего, с данных пленных не снимали повторных показаний в тылу, когда ситуация позволяла в более спокойной обстановке получить необходимые сведения, сопоставляя их с информацией, полученной из других источников. Кроме того, очевидно, что такую большую группу военнопленных было трудно провести через линию фронта. Но до определенного времени их дальнейшая судьба не была ясна. По финским данным они числились погибшими в бою. Однако новые документы подтвердили предположение, что этим финским солдатам удалось вырваться из окружения и переправиться на другую сторону озера, где они были взяты в плен группой прикрытия партизанского отряда. После допроса финских военнопленных расстреляли «за отказ на допросе давать показания»[154] .

Кроме того, в Государственном архиве общественно-политических движений Карелии (ГАОПДФК) имеются сведения о захвате военнопленных и гражданских лиц, судьбу которых было очень сложно установить. Анализируя обстоятельства, место и время пленения, а также протоколы их допросов, точнее, характер интересующих партизан сведений, можно с большой долей уверенности предположить, что эти военнопленные были также уничтожены партизанами. Так, по всей вероятности, в июле 1943 года вместе со своими семьями были расстреляны житель деревни Хауталамби (губерния Оулу) Хаутаярви[155] Херман и житель хутора Сивола Мяття [156] Вилье Юхо (протоколы их допросов имеются в архиве)[157]. Продолжая поиск документов, касающихся этих случаев, весной 2002 года в Российском государственном архиве социально-политической истории (г. Москва) были обнаружены материалы, подтверждающие наше предположение[158].